Корсары Николая Первого - Михеев Михаил Александрович
Надо сказать, у шведов не было информации о том, что случилось с английской и французской эскадрами. А потому они искренне считали, что никто им сопротивления оказать не сможет. Они и такие серьезные корабли-то отправили лишь потому, что ничего более подходящего под рукой не оказалось. Все же шведский флот, равно как и сама Швеция, переживал не лучшие времена.
Что же, сведения радовали. Хотя бы тем, что встреча с другими скандинавскими хамами им не грозила. «Карл» с его пустыми трюмами неплохо подходил для временного размещения пленных и доставки их на какой-нибудь остров. Ну, или безлюдный участок берега. Правильнее было бы их всех утопить, но рука не поднималась. А к берегу все равно идти было надо – корабли после боя требовали серьезного ремонта, и проще сделать это в какой-нибудь защищенной бухте, не опасаясь внезапно налетевшего шторма.
Ремонт затянулся почти на неделю, хотя делали его всем миром. Как ни странно, наиболее тяжело продвигалось не восстановление кормы шлюпа – там повреждения были обширные, но каких-либо специфических материалов и навыков не требовавшие. Подобное, хоть и в меньших масштабах, делали уже не раз, и соответствующий опыт имелся. А вот с «Карлом», переименованным в «Вице-адмирал Бойль» (Верховцев осмеливался надеяться, что Роман Платонович на подобную вольность не обидится) дела обстояли так себе. Хотя бы потому, что на место испытывающего серьезные нагрузки бушприта первое попавшееся кривое бревно не поставишь. И хотя Россия по праву считалась родиной лучших в мире плотников, да и работали все с полной отдачей, времени ремонт занял непозволительно много, да и результат вышел так себе.
Нет, выдержать-то новый бушприт, возможно, и выдержит, но вот веры ему не будет. А как ходить в море без веры в свой корабль? Да и с «Мирандой» дело обстояло так себе. Лес для строительства и ремонта кораблей выдерживался в сушильнях не годами даже – десятилетиями. И если сравнительно небольшие пробоины можно было без вреда для прочности корпуса заделать и обычными досками, то развороченная корма требовала уже масштабного вмешательства.
Само плавание, пускай даже придется встретить небольшой шторм, и линкор, и шлюп выдержат, в этом плотники клялись и божились. Но вот как они поведут себя после нескольких месяцев в море? А потом еще и в бою? Может, даже не заметят ударов ядер и резких перекладок курса, а может, и наоборот. Непредсказуемо, а значит, и доверия им нет. Корабли требовалось загнать в нормальный порт, имеющий хорошие верфи и штат профессиональных корабелов, а до того участие в серьезном деле им было категорически противопоказано.
Беда только, что в порт эскадре Верховцева в ближайшее время не попасть. Возвращаться в Архангельск – загубить на корню саму возможность рейда. Зимой вырваться из этих вод не получится, а следующей весной британцы подгонят сюда полнокровную эскадру и намертво заблокируют выход из Белого моря. Русская эскадра была грозной здесь и сейчас, но против десятка линейных кораблей – а британцы могут пригнать и больше – потуги Верховцева будут смотреться откровенно жалко.
Вот и получается: в Архангельск идти смысла нет, а остальные порты, та же Балтика или Черное море, заблокированы уже давненько, причем наглухо. Союзников у Империи нет. Дальний Восток? Так туда не один месяц добираться, а морские пути контролируют британцы. Да и, будем говорить откровенно, на задворках Империи с верфями дела обстоят не то чтобы здорово. Словом, полет фантазии на тему «Ах, как мы сейчас выйдем на коммуникации да нагадим врагу в самую душу!» разбился о суровую прозу жизни.
Александр уже думал и впрямь отправить в Архангельск трофейный линкор, но, после очередного военного совета, завершившегося изрядным уроном запасам спиртного, у них все же родилась идея. Если нельзя найти место для ремонта в Европе, то почему бы не поискать его за океаном?
Звучало это бредово, но только на первый взгляд. Да, Атлантика велика, но пересечь ее по прямой занимает намного меньше времени, чем выписывать зигзаги вокруг континентов. Да, в море нет прямых дорог, велика роль ветров и течений, но все равно этот путь короче. Британцы его уже давненько не считают чем-то особенным. Для них это не каботаж, разумеется, но и особого внимания такое плавание не заслуживает. Русские… Ну, нечасто они ходят в Америку, но здесь и сейчас имелось аж четверо штурманов, трое из которых уже бывали в таких рейсах. Курс проложить смогут, и сделают это вполне грамотно.
Там, конечно, тоже не сахар, однако же янки известны своей беспринципностью. Плевать им, кто, где и за что воюет. Заплатишь – и они обеспечат тебе ремонт, продовольствие… Да все, что нужно. Работать они умеют, стоит признать, а деньги… Этого в корабельных кассах пока хватало.
Оставался вопрос с экипажами, но тут идею внезапно подкинул Матвеев. Как и положено купцу, человеком он был наблюдательным и во взаимоотношениях между людьми разбирался неплохо. Вот и предложил набрать в экипажи… норвежцев. И идея эта повергла остальных в состояние, близкое к шоковому.
Предложение купца (хотя какой он купец, одних стволов за ярко-красным кушаком, перетягивающим трофейный французский мундир со споротыми погонами, столько, что одним видом можно распугать средних размеров банду) все сначала восприняли с недоумением. Шведов бьем – и шведов же нанимать? Но, как пояснил Матвеев, у норвежцев свое мнение о том, кто они такие. И сделать козью морду шведам весьма даже не против. Тем более на корабле, ранее носившем такое название. Хотя государство формально одно, это не значит, что все этому рады [94].
Что же, идея выглядела как минимум интересно, тем более что норвежцы в подавляющем большинстве неплохие моряки, да и народ храбрый. Так что – почему нет? Главное, брать понемногу. Второй идеей Матвеева было нанять людей еще и за океаном. Не янки – те народ ненадежный, но где-нибудь на юге, в местах, колонизированных в основном испанцами да португальцами, попутно изрядно смешавшимися с аборигенами – почему нет? Да и в южных штатах, говорят, народ вменяемый, с ними можно иметь дело. Идею горячо поддержал Диего, который хоть и говорил теперь по-русски лучше самого Александра, был совсем не прочь увеличить количество соотечественников в экипаже. Словом, мысль обсудили, долго мусолили, а потом вынесли осторожный вердикт – попробовать.
Оставался последний вопрос: кому стоять на мостике нового корабля? С одной стороны, если следовать правилам, он должен был стать флагманом эскадры. Как ни крути, линейный корабль с очень приличным вооружением. Даже учитывая, что по сравнению с другими линкорами он смотрелся весьма скромно [95], все равно по мощи среди всего, что имелось под рукой, он был вне конкуренции.
Но, с другой стороны, Верховцеву совершенно не хотелось менять пускай скромную, но ставшую привычной до последней щели в досках «Миранду» на совершенно незнакомый корабль. Плюс к тому, он успел почувствовать, какие преимущества в бою и в скорости, и в маневренности дает паровая машина. Не-ет, идея перенести флаг на «Адмирала» ему не нравилась совершенно.
Впрочем, решить удалось и ее. Диего, как и многие южные люди, падкий на статус, тут оказался как нельзя кстати. Он ведь и с русскими остался в том числе потому, что почувствовал шанс вырваться из состояния, настоящему идальго не соответствовавшего. Прямо как многие служившие в русской армии поляки, один в один [96].
Ну и потом, больше всего опыта службы на крупных кораблях было как раз у Диего, этого оспорить ни у кого не получилось бы при всем желании. Опыт командования боевым кораблем теперь у испанца тоже имелся. Причем и в походе, и собственно в бою. Более чем серьезный аргумент, и потому не потребовалось даже волевого решения командующего эскадрой. Совет капитанов, так в шутку называлось теперь их стихийно образовавшееся собрание (то, что Сафин и Гребешков капитанами не были, никого не смущало), утвердил Диего командиром линкора, не особенно раздумывая.
