Сергей Гужвин - Иванов, Петров, Сидоров
Сергей Гужвин - Иванов, Петров, Сидоров краткое содержание
Гужвин Сергей
Иванов, Петров, Сидоров
…есть только миг между прошлым и будущим…
Глава 1 Кризис
Осень 2008 года была какой-то непонятной, тёплой и слякотной.
И кризис тоже был непонятным. Доллару пророчили гибель — он рос, рублю пророчили конвертируемость — он падал. Во всём мире цены падали — у нас росли.
Во всём мире людей увольняли, потому что не было сбыта продукции, у нас в магазинах было не протолкнуться, но людей увольняли все равно. Мелькали сообщения: "В Москве за неделю уволено 78 тысяч человек, а за прошлую неделю — 68 тысяч человек". Думы были невесёлые. Но это было единственное спасение — думать о том, что не только тебя фейсом об тейбл, но и огромное количество народа послали туда же.
Петров шёл по Ленинградке, хлюпая мокрым снегом, смотрел перед собой и думал.
Когда он утром пришёл на работу, в воздухе уже что-то витало, этакое тревожное. Да и всю последнюю неделю только и разговоров было, что об увольнениях.
Директор вызвал к себе Петрова после обеда. Посмотрел на него скорбно, поелозил в кресле, глубоко вздохнул, рукой изобразил приглашающий жест садиться и вздохнул ещё глубже. Помолчали. Петров стиснул зубы: "Не дождёшься ты от меня вхождения в твоё положение". Директор, поняв, что сотрудничества не будет, ещё раз вздохнул и сказал:
— Александр Артемиевич, нам приходится, к сожалению, сократить расходы фирмы.
Он помолчал, видимо ожидая вопросов, но, не дождавшись, понизил голос и проникновенно проговорил:
— Александр Артемиевич, голубчик, не выживаем. Если не урезать фонд заработанной платы, фирму придётся закрывать. Так что не до жиру, — и разведя пухлыми ручками, сложил их опять на выпирающем животике.
— Когда можно получить расчёт? — Петров понял, что с него хватит.
Директор замахал руками: — Что Вы, речь не об увольнении, а о понижении компенсации.
— На сколько? Сколько у меня на руки получаться будет?
Директор взял бумажный квадратик, черканул карандашом и развернул его к Петрову. Петров внутренне дрогнул. Смысла пахать с утра до вечера за такие деньги не было.
— Так, когда можно получить расчёт?
Директор скорбно сложил губки бантиком.
— В любой момент, пожалуйста, в любой момент!
Петров встал и, не прощаясь, вышел.
В бухгалтерии очереди не было. Бухгалтер Валя, молча, выдала конверт и галочкой показала, где расписаться. Петров глянул на графу с суммой и расписался. Конверт сунул в карман, не считая купюры — Валечка никогда не ошибалась.
Офис фирмы располагался на одном из этажей высотки Московского Авиационного института. Петров вышел из лифта на первом этаже, прошел мимо панно, изображающее почему-то космические фантазии, и вышел из вестибюля. Пройдя через проходную, повернул направо к Соколу, и пошёл вдоль большого серого мрачного здания с никогда не мытыми стёклами. Да, мысли были невесёлые.
Александр Артемиевич Петров был человеком крупным, ростом под метр девяносто, с густой каштановой шевелюрой. Лицо тоже было солидное, с крупными чертами и пронзительно голубыми глазами. Лет ему было чуть за сорок, не старый еще, подтянутый джентльмен в приличных костюме и плаще, и очень приличных полуботинках, которыми он сейчас безразлично хлюпал по мокроснежным лужам.
Александр Артемиевич родился в семье военного. После окончания средней школы поступил в Бакинскую мореходку, там проучился год, бросил, поехал в Одессу и поступил в Одесскую мореходку. О причинах такого кульбита он никогда никому не рассказывал.
После выпуска молодой Саня Петров распределился во Владивосток, в Дальневосточное пароходство. Плавал (или как бы сказали настоящие мореманы, ходил) на "Андровской" и на "Садовской", между Камчаткой и Кореей, дорос до Главного механика, а потом пароходы пошинковали на металлолом.
Со своей будущей женой Саня Петров встретился на Кунашире. Продажей билетов на пароход на острове, в те времена, заведовала Алла Владимировна, личность легендарная и неподражаемая. Многие поколения кунаширцев и гостей острова помнят её неизменную беломорину в зубах. Так вот, была у неё помощница, которую и заприметил Петров.
Через неделю пароход снова пришвартовался ввиду Южно-Курильска и Петров, спрыгнув с плашкоута, с цветами наперевес ринулся штурмовать длиннющую лестницу, ведущую с берега собственно на остров, к жилым постройкам. Алла Владимировна сказала фразу, которая решила всё. Она сказала Татьяне: — Видишь, парень запыхался, значит любит.
Их роман бурлил долго, целый год, целых восемнадцать встреч по сорок минут, столько раз за это время Саша появлялся на Кунашире. На девятнадцатый раз он увёз Татьяну с собой. Первенца Татьяна назвала Сашей, в честь мужа и в честь своего отца, второй сын, Андрей, родился через год. Петров ужасно хотел ещё и дочь, но Татьяна заявила, что если он хочет, то пусть и рожает, а ей надоела хроническая беременность.
В Москву переехали, когда младший Саня пошёл в 8 класс, а Андрейка в 7, взрослых на Дальнем Востоке ничего не держало, а детям нужно было давать образование. Продав всё, что было нажито непосильным трудом, купили однушку в хрущёвке у самой кольцевой. Петров в Москве сразу поступил на экономический факультет одного из московских вузов и добросовестно отучился по вечерам два года. Получив диплом, бухгалтером потом никогда не работал, но не жалел, потому что узнал много нового для себя, к тому же учиться было интересно.
Сначала жизни в Москве радовались, но парни росли, и в однокомнатной было уже невмоготу. Александр Петров — младший окончил юридический факультет, а Андрей в следующем году заканчивал экономический факультет не самого крутого, но государственного вуза.
Петров дошёл до перекопанного вдоль и поперёк ответвления Волоколамки от Ленинградского проспекта и остановился. Было от чего. Идти никуда не хотелось. Вообще. В принципе. Покупка новой квартиры отодвигалась за горизонт. Оперативные траты повисали в воздухе. Петров покопался в мозгах. На дне обнаружил скромное желание сесть в лужу и сидеть. Чтобы физическое состояние соответствовало моральному. Зазвонил мобильник.
* * *Алексей Вячеславович Сидоров был кадровым военным. Он окончил артиллерийское командное училище. Из Афгана он привёз орден и вечноболящее правое колено. С Камчатки — майорские погоны и радикулит. Лысину он ниоткуда не привозил, она появилась сама по себе и расположилась на его макушке. Несмотря на все пинки судьбы, а отчасти и благодаря им, Алексей сохранил уверенность в своём бессмертии и собственном лучезарном будущем.
Первая жена от него сбежала где-то между старлейскими и капитанскими погонами. О ней он никогда не жалел, как и обо всем, что было и прошло. Новая жена у него появилась внезапно, но вошла в его жизнь ловко и надёжно, как с победным щелчком вставляется магазин в автомат Калашникова. В гарнизонном госпитале был аптечный пункт. Сидоров как-то зашёл в него, и увидел новую аптекаршу. Он посмотрел на неё, потом на её безымянный палец без обручального кольца, сунул руку в карман, достал ключи от квартиры и сказал: — Если нравлюсь — переезжай ко мне, адрес в строевой возьмешь. И уехал в командировку. Когда же вернулся через две недели под вечер, и увидел светящиеся окна своей квартиры, сначала подумал, что забыл выключить свет. О ворах не подумал — ни одному вору не придёт в голову залезть грабить нищего капитана. Об Ирине тоже не подумал — не то, что забыл о ней, просто не верил, что она всерьёз воспримет его предложение. Но она переехала, и через год у них родилась дочь Дашенька, и Алексей был счастлив.
Сидоров был среднего роста, худощавый, с большими и сильными руками. Лицо, шею и кисти рук навсегда обожгли солнце и мороз, поэтому он любил носить светлые рубашки, которые оттеняли его офицерский загар. Черты лица можно было бы назвать приятными, если бы не близко посаженые почти черные глаза, которые смотрели на собеседника, как прицелившаяся двустволка. Ельцинское сокращение армии он встретил в чине майора с 26 годами выслуги при 16 календарях, поэтому уволился без особого трепета. Отгуляв положенный отпуск, он отправился в местный отдел милиции устраиваться на работу, чем ужасно напугал начальницу — капитаншу, которая сообщила ему, что майоры у них не работают, майоры их только проверять приезжают, и посоветовала обратиться в областное управление. Мадам из областного управления, презрительно повертев временное удостоверение офицера запаса, представляющее из себя клочок почти туалетной бумаги с фотографией и печатью, выразила сомнение, что им требуются сотрудники с "такими" документами. Сидоров не стал объяснять, что эту бумажку дали в военкомате по причине наличия острого дефицита бланков, забрал сей документ и решил, что с государством он больше не связывается.
Старый приятель устроил его директором полуразрушенного дома отдыха одного из московских НИИ в ближнем Подмосковье. Жирным плюсом было то, что предоставлялась служебная жилплощадь — флигелёк о двух комнатах с крошечной кухонькой. Сидоровы переехали. Ирина устроилась работать в местную аптеку, Дашенька пошла в школу, жизнь потекла своим чередом. За шесть лет Сидоров превратил дом отдыха в прибыльную конфетку, был на хорошем счету у начальства, и ничто не указывало на перемены.
