Сергей Гужвин - Иванов, Петров, Сидоров
— Финансирование есть. Только сюда деньги не доходят. Остаются наверху и разворовываются. Когда я начал тут разбираться, задался таким же вопросом. И вот, что узнал. В прошлом, 1883 году Святейшему Синоду из казны было выделено около десяти миллионов рублей. Из Синода на церковные приходы вышло меньше восьми миллионов. На ВСЕ приходы. Их в России около сорока восьми тысяч. Деньги дошли только до семнадцати тысяч приходов. В столице и крупных городах. Красиво получилось. Министерство, сотня бездельников, хапнула себе два миллиона, а три четверти приходов получили шиш. Вот где коррупция.
— Да, теперь мне понятно, — задумчиво сказал Петров, — почему, когда с русского православного царя срывали корону вместе с головой, русская православная церковь скромно промолчала. Потом-то да, опомнилась, пирог с начинкой лучше лагерной баланды, да было поздно.
Сидоров слушал, казалось, невнимательно, вертел головой, оглядывая окрестности, а потом вдруг спросил: — Что, есть крестьяне, готовые заплатить целый рубль за молитву?
— Есть, — ответил Николай, — только не за молитву, а за службу. Изгонять злых духов и приманивать добрых – это сейчас модно. Бывает, и больше платят. Есть в Гордино богатый мужичок, кулак, так он, я слышал, как-то трёшку заплатил.
— Почему кулак?
— Настоящий кулак, ростовщик-процентщик. У него есть деньги, которые он даёт в рост. Его землю, как и барскую, соседи-крестьяне обрабатывают, за долги, а он ходит руки в карманы. Таких как он, большевики с удовольствием раскулачивали.
— А где он деньги взял?
— Тайна сия вельми великая бысть. В наследство досталось, ещё до Положения. Может дедок на большой дороге промышлял, может папаня где-то стибрил. Но не честным трудом, это понятно.
Александр подозрительно посмотрел на Николая: — Так ты и ему на мозоль наступил?
— Да нет, вряд ли, — Николай нахмурился – ты на что намекаешь?
— Пока не на что. Ты его проверял?
— Нет.
— А зря.
Глава 16
Как ни был великий князь Сергей Александрович оглушён резким тоном молодого императора, он приказал немедленно собрать всех начальников департаментов.
Расслабленные тризной, московские чиновники никак не хотели собираться в губернаторском доме на Тверской. Сергей Александрович приказал московскому губернатору, действительному статскому советнику Александру Григорьевичу Булыгину, тащить всех, невзирая на степень опьянения.
Надо сказать, что у великого князя Сергея Александровича был чин "московский генерал-губернатор", в то же время существовал и просто "московский губернатор". Надо полагать, не великокняжеского ума дело было управлять Москвой, для этого держали специального статского советника. Действительного. Того самого, кто впоследствии, в той, первой истории, разработает положения о первой Государственной Думе, которая получит название "Булыгинская".
Только к девяти часам вечера последнего начальника департамента под руки ввели городовые и усадили на стул. Бордовое лицо и глаза сопряжённые на переносице явно говорили, что он готов выполнить любое распоряжение начальства… но, не сейчас.
Великого князя в Москве не боялись. Надо сказать, в то время вообще мало было страха перед большим начальством. Нет, конечно, всякие Акакии Акакиевичи трепетали перед своими непосредственными, но на вершине иерархии страха не было. Московский градоначальник никого из своих ближайших подчинённых никогда не снимал с должности, и, Боже упаси, не отдавал под суд. Нерадивых чиновников или отправляли на повышение, или передвигали на другую должность, или торжественно провожали на пенсию. Скандалы заминались под всевозможными предлогами, в основном, чтобы не будоражить общественного мнения.
Сергей Александрович смотрел на московских вельмож, вытащенных из-за поминального стола, и размышлял о том, что сейчас он от этих полупьяных, пьяных и очень пьяных деятелей мало чего добьётся. Нужно переносить собрание на завтра. И ещё он подумал, что завтра они ему будут объяснять, что перенести два департамента из Кремля за три дня невозможно.
"Может плюнуть, и пусть всё остаётся, как есть? — мелькнула мысль. — Посмотрим, снимет меня Ники или нет?" В груди образовалась тяжёлая пустота. "А вдруг, возьмёт и снимет! Напишет Указ и Минни, императрице-матери, не успеешь пожаловаться. Вон Сандро как вокруг него вьётся! И вообще, Ники последнее время сильно изменился. Уже не тот телёнок, что был раньше. Позора не оберешься!"
Сергей Александрович вздохнул поглубже, прогоняя образ улыбающегося Александра Михайловича, и оглядел собравшихся: не подслушал ли кто его мысли.
"А с другой стороны, — продолжал он размышлять, — что такого уж попросил Ники? Не приказал, попросил. Конечно же, попросил, как же иначе? Подобрать пару домов в Москве, и перевести пару телег бумаг, или один большой дом, мало ли таких в Москве. Выкупить, в конце концов, а деньги у Ники попросить. Интересно, что скажет Витте, министр финансов, когда молодой император попросит выделить деньги на покупку домов в Москве?". Сергей Михайлович улыбнулся, представив, как министр финансов отказывает самодержцу, потом улыбка превратилась в кислую гримасу. "Да о чём это я! Конечно, не откажет, зачем ему портить отношения с самого начала. К тому же это такие пустяки! Да Ники может взять деньги из своих уделов, а потом долго вспоминать, что он, Сергей Александрович, не смог найти денег во всей Москве".
Московский градоначальник тяжело вздохнул. Покойный император таких задачек не задавал.
Из пустоты под сердцем поднялась злость. Не на Ники и даже не на Сандро. Сергей Николаевич разозлился на своих сановников. Это они во всём виноваты, не хотят исполнить волю императора. Хотя, фу ты - ну ты! Они ещё даже не в курсе дела! Но он знает, как они работают! Они будут два месяца обсуждать, потом полгода согласовывать, ещё месяц переезжать! А тут на всё про всё три дня!
Сергей Александрович стукнул кулаком по своему обширному столу.
— Завтра жду всех в девять часов утра здесь! Трезвых! Кто опоздает – лишится должности!
* * *
К великому изумлению московского градоначальника, когда он вошёл в зал совещаний ровно в девять часов утра, все сидели на своих местах, перед каждым высилась стопка папок, а за спиной стоял секретарь. Они тоже почувствовали своим чиновничьим нутром, что что-то изменилось в их патриархальной жизни. Сергею Александровичу это понравилось. Раньше трудно было собрать всех, и ещё в такую рань. Рабочий день обычно начинался в одиннадцать часов пополудни, а после мероприятий, подобных вчерашнему, местные бонзы вообще не утруждали себя появлением на службе.
При появлении градоначальника все привстали, ожидая приглашения садиться. Но его не последовало. Сергей Александрович не намеревался долго засиживаться. Он коротко передал распоряжение императора и определил план действий на ближайшие три дня. К исходу первого дня найти помещения для двух департаментов, к исходу второго – их освободить, к исходу третьего – переехать в них из Кремля. Было явственно слышно, как крякнул комендант Москвы, а некоторые потянули из карманов платочки, вытирать испарину.
Тем не менее, всё так и произошло. Для коменданта был найден особняк на Большой Дмитровке, с достаточным количеством комнат, который продавала вдова генерала Сухоткина. На следующий уже день грузились подводы, на которых мебель хозяйки перевезли в её подмосковное имение, а в это время в Кремле разбирали архивы и паковали имущество.
Для Окружного Суда освободили трёхэтажное здание в Крутицких казармах. Московский Уездный воинский начальник, полковник Виктор Михайлович Адамович не только был не против, но и сам этому всячески содействовал.
На третий день Потешный дворец опустел. Иванов ходил по гулким залам и прикидывал, как лучше установить стеллажи.
Во второй половине дня пришли монашки из Вознесенского женского монастыря мыть полы и дворец засиял.
Сергей Александрович, наконец, связал появление "американских инженеров" с переселением из Кремля государственных служащих. Это произошло в тот момент, когда ему доложили, что департаменты переехали, а в Потешном дворце остались только "гости императора".
Московский градоначальник решил глянуть на них лично. Что это за "фрукты", из-за которых он столько переволновался.
* * *
Сначала "гости императора" расположились в Потешном дворце скромно. Когда же дворец освободили, и Иванов пошёл считать комнаты, то быстро сбился со счёта. Всего на трёх этажах было больше тридцати помещений, включая и маленькие комнатки, и обширные залы. Тогда Иванов решил, что можно расселиться посвободнее. Мебели было в избытке. И какой мебели!
Сергей Александрович застал их за размещением в новых спальнях. Он поднялся на второй этаж один, без свиты. И натолкнулся на Иванова с Петровым, несших громадное кресло. Они узнали великого князя и, поставив кресло на пол, сдержанно поклонились.