Олег Таругин - Если вчера война...
— Ого, подполковник, глобально мыслишь. Знаешь, у меня от твоих милых предложений даже волосы дыбом. А вот насчет физической ликвидации: это ты снова предлагаешь Адольфа к праотцам отправить, что ли? Как в том своем сне?
— Нет, товарищ Берия, как раз Гитлера я предлагаю пока не трогать. Он противник нам более-менее известный и оттого во многом предсказуемый. Да и вызванный его смертью резонанс в мире я лично просчитать не могу. А вот кое-кого из наиболее опасных и талантливых военачальников и финансовых воротил можно и того. Плюс активизация партизанского движения (или маскировка наших операций под действия местных партизан) на оккупированных территориях. Особенно на Балканах: даже в моей истории тамошние соытия несколько задержали начало войны, а уж если помочь местным бойцам оружием и подготовленными людьми... Думаю, это окажется для Адольфа не самым приятным сюрпризом.
— Гм, интересно, мы с товарищами немедленно все это обсудим. Больше ничего не надумал?
— Если только в плане откровенного бреда...
— Выкладывай. А я уж как-нибудь сам решу, бред это или не бред.
Крамарчук с улыбкой кивнул:
— Когда я по вашей просьбе работал с документами по поднятому эсминцу, обратил внимание, что уцелелонесколько крылатых ракет. Кажется, две штуки. Наверняка сейчас их уже разобрали по винтику в какойнибудь закрытой лаборатории ГАУ, но теоретически их еще можно использовать в качестве оружия устрашения. По меркам нынешнего времени КР «Томагавк» — весьма высокоточное оружие, да и местная противовоздушная оборона ему не страшна. Если убедить противника в наличии у нас подобных ракет, а потом положить одну из них в окно здания Оберкомандования, кое-кто, может, и задумается. Хотя мне этот вариант не слишком нравится. Тут главная проблема в том, что у нас нет координат целей в системе GPS и, скорее всего, нет и оборудования для загрузки этих самых координат в систему наведения ракет. Хотя, если подсветить цель, хоть тот же мост или здание, лазером — с этим, думаю, любая из наших разведгрупп справится, — то можно и попытаться. А лазерные целеуказатели среди «трофеев», насколько помню, были.
— «Положить в окно», — ворчливо повторил нарком. — И тем самым подарить немцам для изучения обломки сверхсекретной ракеты? Этому, как ты говорил — «фон Брауну», да?
— Ну, если взрыватель нормально сработает, мы им ничего, кроме мелких фрагментов корпуса и остатков двигателя, не подарим. А вот если она не взорвется. … тогда да, может возникнуть проблема. Хотя, как вариант подстраховки, — заранее удалить все американские маркировки с корпуса и внутренних деталей, гм, или, наоборот, не удалять. С другой стороны, я ведь сказал: Мне этот план очень не нравится. Если фон Браун в начале сорок первого получит практически неповрежденный образец твердотопливной ракеты, то... лучше не стоит и пробовать. А вот на самого Вернера стоит всерьез обратить внимание. Впрочем, я об этом уже писал.
— Ладно, оставим это пока. И за фон Брауна не переживай, им уже занимаются. А за совет спасибо. Подумаем. Насчет игры не волнуйся, товарищ Крамарчук, мы тебя в любом случае прикроем. Но и ты уж постарайся наше доверие оправдать. До свидания. — Берия подал руку.
Наркомат обороны был похож на потревоженный муравейник[7]. Командно-штабная игра шла четвертый день, и четвертый день из кабинета в кабинет, порой буквально сталкиваясь в дверях, перемещались посредники и порученцы «синих» и «красных», держа в руках вороха карт, вводных и прочих документов. По личному указанию Сталина на игру были приглашены все командующие и начальники штабов округов и армий, члены военных советов, начальники академий, руководящий состав Генштаба и даже некоторые члены ЦК и Политбюро, чего ранее не наблюдалось. По окончании КШИ планировалось провести совещание высшего командного состава армии. Хотя большинство присутствующих и не принимали в игре прямого участия, они имели возможность, как на шахматном турнире, наблюдать за ходом событий из специально оборудованного зала.
Сегодня в наркомат приехал сам Сталин в сопровождении наркомвнудела. Сначала он посетил штаб «синих», пообщавшись с генерал-майором Василевским, а затем больше часа, медленной походкой из угла в угол прохаживался по кабинету, где располагался штаб «красных».
Первое время всех входящих в кабинет порученцев и посредников брала оторопь при виде Вождя, о прибытии которого они и понятия не имели, но со временем работа взяла верх над чувствами, и порой казалось, что на Сталина никто и вовсе не обращает внимания. Ситуация у «красных» была критической, поскольку после первых наступательных действий со стороны штаба Василевского группа войск под командованием Жукова оказалась в полном окружении.
Более всего Георгия Константиновича выводило из себя то, что условия уже в начале игры были созданы неравные: «синие» имели качественный перевес в мотопехоте и авиации. Кроме того, по мнению Жукова, посредники явно подыгрывали «синим». Ну как можно объяснить, что при вылетах авиации максимальные потери несла именно его сторона? И что еще в первый день, по данным тех же посредников, он потерял на земле порядка шестидесяти процентов самолетов? Плюс эта история с танковыми резервами, чуть не заставившая его сорваться. И невозможность — опять же по решению посредников! — пехоты и артиллерии «красных» длительное время удерживать противника на рубежах обороны.
У противника же была весьма эффективная и стремительная тактика. Будь на стороне «синих» он сам, то действовал бы аналогично, ведь именно подобную методу ведения наступательных операций он в последние годы и пытался внедрить в войсках. Но сейчас его били его же приемом, и все попытки стабилизировать ситуацию, в лучшем случае, приводили лишь к полному окружению его войск.
Когда в кабинет принесли очередную сводку о действиях противника, где в череде потерь кричаще выделялась информация о почти что семидесятипроцентной потере авиаполка, брошенного на прикрытие обороны на северо — востоке, Жуков, забыв о присутствии в кабинете Сталина, вызверился на генерал-лейтенанта авиации Рычагова:
— Павел Васильевич! Смотрите! От вашей авиационной поддержки нет никакого толку. Напрягите свой штаб или сами как-то воздействуйте на ситуацию.
Рычагов уже был готов ответить, но его неожиданно прервал Сталин:
— А почему, товарищ Жуков, вы считаете, что противник побеждает вас в воздухе несправедливо? Я думаю, что здесь не скрывается никакой ошибки. И в работе посредников, и в подсчете очков... не в вашу пока что пользу, да. Давайте спросим у товарища Крамарчука, почему он решил, что в данной ситуации полк понес такие потери?..
Юрия в штаб «красных» вызвали, как только туда прибыл Сталин. Все четыре дня учений он провел в кабинете посредников, где быстро сработался с комсоставом штаба, а за советы, которые он давал опытным военным, вроде бы даже заслужил уважение. По крайней мере, к его вводным стали прислушиваться. Это немного льстило, ведь в первый день, когда он только переступил порог кабинета и его представили как специалиста по военной тактике, генералы и полковники, многие с боевыми орденами, отнеслись к нему как к канцелярской крысе, к тому же одетой в китель со знаками различия капитана ГБ.
Но уже в период подготовки к началу первого дня КШИ он удивил всех, включив в план для предоставления командующему информацию по топографии местности, метеоусловиям в районе боевых действийоценке морально-психологического состояния личноо состава, причем не только своих сил, но и противника, и состоянию транспортной инфраструктуры. На вопросы, возникавшие у коллег-посредников, Юрий давал краткие и четкие разъяснения. Вот и сейчас все обратили взгляды именно на него. Даже операторы, которые неотрывно корпели над картами, нанося оперативную обстановку, на секунду оторвались от планшетов и посмотрели в его сторону. Всем хотелось взглянуть на человека, фамилия которого уже четвертый день упоминалась Жуковым в самых нелестных выражениях.
— Я считаю, товарищ Сталин, что...
Иосиф Виссарионович махнул рукой, останавливая подполковника:
— Вам, товарищ Крамарчук, стоит это объяснить не мне, а товарищу Жукову и товарищу Рычагову. Я уже сделал надлежащие выводы. Прошу вас, не стесняйтесь. Докладывайте свои соображения.
Крамарчук с облегчением выдохнул и обратился к летчику:
— Вот скажите, Павел Васильевич, какие основные составляющие ведения воздушного боя?
— Скорость, боевой порядок, слетанность группы, тактические приемы.
— Спасибо. А скажите, что происходит с самолетом при потере скорости? — взглянув на Рычагова, задал Крамарчук следующий вопрос.
— В штопор сваливается или теряет маневренность, не может догнать противника, выбивается из строя группы.
