Евгений Красницкий - Бабы строем не воюют
А Верка-то словно мои мысли прочитала…»
От этих раздумий Арину отвлекла Вея.
– Про вашу Добродею мне много рассказывали, только я и другое слышала, – подмигнула она Верке. – Говорят, ты вместо нее однажды…
– А-а, да, было дело… Ой, да ну ее, от греха подальше! – Верка отставила кружку, утвердила локти на столе, подперла кулаками подбородок и приподняла брови в изумлении. – Знаете, бабоньки, вспоминаю и сама себе не верю. Чтобы я да с Варькой заодно? А ведь случилось же! Чудны дела твои, Господи!
– С Варварой? С той самой, которая на меня тогда у лавки?.. – Арина удивилась не меньше рассказчицы. – Ты же говорила вроде, что вы с ней не ладите?
– Ну «не ладим» – это ты ласково. Мы с ней, чтоб ты знала, друг дружку терпеть не можем, чуть не с детства… есть за что. Только в тот раз я ее от души поддержала, да. И не жалею.
– Да что случилось-то, Вер? – нетерпеливо спросила Анна. – Хватит уж туману напускать, говори, коли начала.
Все так же не снимая подбородка с кулаков, Верка повела глазами по сторонам, убедилась, что ее готовы слушать, и приступила:
– Значит, так… Как-то раз иду я это по проулку… Как раз к колодцу и шла…
История эта потрясла тогда все село; правда, бурные события, связанные с разорением Куньего городища и восстановлением Корнеева сотничества, сначала заслонили ее, а потом и вовсе заставили забыть. И сейчас Верка, довольная, что представился случай напомнить о своем участии в таком необычном деле, с наслаждением просветила новых благодарных слушателей. Тогда она и предположить не могла, что обычное ее любопытство и неугомонность приведут к хоть и временному, но перемирию с Варварой.
Когда Говоруха издалека увидела, как язва-Варька в дальнем конце проулка проворно ныряет в приоткрытую чужую калитку, то не удержалась и сама свернула вслед за своей извечной соперницей в тот же проулок, где ей, правду сказать, совершенно нечего было делать. Единственное, что пришло ей тогда на ум: Варька Чумиха, известная проныра, узрела что-то столь любопытное, что рискнула тайком пробраться на чужую усадьбу, подслушивать или подглядывать. А зачем иначе в дальнюю калитку тишком лезет, а не в ворота, как все добрые люди ходят? Оно бы ей и ближе от своей усадьбы, между прочим…
Упустить представившийся случай Верка никак не могла. Во-первых, коли Варька туда поперлась вот так внаглую, стало быть, и впрямь что-то эдакое происходит; а во-вторых, воспользовавшись этим, можно и самой узнать-подслушать что-то новенькое, и вечную соперницу уесть и ославить – мол, вот же заноза! Нос сует в чужой дом, а она, Верка, и полезла-то едино из чувства справедливости – непотребства какого не допустить…
И правда, еще на подходе Говоруха услышала раскаты замечательного скандала, доносившегося из-за тына, и поднажала. В так и не прикрытую калитку она ворвалась, уже не таясь, с коромыслом аки копьем наперевес в одной руке и ведрами – в другой. И неожиданно обнаружила, что крик и шум доносятся из двух разных мест. Откуда-то из-за дома – голоса здешних баб, а из притулившегося в уголке заднего двора покосившегося сенного сарая – раскатистые Варькины проклятия, да такие, что у иных ратников уши бы в трубочку свернулись. Верка замерла на месте, решая, куда в первую очередь следует метнуться, да тут дверь сарая распахнулась от пинка, и в проеме показался обширный Варькин зад. Чумиха, пыхтя, пятилась и что-то волокла. При этом она, не снижая голоса, продолжала поносить здешних хозяев, с завидной выдумкой применяя все известные ругательства и рожая на ходу новые.
– Вот ведь баба чумовая, – завистливо вздохнула Верка, – это ж надо так уметь! К ее словам даже Корней, бывает, прислушивается! Оно и неудивительно, ей же за двоих ругаться приходится: сам-то Чума, ежели что, почти ничего сказать и не успевает, у него кулак впереди слов летит. Но таких речей я до сих пор от нее и не слыхала, огуляй ее бугай! Сейчас уж всего и не повторю, но Дристогрызихами мы с ней этих дур потом до-о-олгонько у колодца величали! Так и прилипло…
– Ах вот ты про кого! – заулыбалась Вея. – А я-то слышала да дивилась – чего их так…
– Да вот так! А неча… – Тут рассказчица примолкла, перевела дух, налила себе взвару и выпила на этот раз все. Оглянулась на Плаву, показала ей перевернутую вверх дном кружку – дескать, смотри, пустая. Та только рукой махнула:
– Давай дальше! Не томи душу, зараза языкатая!
– Да че ты опять у печки, как сверчок, притулилась? Иди к нам, щас самое интересное расскажу! – Верка приглашающе махнула рукой, подвинулась на скамейке, освобождая место для старшей стряпухи. – Давай-давай, иди сюда, а то на всех оборачиваться – я себе шею отверчу.
«Верка-то специально тянет душу – интерес подогревает. Илья вон тоже мастак, как тогда в дороге-то он меня разговорами развлекал, правда, он-то попутно и сам выспрашивал, будто мимоходом».
Дождавшись, пока Плава нехотя устроится рядом с ней, Верка не стала больше тянуть.
– В общем, повернулась Варька, гляжу, а у нее на руках Палашка, молодуха ихняя, только осенью за младшего сына замуж вышла. Чумиха ее еле держит, того и гляди, уронит. Увидела меня, как рявкнет: «Чего стоишь, помогай!» Я до того обалдела, что подскочила, руки подставила, подхватила с ней на пару. Смотрю, батюшки-светы, а у бабоньки на шее веревка! Ну думаю, довела Варька, щас я ее… А эта корова пыхтит и мои слова с языка снимает: «Ну, я им щас всем… довели бабу!»
Тут уж Верке стало не до того, чтобы старые счеты сводить, – Палашку-то Варька в самый последний момент успела подхватить да веревку обрезать, а то бы не миновать беды. То, что в этой семье старшие снохи изводили младшую почитай с первого дня, все и раньше догадывались. Та вроде и не жаловалась, но разве в селе что-то утаишь от соседей? Правда, того, что дело так далеко зайдет, не ожидали…
Молодуху эту взяли где-то у лесовиков, увозом, но потом, на радость отцу Михаилу, окрестили Пелагеей и родне выкуп заплатили, как положено, никто в обиде не остался. Уж из каких соображений исходил при этом глава семьи – неведомо, но женам старших сыновей, как нарочно – всем ратнинским, да еще и родне между собой, такой выбор пришелся не по нутру: они прочили и младшему брату пристроить в жены какую-то свою девку. Вот и принялись вымещать свое разочарование от несбывшихся надежд на несчастной Палашке.
А уж коли бабье кого допечь возьмется, то и рукоприкладства не понадобится, одними языками справятся. Дело же усугубилось тем, что свекровь, хоть и не старая, померла в поветрие, а жена старшего сына, принявшая на себя обязанности большухи, еще молодая да не шибко разумная, сама остальных баб и подзуживала. Как выяснилось позже, в то утро именно Палашку угораздило поставить горшок со сметаной на плохо державшуюся и давно требующую приведения в порядок полку в погребе, когда той пришло время упасть. Полка сорвалась со стены и рухнула вместе со всем, что на ней стояло. Крынки и туеса посыпались вниз, и убыток получился немаленький. Набежавшие снохи всем скопом накинулись на молодуху, которую и без того привыкли во всем виноватить. Неизвестно, что там они ей наговорили-напророчили, но бедолага, заливаясь слезами, кинулась в сарай, вешаться.
Бабы к тому времени уже переключились на брань друг с другом, так как, по-хорошему если, та полка давно укрепления требовала, но прошлепали и хозяйки, и хозяева, вот и выясняли теперь, кто в убытке больше виновен. Про Палашку и забыли в суете. И коли бы не Варькина привычка из-за тына не только подслушивать, но и подглядывать, случилась бы непоправимая беда. Как уж она догадалась, что дело плохо, и сама, наверное, не смогла бы пояснить. Догадалась – и ладно. Потому и ринулась на чужой двор: щеколду на калитке ножом через щелочку поддела и прямиком в сарай, следом за прошедшей туда белой как полотно и заплаканной молодухой. Пока с калиткой возилась, едва успела – та уже и веревку привязала, и на чурбачок влезла. Вот Варвара и подхватила ее в самый последний момент, да обрезала петлю – благо нож у каждой бабы на поясе завсегда найдется.
– Нашли себе забаву – молодку изводить! – Верка и сейчас заходилась от возмущения. – А она мало того что робкая, так и муж у нее тюха тюхой, бабам в рот смотрит да поддакивает, жару поддает. Довели Палашку до греха… Ох, мы ж с Варькой на пару там душу-то отвели!.. – Верка с плотоядным видом потерла руки, потом мечтательно закатила глаза. – Как мы орали!!!
– Да как же так? – перебила рассказчицу Арина. – Ну понимаю – свекровь заест, все они по первости невесток строжат, а тут снохи… Неужто сами не были на ее месте?
– Были, конечно, – вмешалась Ульяна. – Да тут, вишь, почуяли слабину… Бабы если защищаются, то каждая наособицу, а вот нападают – стаей. И коли в такую стаю собьются – беда. Любого заклюют.
«Ну да – стаей… Андрея-то тоже вот так, стаей травили. И ведь не все из них, наверное, злые и безжалостные, а в стае как будто разум теряют».
