Амурский Путь (СИ) - Кленин Василий

Вот же блин…

— Нет у нас ничего, Петр Василич. Только одёжа да оружие.

— Ну, будя! — рассмеялся Шереметев. — Зачем такое в лицо речешь? Я ж с тобой с вежеством обхожусь. За пазуху не лез, по сумкам не шарил…

— Не шарил, Петр Василич, — сжав кулаки, ответил Дурной. — И за то тебе моя благодарность. А вот енисейский воевода шарил. И дощаники наши чуть ли не по досочке разобрал. Или он об этом не писал?

— Не писал, — глухо ответил Шереметев. — От же дурень Приклонский! Спугнул…

Вино уже явно захватывало власть в голове воеводы. Он вяло водил мутными тяжелыми глазами из стороны в сторону. Задержался на Дурном. Сплюнул… И утратил интерес к гостю. Совершенно. Стрешнев по инерции еще поспрашивал гостя о всяком, но тоже угас, перестал подливать ему и сам погрузился в собственную кружку.

«Пронесло? — Большак переводил взгляд с одного боярина на другого. — Поломал я им планы? Или наоборот они на что-то решились?».

Посидев еще с часок, Дурной собрал своих людей, которым настрого запрещал напиваться, и отправился на выделенный черноруссам гостиный двор. Весь отряд просидел до самого утра со снаряженными пищалями — ждали подставу.

Глава 56

Совсем уже поздним утром — почти в полдень — к гостям явился дьяк с бумагами. Выдал им роспись, выдал грамоту воеводскую и молча развернулся.

— Нам-то что дальше делать? — спешно крикнул ему в спину Дурной.

— Не ведаю, — пожал плечами дьяк. — Мне велено токма передать.

— Так что, мы и плыть дальше можем?

Дьяк снова равнодушно пожал плечами и ушел, не прощаясь.

Через два часа барка с дощаниками отчалила от странногостеприимных тобольских причалов.

«Черт его знает, пропустят нас дальше или нет?» — мучился предводитель чернорусской «делегации». Впереди их ждал по-прежнему тяжелый путь дальше вверх по Тоболу, а затем по Туре. Тюменский острог странники проскочили, практически не останавливаясь. Лишь пополнили припасы, да потрясли перед местными чинами бумагами, которые уже в руку не влезали. До конца лета отряд добрался до Верхотурья, где располагалась, наверное, самая главная таможня России. Сюда стекались все караваны Сибири: купеческие и государственные. Иным путем возить пушнину и другие товары нельзя. Возили, конечно, но это был обвод. То есть, преступление. На Верхотурье досматривали строго, иных на гостиных дворах держали месяцами. Собственно, этого места Дурной и опасался более всего.

Но в Верхотурье их продержали не более двух дней. Местные дьяки просто не понимали, с каким аршином подходить к такой… «делегации». Вряд ли, это какие-то мошенники, выдающие себя за выдуманную Черную Русь. Слишком уж много у их Большака имелось грамот, составленных целым рядом приказных и воевод со всей Сибири. Да и сам караван оказался таким богатым… Какой жулик сможет столько собрать? Опять же, отряд в 120 пищальников внушал уважение; далеко не каждый острог может себе позволить столько служилых содержать. А эти — просто караван сопровождают.

Так что черноруссов пропустили, и проблемой оставался лишь выбор пути: спешиваться ли и идти за Урал Бабиновским трактом или плыть по Туре до упора, а там волоком перебираться на Чусовую. В первом случае идти придется более 200 верст, во втором — где-то с полсотни. Но Бабиновский тракт — удобная, обжитая дорога, а к Чусовой ведет суровый путь. После долгих раздумий Дурной выбрал тракт. Все-таки люди его сильно устали. Но главное — Бабиновская дорога вела к Соли Камской, городку, где, по словам местных, легко найти новые суда.

В общем, чернорусский отряд выменял подводы на дощаники и двинулся покорять Уральский хребет. До Камы шли почти весь сентябрь, в Солях их уже отговаривали плыть дальше — рекам без ледовых оков недолго осталось течь. Но Дурной, как остервенелый, рвался вперед, сторговался, нанял несколько речных судов — и чернорусская «делегация» чуть ли не круглыми сутками неслась вниз по реке, до Волги. На этой реке опять пришлось идти против течения, скорость резко упала, и в Нижнем Новгороде хозяева уже отказались плыть дальше: река вот-вот встанет! Пришлось снова переходить на пеший вариант движения.

Дурной с ума сходил! Столько пройдено! Вся огромная Сибирь! Немалое расстояние от Урала! На фоне всего этого оставшийся кусочек пути до Москвы казался почти неразличим… Но на деле — это еще четыре сотни верст! А на дворе уже заканчивался октябрь 1676 года (здесь — 7184 года от сотворения мира). Уже больше года в пути, уже девять месяцев Федор у власти… Он уже и от приступов болезни избавился и венчаться на царство успел! Черт, надо спешить!

И Большак продолжал гнать свой истощенный, измученный отряд. Отряд, который, конечно, дивился на непривычно густонаселенные окрестности. Города, городки, села, деревеньки — всё это попадалось чуть ли не на каждом шагу. Многолюдье страшное! Лишь те, кому повезло побывать в южном походе и видеть предместья Пекина — мог бы сказать, что не так уж Россия и густонаселена. А вот после Темноводья тут плюнуть некуда было!

Ночи становились совсем холодные, выпали первые снега, но после сибирских морозов, черноруссы могли легко ночевать и в поле. Чем, собственно, Дурной и пользовался: не заходил в городки, не просился на ночлег: сколько прошли до темноты — там падали и ночевали. Пару раз оказывались на чьей-то земле, но с сотней вооруженных бойцов хозяева предпочитали договариваться миром.

И вот, наконец, из черно-белой смеси грязи и снегов проступила Москва. Столицу Русского царства еще не было видно, но движение на дорогах резко выросло, нетронутая природа по обочинам почти полностью исчезла. Всюду были пашни, либо усадьбы, либо целые рабочие поселки огороженные. Предместье Москвы чадило, бурлило, шумело, и с каждой верстой караван, будто, к морю приближался.

Чернорусская «делегация» шла с востока, по Владимирской дороге, и вскоре по правую руку стала видна Яуза, уже прочно скованная льдом. Здесь слободки не раскидывались свободно, а теснились; один двор лип на другой, стараясь потеснить, урвать хоть вершок бесценной московской земли.

А потом перед путниками выросла городская стена.

Ну, как стена… Огромный земляной вал, утыканный сверху частоколом и периодически — деревянными башнями. Ворота (Таганские) тоже оказались деревянными. Земляной город. Беглец из будущего знал, что так принято назвать внешнюю часть Москвы этого времени. Но на самом деле так называлась именно крепостная стена (вал). А сам район столицы назывался Скородом.

Укрепления, конечно, не впечатляли. Дурной знал, что дальше будут уже нормальные стены Белого города, Китай-города и прекрасные укрепления Кремля… Но все-таки от столицы он ждал большего.

Длинный и вооруженный до зубов караван Руси Черной начал медленно втягиваться в узкий проем ворот, распихивая менее грозных соседей. Первая телега уже закатывалась на дощатые мостовые, как вдруг общий шум перекрыл громкий и басистый окрик:

— Ну-тка стой! Кто такие?

Серокафтанные стрельцы, охраняющие ворота, уже давно приметили странную ватагу. Видать, свистнули своих, так что у ворот уже скопился небольшой отрядец. Заметно, конечно, уступающий чернорусским стрелкам, но… но не штурмом же брать ворота Москвы! Пузатый дьяк (или кто он тут? мытарь?) властно выставил руку перед собой и тормознул гостей непрошенных. Дурной к этому готовился и поспешил с ворохом растрепанных за месяцы странствия бумаг. Принялся торопливо объяснять, кто они и почему. А эту историю про Черную Русь и про тягу про воссоединение коротко не обскажешь…

Дьяк-мытарь сам пришел на выручку — он просто не стал слушать! Поняв, что чужак собирается ему «лить воду», скривился:

— Не дело то мое! Пошлину плати — и проезжай! А пищали — сдать! Неча по Москве тако разгуливать!

— Да я ж говорю: это не товары! Мы — не купцы! И ничего мы сдавать не будем!

— Перечить⁈ — вмиг побагровел хозяин ворот (и, видимо, господин вселенной по совместительству). — На дыбу схотел!