Вячеслав Шпаковский - «Умрем же под Москвой!» Свастика над Кремлем
– Запускайте паты! – крикнул командир бронепоезда начальнику ПВО, и тот, глядя на схему, висевшую на стене боевой рубки, начал нажимать кнопки запуска реактивных снарядов «парашют и трос».
Немецкие пилоты так и не поняли, что это за новый вид оружия использует против них команда уходящего бронепоезда, как не увидели в воздухе и тонких металлических тросов, спускающихся вниз на парашютах вдоль всего железнодорожного полотна. Зато многие увидели, как от винта пикирующей на русских «штуки» вдруг почему-то полетели обломки, а сама она, так и не выйдя из пике, ударилась о рельсы прямо позади последней контрольной площадки и тут же взорвалась страшным облаком дыма и огня. Затем из пике не вышел другой самолет и тоже взорвался, ударившись о расстилавшийся под ним лес. Затем огненные трассы с бронепоезда уперлись в третий самолет. Он задымил, пошел на снижение и тоже взорвался, угодив в деревянную русскую избу. Четвертому самолету снаряд из «пом-пома» оторвал консоль крыла, и тот едва не свалился в штопор, что на столь малой высоте было бы равносильно смертному приговору. Хорошо, что их пилот успел все же выправиться, однако ни о каком продолжении атаки нельзя уже было и думать. Немецкие самолеты повернули назад, и тут уже на подходе к родному аэродрому их перехватили непонятно откуда взявшиеся самолеты с красными звездами на крыльях и фюзеляже, которые почему-то были вписаны в белые круги. Пилоты русских самолетов атаковали со снижением и, ведя шквальный огонь из пушек и пулеметов, сбили все возвращавшиеся «штуки», кроме одной, и тут же улетели, сбросив на поле немецкого аэродрома пустые подвесные баки для топлива.
– По-моему, это американские самолеты «Аэрокобра», – заметил один из пилотов, наблюдавших за этим боем с земли. – Они больше наших «мессеров», тихоходнее, но зато у них превосходное вооружение – можно сказать, целый арсенал, и их трудно сбивать, даже если ты в них попадаешь…
– Интересно, почему? – спросил его другой, совсем еще молодой летчик, прибывший на аэродром с последним пополнением. – У них что, такая толстая броня сзади?
– Да не броня, а двигатель у них сзади! – ответил ему пилот, уже сталкивавшийся с этим типом самолета в небе над Англией. – Броня у него спереди, и еще там одна пушка и шесть пулеметов. И это все будет палить по тебе, Буби[7], – сказал он и побежал к только что приземлившейся, но при этом перевернувшейся «штуке», пилот которой был или ранен, или же просто не справился с управлением от волнения и усталости.
* * *В конце концов город Пенза был все-таки взят немецкими войсками точно так же, как и многие другие города Советского Союза, не имевшие важного стратегического значения и находившиеся в непосредственной полосе их наступления. Войска РККА, прикрывавшие его на флангах, отошли, а народное ополчение большей частью рассеялось кто куда, а частью влилось в состав регулярной армии и теперь отступало вместе с ней. Танки Гудериана были тут же перенацелены на Саратов, но, продвигаясь в его направлении, неожиданно были контратакованы советскими танками Т-34 в районе Петровска. 2-я танковая армия была здесь остановлена на два дня и понесла серьезные потери. Превосходство в силах удалось восстановить только на следующий день с подходом 18-й танковой дивизии, но время опять-таки было упущено, а все уцелевшие советские танки в ту же ночь благополучно отошли.
Гудериан продолжил свое движение на юг и вышел к Саратову утром 2 июля, перерезав железную дорогу, по которой туда с западного направления один за другим отходили эшелоны с эвакуируемым оборудованием, беженцами и ранеными бойцами Красной Армии. Город показался ему хорошо защищенным, поэтому при всей своей строптивости на сей раз Гудериан решил подчиниться приказу из Растенбурга и город не штурмовать, а взять его в кольцо, подвергая массированным ударам своей авиации. Больше всего его волновало сейчас положение с матчастью вверенных ему танков. С момента наступления 24 мая они покрыли уже больше пятисот миль, что при отсутствии в СССР дорог как таковых определило очень высокий процент машин, вышедших из строя из-за чисто технических неполадок. Боевые потери были намного меньше не боевых! Такое просто не укладывалось у него в голове, однако по всем докладам его командиров выходило именно так. Причем докладывать об этом фюреру Гудериан даже как-то стеснялся, хотя и непрерывно требовал себе все новых и новых запасных частей и специалистов по ремонту танков. Ему казалось унизительным, что он не может обеспечить продвижение своих танков в тактически не слишком сложной обстановке без столь немыслимых до этого потерь и все из-за каких-то там засорившихся фильтров, вышедших из строя клапанов, бензонасосов и истершихся до предела гусеничных траков. В «Вольфшанце» такие вещи на картах продвижения германских войск вперед, естественно, не отображались, поэтому все они показывали, что на Восточном фронте все идет хорошо!
Между тем Красная Армия продолжала отходить к Волге, а ее части сохраняли свою боеспособность. Она отказывалась сдаваться в плен, как это было всего лишь год назад, практически ничего за собой не оставляла, а ее бойцы, даже окруженные, не теряли психологической устойчивости и почти всегда находили возможность разорвать не слишком плотное кольцо окружения и выйти к своим. Было очевидно, что немецкие линии на земле были слишком растянуты, Люфтваффе слишком рассредоточены, чтобы наносить русским эффективные массированные удары, а превосходство их в воздухе держалось в основном лишь на искусстве германских пилотов, но никак не численности боеготовых боевых машин. Что касается коммуникаций, проблем с ними стало еще больше, чем в прошлом году. Использовать железнодорожные маршруты было крайне сложно, а автомобильные перевозки осуществлялись с большим трудом.
Тем не менее германское наступление продолжалось и перешло в новую фазу. Части 1-й танковой армии Клейста, двигаясь по левому берегу Дона, 6 июля вышли к Сталинграду, и Жуков, опасавшийся в этом районе нового котла, приказал всем находившимся здесь советским армиям спешно отходить на юг и юго-восток. Вслед за отступавшими советскими войсками двигались части 17-й армии, а также итальянские, румынские и венгерские войска. 8 июля танки Гудериана подошли к пригородам Сталинграда с севера и завязали ожесточенные бои с частями Красной Армии и народным ополчением в районе Сталинградского тракторного завода. Несмотря на это, там все равно продолжали выпускать танки, которые теперь даже не успевали покрасить и которые так прямо с нанесенными на них мелом техническими отметками выезжали из цехов драться с фашистами!
Настроение в Ставке фюрера царило даже более чем оптимистическое. Еще бы! Роммель наконец-то разбил англичан в Египте, успехи японцев были также очевидны, на Восточном фронте германские войска находились на линии Горький – Саранск – Саратов – Сталинград. Отдельные «недоделки» в результатах этой операции в расчет не принимались. Так, на севере все еще держался Ленинград, причем было заметно, что положение Северной столицы весной и летом 1942 года даже упрочилось. Южнее 9-я и 3-я танковые армии готовились к заключительному штурму Ярославля, который, несмотря на все заявления и уверения, все еще так и не был до конца взят, а на центральном участке 6-я армия вела упорные бои за Саратов, но пока не сумела продвинуться ни на шаг. Тем не менее фюрер посчитал итог операции в районе «Волжской дуги» настолько успешным, что тут же отдал приказ всем армиям группы «Юг» сразу же после взятия Ростова-на-Дону 27 июля начать немедленно наступать на Кавказ!
* * *Старший лейтенант Петр Иосифович Скворцовский после своего выздоровления был оставлен в Пензе, где занимался тем, что готовил пополнение для фронта, а когда фронт подошел к городу вплотную, был назначен офицером связи в штаб начальника его обороны. Назначение было очень важным, поскольку телефонная связь действовала из рук вон плохо, а радиостанций не хватало даже для регулярной армии. Приходилось с утра до поздней ночи ездить на «Виллисе» по позициям, заводам и складам, передавать приказы, ругаться, требовать, угрожать – одним словом, служить руками своего штабного руководства, сидевшего в красивом доме на высокой горе. Ему дали девушку-радистку грузинской национальности – недоучившуюся студентку Тбилисского университета с красивым именем Нанава и совершенно непроизносимой фамилией Жопуа и шофера-пулеметчика – украинца Остапа по фамилии Невздайминога. Получилась маленькая интернациональная часть, в которой все очень быстро сдружились и делали свою работу очень быстро и ответственно.
Сейчас он должен был проверить степень готовности к взрыву корпусов завода имени Фрунзе, куда он и выехал прямо с линии обороны, где только что был получен приказ отходить. По наседающей немецкой пехоте были выпущены последние реактивные снаряды, которые в траншеях уже укладывали просто на листы шифера, так как все установки для их запуска, которые буквально на днях привезли с завода, были взорваны, чтобы они не достались врагу. Еще остававшиеся в окопах бойцы ополчения быстренько разбегались кто куда. Автотранспорта не было, и люди группами и поодиночке стремились пройти через весь город, чтобы успеть перейти к своим через пока еще не взорванные мосты. Другие, посчитавшие, что все, на сегодня с них хватит, бросали оружие и растекались по домам, где прятались в погреба и подвалы, где ожидавшие их семьи уже и не чаяли увидеть их в живых.
