Экспедиционный корпус (СИ) - Лопатин Георгий

— Что?! Мало того, что евреи всюду сядут, так еще и прочие инородцы нас оттеснять станут?! — раздался чей-то возмущенный крик души.

— Ну да… Как вы уже убедились, с фантазией у социалистов все в порядке, то армию отменят, то воров вам в социально близкие записывают, так что будьте уверены, что-нибудь да придумают особенно после того, как кокаином закинутся.

— Да пошли они к чертовой матери со своими придумками! — воскликнул один из солдат и его поддержали согласными выкриками остальные.

Климов же в этот момент подумал о том, что он вправил мозги лишь небольшой кучке бойцов, они в свою очередь смогут вправить еще какой-то части сослуживцев, но общей погоды это не сделает даже в батальоне, а значит надо вести контрпропаганду на более широком уровне через свои листовки с брошюрками, чтобы охватить всю бригаду.

«Более того, не стоит ограничиваться лишь критикой с расписываем всех тех глупостей что предлагают революционеры, надо им предложить альтернативу, — понял он. — Что ж, значит придется создать свою партию на которую завязать весь контингент бригады, а потом и всей дивизии, превращая ее из просто военной в военно-политическую силу…»

Оставалось лишь порадоваться, что у того печатного станка, что он собирался умыкнуть по наводке Елены Извольской есть набор русской литеры, а значит поработать придется сразу на два информационных фронта.

Глава 20

55

Пятого августа Климова вызвали в штаб полка.

— Михаил Антонович, вы ведь вроде хорошо знаете немецкий язык? — спросил его комполка Нечволодов.

— Смею надеяться, что неплохо, господин полковник.

— Это замечательно, — фальшиво улыбнулся командир первого полка. — Ваше знание немецкого нам очень необходимо для планируемого дела.

— Осмелюсь спросить: какого?

— Дело в том, что пленные, захваченные во вражеских позициях многое могут не сказать или сознательно исказить информацию, а то и откровенно соврать…

«Ну да, времена сейчас благородные, особенно в нашем исполнении, — мысленно усмехнулся Михаил. — Пленного при допросе пальцем не тронь. По сути все что скажет пленник лишь его добрая воля. Не то что наши времена, когда пленных подвергают экспрессдопросу с физическим воздействием…»

— Понимаю. И?

— Вам надлежит подобраться к окопам противника для проведения суточной разведки и слушать все, что говорят немцы в окопах. В разговорах между собой они сдерживаться не станут и можно узнать много интересного хотя бы на уровне слухов, что уже проверит по своим каналам французская разведка.

— Ясно, господин полковник.

— Французы обещают, что всю следующую неделю дождей не будет…

— И то радость…

Но просто так взять и пойти в разведку конечно нельзя. Для начала собственно еще нужно разведать подходящее для лежки место. Хорошо изрытое воронками пространство и при этом оно должно быть недалеко от офицерского убежища.

Затягивать Климов с выходом не стал и в ночь с пятого на шестое с тремя своими людьми «прогулялся» до вражеских позиций. И надо же, в первый же выход удалось найти подходящее для лежки место. Глубоченная воронка от чемодана всего в пяти метрах от траншеи.

Правда, чтобы до него добраться, пришлось немного поработать кусачками срезая нижний уровень колючки, очень уж тут плотно проволоку натянули. Главное же обстоятельство заключалось в том, что опасности вылазки со стороны противника на данном участке практически нет. Дело в том, что немцы густо натянули проволоку над собственным окопом на довольно значительном протяжении. Этот говорит о том, что в укрытой таким образом траншее находится вход в убежище для офицеров.

В разведку шли налегке, так что пришлось вернуться и готовиться непосредственно к долгой лежке. А это значит взять с собой несколько фляжек с водой и еды.

Пошли правда не в следующую ночь, а только через двое суток, непосредственно перед выходом как следует отоспавшись. Ну и пришлось соблюдать диету, чтобы не выдать себя непроизвольными физиологическими реакциями.

— Свежих фруктов не жрать, особенно яблоки, — инструктировал Климов будущего напарника.

Он решил взять с собой лишь одного человека. Больше собственно и не нужно.

— Почему вашбродь?

— Пердежа с них много. Так что лучше ешь морковку. Так же никакого гороха.

Тут уже пояснений никому не потребовалось.

Пернуть-то при некоторой сноровке можно и тихо, хоть и не всегда, но вот вонизм может их выдать не хуже громкого «выстрела», при условии конечно неблагоприятного ветра.

Добрались без приключений, разложили припасы, отрыли ямку для естественных надобностей, но лучше конечно обойтись без этого, потому Климов вспомнив все что касается диеты взял в качестве питания то, что не должно вызвать охоты сходить в сортир по-большому.

Добравшись до воронки и устроив лежку, замаскировавшись от случайного обнаружения с воздуха небольшой сетью с землянистого цвета лентами, Климов тут же завались спать, в попытке урвать несколько часов, оставив на бдении напарника, что должен был растолкать командира в случае появления немцев в зоне слышимости. День обещал быть длинным и до крайности нервозным.

Климов проснулся сам с некоторым удивлением осознав, что смог-таки уснуть и проспать не меньше часа. Напарник бдел. Климов сходил по-маленькому и попив воды, махнул солдату рукой, дескать можешь отдыхать, а сам обратился в слух, тем более что движение по окопу как по заказу началось довольно интенсивным.

Как и у французов немцы доставляли завтрак солдатам еще затемно, при этом офицерам еду доставляли отдельно, отдельные же команды супоносов из личных слуг-денщиков, дабы обычные разносчики не плюнули им в еду.

Русские офицеры, кстати, по крайней мере здесь во Франции, питались хоть и отдельно, но все же тем же, что и обычные солдаты. Если и жрали что-то иное в дополнение к общему рациону, то втихую в убежищах, а не на виду у солдат.

Впрочем, немецкие офицеры тоже лишний раз старались своих солдат не бесить, запиванием куска шницеля дорогим вином, в то время как их подчиненные поглощали какую-то разваренную баланду запивая ее суррогатным кофе, а потому жрали в своих блиндажах. Но сидеть в провонявшем не пойми чем укрытии все время невозможно, в сортир опять же хочется, так что они выползали на свежий воздух, где их пробивало на поговорить.

Климов весь обратился в слух. Кроме того в помощь ему имелось устройство под названием «слуховая труба» — воронка метровой длины, но она по большому счету не требовалась, офицеры разговаривали громко, а не шептались.

Но это тоже объяснимо. Такая привычка на передовой вырабатывается даже не в силу того, что приходится общаться с большой толпой солдат в которой каждый должен услышать офицера, но еще и в силу ослабления слуха у части комсостава из-за контузий от близких разрывов снарядов. Так что говорить громко стало своего рода хорошим тоном, чтобы тебя точно услышал собеседник не интересуясь каждый раз, хорошо ли он слышит словно намекая на неполноценность собеседника.

Но, к несчастью, в этот раз, ничего интересного Михаил не услышал. По всему выходило, что офицеры давно обсудили все важные новости и сейчас просто трепались ни о чем, кто кого обыграл, кто кому сколько должен, жаловались друг другу на задержку почты, и так далее и тому подобное. Даже не обсудили дела в районе Соммы.

«Обеденный перерыв» так же не принес никаких новостей. Климов думал, что это выход обернется пустышкой и придется его повторить через несколько дней, как после ужина, один из офицеров поинтересовался:

— Курт, когда эти свинские собаки наконец закончат копать?

Кого имел ввиду немец понять несложно. Давно было известно, что на строительных работах используется труд русских военнопленных. Их захватили многие десятки тысяч еще в первый год войны.

Климов же обратился в слух.