Олег Измеров - Ревизор Империи
— Интересная идея — быть в Союзе, — вздохнул Виктор, — но это действительно даст спокойную жизнь?
— Я понял, о чем вы. У нас многие либеральные интеллигенты запуганы зубатовщиной.
"Зубатовщина… Что это такое? Зубатов — это вроде как из полиции, фамилия‑то какая: Зу — ба — тов. Прям акула империализма. Преследование профсоюзов?"
— Ну, конечно, — продолжал Калганов, — когда один из шефов гостапо берет под свое крылышко создание союзов рабочих и служащих, тут всякое можно подумать. Но уверяю вас: ничего такого. Охранка ставит единственное условие: никакой политики. Можно устраивать стачки, митинги, манифестации, требуя условий труда, зарплату, против увольнений и локаутов. Полиция будет только смотреть, чтобы было все чинно и по закону, как при крестном ходе. Но — ничего против властей, ничего против государя. Из‑за этих профсоюзов Сергея Васильевича несколько раз пытались в отставку отправить, но — государь отстоял.
— Охранка крышует профсоюзы, чтоб с революционерами не спелись?
— Забавное слово — "крышует". Из Хлебникова, верно? Да, что‑то вроде крыши. Поэтому с нами вынуждены считаться заводские хозяева, а вот революционеры злятся. Вы ведь не революционер?
— Только в технике, — улыбнулся Виктор. — Спасибо, я подумаю. Раз власти поддерживают…
"Интересно", думал Виктор, возвращаясь в секретку. "А ведь был шанс у России обойтись без революции — как у Англии, у Франции. Были бы продажные профсоюзы — ну, продажные только правительству, тред — юнионизм вместо большевизма, рабочие, может, власти бы не добились, но всяких мелких удобств, как в Швеции или Финляндии — это точно. Выходит, революцию у нас буржуи сделали? Сами отрезали все выходы, кроме нее?"
Где‑то через полчаса в их "офис" заскочил Брусникин.
— Господин Еремин! — продолжил капитан после штатного "здраствуйте, господа" и "мимо шел, решил проведать". — Просьба разрешить вам ношение оружия направлена курьером на Брянскую.
— Спасибо! Даже не знал, что так быстро. А что там еще из документов надо?
— При этой бумаге — ничего.
— Потрясающе. Тут просто волком выгрызли бюрократизм.
— Ну, у нас тут маленькая Америка, изживаем вечные российские беды. Да, вы, верно, не слышали: в Бежице вообще действует не уездная полиция, а заводская, на содержании Общества. Почти семьдесят полицейских чинов, больше, чем в Брянске, да еще при них сеть из вольных мещан. Американские револьверы блюстителям купили, амуницию всякую. Полицейскую карету с шофером выделили, на завод записана…
"Ах, вот откуда ноги у этого рояля с паспортной книжкой! По приказу директора тут черта с дьяволом пропишут."
— Вольные мещане — это те, что со свастикой?
— Точно так, "черная сотня" Она у нас прикормленная и направляемая. Ну и поквартальный актив. Храбрый народ. Ведь это же они банду Каплуна поймали, что весь Брянск терроризировал. Удивлены?
— Немного. Полиция — на содержании частного предприятия?
— А как же? В казне лишней копейки не сыщешь, а дирекции нужен порядок на заводе и селе. Пожарных у нас тоже Общество содержит, вы уже видели. Ну и сам бежицкий Совет, можно сказать, собственность господ акционеров. Наверное, когда‑нибудь настанет такое время, когда стальной или газовый трест будет владеть целым государством, взяв его на содержание. Как вы полагаете?
— Наверняка. Будущее обещает быть очень бурным.
— Так вы не забудьте. Спросите господина Мижурина, он оформляет… Раньше каким владели?
— А какое посоветуете?
— Посоветую браунинг, и лучше съездите за ним завтра в лавку Зимина.
— Да, мне уже про нее говорили…
…Мижурин оказался во второй комнате по коридору, где казенные столы отделял барьер для посетителей.
— Милости прошу! — воскликнул он, как только Виктор показался в дверях. — Вам разрешение по форме четырнадцать для штатского лица или по форме семнадцать, для состоящего на военной службе?
В отличие от проектирования танков, Виктор понятия не имел о том, какое надо ему разрешение. Более того, он совершенно не разбирался, кто тут есть кто по чину. Можно было сказать "для штатских", но непонятно было, какие ограничения это влечет; просить "для военных" было вроде как рискованно.
— Какой разговор, конечно, семнадцатая, — подал голос из угла пожилой чиновник, лысый, в пенсне и с длинными седыми усами. — Письмо‑то за подписью полковника.
Поставив в нужном месте росчерки, Виктор вернулся на Брянскую. Полученная бумага как‑то грела душу и создавала легкую эйфорию, хотя из нее нельзя было попугать даже собаки.
"А ведь сейчас Брянская — Медведева", внезапно подумал он. "Значит, есть шанс увидеть легендарного партизанского командира в двадцать лет? Где же он жил‑то? Дом должен быть не худших, он вроде по биографии как из семьи квалифицированного литейщика, гимназию кончал. А что дом? Можно же спросить, где живет. В той же полиции знают."
Виктор повернулся обратно к отделению и остановился.
"Нельзя. В моем положении кто знает, как на его биографии скажется. Ладно, "пройду по Абрикосовой, сверну на Виноградную…". Может, попадется навстречу, в лицо и узнаю."
Брянская улица оказалась не очень тенистой. Стоявший здесь ранее сосновый бор был при застройке вырублен подчистую, по краю проезжей части попадались березки и ивы, не составившие товарной ценности. Во дворах и палисадниках, помимо цветущих вишен и невестящихся яблонек, попадались невысокие елки. По обеим сторонам тянулись ровные шеренги одноэтажных бревенчатых домов, не обшитых досками; выстроенные недавно, они еще не успели потемнеть от времени и непогоды, и их желтовато — коричневые смолистые срубы казались Виктору немного неестественными, как будто кто‑то взял и построил поселок для киносъемок. В остальном это была обычная деревенская улица, наполненная ленивым лаем собак, кряканием, квохтанием, гоготом и мычанием разной домашней живности, запахом дровяного дыма и капустных щей. Прохожие, попадавшиеся навстречу, не задавали вопросов насчет необычно щегольского для здешних мест вида Виктора, и легкое чувство возможной опасности, что возникает у каждого человека, оказавшегося в одиночку в незнакомой ему стране, лишь обостряло чувства и гнало вперед. На миг ему вдруг показалось, что там, в конце, его вдруг ждет Молодежная, причем шестьдесят второго года, и он сможет увидеть там себя в детстве; подобное ощущение как‑то посещало его во сне. Внезапно он остановился.
Его взгляд уперся в темную стену леса, что протянулся в обе стороны по западной стороне нынешней улицы Металлистов. Дорога кончилась; далее, в лесу извивалась, теряясь за стволами сосен и старых елей, наезженная телегами и забитая копытами колея. Где‑то в глубине чащи слышалось мычание стада коров. Наискось, в сторону Десны, уходила канава, в которую было направлено течение лесного ручья; черная вода отдавала болотом.
Молодежной не было.
— Никак, решили проверить, насколько заводская полиция следит за порядком? — раздался за спиной чуть насмешливый голос. Как, наверное, уже заметил читатель, в таких романах часто принято заговаривать неожиданно и из‑за спины.
Виктор обернулся и увидел капитана Брусникина.
— Здесь, действительно, разве что собака покусать может, — продолжал тот, — а вот завтра будете в Брянске, там без нужды бродить по незнакомым закоулкам не советую. Впрочем, по вам не скажешь, что вы в наших местах впервые.
— Ну, если бы я был революционером, и шел на конспиративную явку, то, прежде всего, убедился бы, нет ли хвоста.
— Это другой разговор. Полагаю, мы поймем друг друга.
— Зависит от предмета разговора.
— Значит, поймем. Видите ли, у гостапо есть такой нехороший обычай: иногда по тем или иным причинам ликвидировать своих людей. Прунса я об этом не предупреждал.
— Не понял.
— Ну — у… Не верю, что вы и не поняли.
— Ну, не хотите же Вы сказать, что смысл вашей фразы был в том, что Веристов ликвидировал Прунса.
— Не хочу. Можно сказать так: контрразведке не слишком интересно, кто стоит за убийством Прунса. Важнее знать, почему его убрали.
— Поссорить гостапо с контрразведкой. И еще меня подсунуть, как ловушку для дураков.
— А что, великолепный сюжет для романа. Один только маленький недостаток: как ловушка для дураков вы явно не подходите.
