Дмитрий Дашко - Штрафники 2017. Мы будем на этой войне
Гусев тяжело вздохнул и сказал:
– Обидно. Умирать всегда страшно, ты не хуже меня это знаешь. Сколько мы под этой смертью ходили. Но чтобы вот так, от своих… Ведь ни за что, абсолютно ни за что… Обидно…
– Может, пронесет еще? – с робкой надеждой спросил Чечелев.
Гусев невесело хмыкнул:
– Может быть. Странный ты какой-то, Леха. То уверенно заявляешь о нашем расстреле, то надеешься на чудо, которого точно не произойдет. Такое только в кино бывает да в книгах. А мы попали. И попали всерьез.
– Знаешь, командир, наверное, для тебя это неубедительно прозвучит, но немного преодолеть страх мне помогает вера в Бога. Я верю, что с земной смертью моя жизнь не закончится. Просто она перейдет в другую форму. Я покину это тело без сожалений. Как будто оставлю старую одежду…
– Это нашито тела старые? – перебил его Гусев.
– Ты не понял. Это сравнение. Старикам смерть не менее страшна, чем молодым.
– А что дальше-то? Ну, покинешь ты свое тело. А потом?
– Потом и узнаю. Я верю, что уже не первый раз живу в этом мире. Мне, нынешнему, не дано знать, в какой ипостаси я уже жил ранее, и в этом заключается одна из сторон непостижимости и величия божественного.
Гусев катал желваки, слушая Чечелева. Ему, отрекшемуся от Бога, было не то, чтобы неприятно это слышать, совсем нет. Он чувствовал свою вину за отречение и желал получить прощение. Но простит ли его Бог за сказанное? Хоть Он и милосерден, но если от Него отворачиваются, то кого видят? Дьявола?
– что-то слабо верится, – сказал Павел и тяжело вздохнул.
– Не хочешь – не верь. Дело твое, – тоже вздохнул Леха.
Лютый приник к уху Студента и зашептал:
– Леха, только не обижайся. Ты тут весь такой правильный, просветленный, можно сказать, а ведь скальпы снимал.
– Сатана настолько сильно удерживает всех нас, что любого, желающего освободиться от его хватки, он подвергает еще бóльшим страданиям и ввергает в пучину греха.
– Так это Сатана тебя надоумил скальпы снимать? – опять прошептал Гусев в ухо товарищу.
– Да пошел ты! – возмутился Леха.
– Не психуй, – спокойно ответил Гусев. – Лучше дальше рассказывай. Мне на самом деле интересно.
– Будешь подкалывать, не стану рассказывать, – предупредил Алексей.
– Не буду. Обещаю.
Чечелев начал рассказывать дальше.
Постепенно к ним подтянулись другие сидельцы, устроившись на лавках за длинным столом. А кто-то продолжал лежать на шконках, слушая со своих мест.
Внезапно загремел замок.
В камере мгновенно повисла тишина.
Дверь со скрипом распахнулась. Опять тот же прямоугольник света, и лежащая на нем зловещая тень.
Раздался властный голос:
– Рубцов, Деревянко! На выход!
За Гусевым и Чечелевым приходили еще несколько раз. Их водили все к тому же следователю, знакомили с какими-то документами, они что-то подписывали. Таким образом, скорое следствие закончилось, о чем Самохин и объявил штрафникам, сообщив, что передает дело в суд.
В очередной раз пришли утром.
Их привели в какой-то кабинет на первом этаже, уцелевшем более-менее от обстрелов. В кабинете уже находились трое мужчин в черных судейских мантиях.
Процесс оказался недолгим и формальным. Приговор вынесли тут же, не удаляясь в комнату для совещаний.
Расстрел.
Как их привели в камеру, толком не помнили ни Павел, ни Алексей, настолько подействовала на них неотвратимость предстоящего.
В камере их встретили испуганно-любопытные взгляды. Но как только они увидели лица вошедших – сразу попрятались. Любопытным все стало ясно.
Никто не лез к парням с утешением, так как понимали: глупее этого ничего не придумать. Какое может быть утешение для приговоренных?
А парни так и сидели рядышком на шконке.
Через долгое время гробового молчания Гусев произнес:
– Вот и все…
Никто ему не ответил. Здесь каждый жил своими проблемами и страхами.
За ними пришли ближе к полудню этого же дня.
Прозвучала жесткая и требовательная команда:
– Чечелев, Гусев! На выход!
И Павел, и Алексей не могли найти сил встать. Ноги враз стали ватными.
– На выход, я сказал!
Преодолевая внезапное недомогание, парни, поддерживая друг друга, пошли к дверям.
В коридоре стоял все тот же прапорщик. Он все также привычно расписался в бумагах, поданных молодым лейтенантом в портупее с кобурой.
Солдаты наручниками сковали парням руки, заведя их назад.
Затем под командой лейтенанта повели штрафников из подвала на первый этаж. Этой же дорогой их водили на допрос и в суд, отчего у парней появилась безумная надежда – а вдруг?! А вдруг это еще не конец?! Вдруг приговор отменили?!
Эту робкую надежду уничтожила резкая команда спуститься по лестничному маршу, ведущему в другую часть подвала.
Парни замерли у лестницы. Идти туда не хотелось. Но их прикладами погнали вниз.
В глухом, недлинном – метров десять всего – коридоре на потолке тускло светила пара лампочек: в начале и в конце.
Подталкиваемые прикладами, штрафники шли по этой слепой бетонной кишке, каждой частицей испуганных тел ожидая выстрелов в затылки. Когда они прошли бóльшую часть пути, то в конце увидели очертания деревянных створок.
Это несколько напоминало подсобку какого-нибудь магазина или склада, когда с улицы подъезжает машина, створки распахиваются, а грузчики начинают принимать товар.
Здесь «товар», судя по всему, только выдавали.
А может быть, эти створки вели в рай или ад. Как знать? Об этом могли сказать те, кого вынесли через них. Но они уже никогда ничего не скажут…
Штрафники увидели, что стены и пол тупичка щедро забрызганы подсохшими кровавыми кляксами.
– Как встанете? – спросил лейтенант. – Спиной или повернетесь?
Сделав над собой невероятное усилие, парни развернулись к конвоирам.
– Курить будете?
Штрафники синхронно кивнули.
Один из солдат подкурил две сигареты, сунул их штрафникам в губы.
Дым немного снял напряжение. Павел, обращаясь к Алексею, произнес глухо:
– Без сожаления, говоришь, покинем свои тела? Щас, проверим.
Леха промолчал. Его била крупная дрожь, с которой он никак не мог совладать.
Лейтенант раскрыл картонную папку и громко заговорил:
– Именем Российской Федерации!
Дальнейшее парни слышали, как в тумане. Вся их суть отказывалась верить, что это говорят о них. Казалось, сейчас все закончится, и их отведут обратно. Ведь не бывает же так! Ну, не бывает! Не могут их жизни закончиться вот так. Раз – и все… И нет больше ничего, вообще ничего…
– …тела придать захоронению в безымянных могилах с установлением табличек с соответствующими порядковыми номерами. – Офицер захлопнул папку. – Заряжай!
Солдаты передернули затворы.
Вдруг Гусев вновь очень отчетливо услышал веселый голос Олеси:
– Паша! Ты идешь? Я жду.
Он улыбнулся.
– Цельсь!
Конвоиры приложили карабины к плечам.
– Пли!
Два одиночных выстрела слились почти в один. Тела отбросило к стене, и они мягко осели на пол. Расстрелянные еще агонизировали, когда лейтенант извлек из кобуры пистолет и выстрелил упавшим в головы.
Затем спокойно сунул пистолет в кобуру, вытащил из ушей ватные катыши и проворчал:
– Оглохну тут скоро…
Подумав, обратился к солдату:
– Андрюха, дай закурить. У меня кончились.
– Так это… сигареты для приговоренных.
– Ниче. Не все из них курят, здоровье берегут, наверное, – хмыкнул офицер, делая затяжку. – А если кому-то и не достанется, жаловаться не пойдут. Ну, где эта похоронная команда? Саня, открой створки, позырь, где они. У нас сегодня еще два вывода.
Солдат распахнул створки, высунулся на улицу.
– Едут.
– Давай, снимайте с них наручники, хватайте за руки-ноги. Что стоите, первый раз, что ли? Вытаскивайте на улицу, а там пусть их похоронщики себе грузят. Что стоите-то! Давай!
Лейтенант поднялся по пологому пандусу к распахнутым створкам следом за солдатами, подошел к прапорщику, протянул раскрытую папку и сказал:
– Распишись.
– Да знаю я, – с досадой ответил прапорщик. – Что ты мне каждый раз напоминаешь?
– Положено.
– Покладено! Сколько еще седня?
– Два вывода.
– Понятно, – разом поскучнел прапорщик и распорядился своим бойцам: – Грузите тела, не стойте. Еще два вывода будет.
– Куда вы их возите? Все так же, в воронки? – спросил лейтенант.
– А куда еще? Не на кладбище же. В городе вон что творится. Так что в воронки. Это быстро и без проблем.
– Ну да. Согласен. Табличек, конечно, никаких нет?
– Ты че, лейтенант? Какие таблички? Кто их сделает? У тебя в документах порядковый номер табличек есть? Вот и все. А кто там искать станет, кому это надо?
– И то верно, – согласился офицер. – Когда ж эта война закончится?
– И не говори! – поддержал прапорщик. – Задолбало уже все, сил нет. Ладно, поедем мы.
Видавшая виды «Газель» заурчала мотором, прапорщик сел в кабину рядом с водителем, а четверо солдат из похоронной команды разместились в кузове под рваным от осколков и пуль брезентовым тентом.
