Валерий Белоусов - Утомленное солнце. Триумф Брестской крепости
Гудериан понял, что его явно дезинформировали. Это был не завал!
Если бы герр командующий лучше учил русскую историю, то знал бы, что это лесное ЧУДОВИЩЕ носит название «Die Zaseka». Традиционное русское сооружение.
В том месте, где дорога сужалась и переходила в устье оврага, спиленные на высоте груди толстые лесные стволы крест-накрест, вершинами на Запад, образовывали непроходимый, ощетинившийся сучьями препон — из-за которого еще нашим предкам так удобно было во времена оны выцеливать гарцующую европейскую мишень…
Единственным отличием от классики жанра было то, что нынешняя засека была еще и щедро перевязана колючей проволокой… Хорошо бы было ее и заминировать… но чем? Спасибо товарищу Кулику… сердечное спасибо от немецкой армии!
…Несколько пулеметных трасс MG-34 погасли в лесном сумраке. Русский лес в ответ угрюмо молчал.
Посланные солдаты, обшарившие округу, вернулись, испачканные смолой, исцарапанные, искусанные оводами и мокрые от пота, несмотря на вечернюю прохладу. Это пока были все немецкие потери…
Однако Быстроходный Гейнц не стал ждать, пока саперы растащат эту преграду. Он кожей чувствовал, как уходит драгоценное время, и это нетерпение просто швырнуло его вперед. Оттолкнув услужливо кинувшегося помогать «гефрайтора», герр командующий полез на завал, переступая по толстым ветвям, как по ступеням.
И когда из-за осмотренных дважды и трижды древесных стволов вдруг высунулась чья-то могучая рука, схватила герра командующего за отворот мундира и потащила в хвойную глубину, никто из немецких солдат глазом моргнуть не успел…
Там же, тогда же…
Когда Риббентропу пришла телеграмма из славного города Хем-Былдыр, иначе же, по-русски — Кызыла, что вслед за Россией и Народной Монголией войну Великогерманскому государству немецкой нации объявила Тувинская Народная Республика… Он, Риббентроп, вообще ничего не понял.
Какая-такая республика? Какой еще Хем-Былдыр? Бывший торговец шампанским о таком государстве ничего не знал. А напрасно… Потому что:
Бывший Урукхай, он же Урянхайский край — это вольфрам, медь, свинец, ванадий, ртуть… Это 50 тысяч выносливых лохматых лошадей, выкапывающих себе корм из-под глубокого снега, только в 1941 году… Это 52 тыс. пар лыж, 12 тыс. полушубков, 15 тыс. пар валенок, 70 тыс. тонн овечьей шерсти, несколько сот тонн мяса, сани, телеги, упряжь и другие товары на общую сумму около 66,5 млн. руб. Бесплатно. В подарок северному союзнику.
В конце концов, это на 30 миллионов долларов золотого запаса республики — переданных Москве на нужды совместной обороны…
Урянхаец (или урукхай, так правильно произносилось самоназвание его субэтноса) народоармеец Оорк-цэрег (старший лейтенант) Хатын-Батор Максаржабович Хемчик-оол проходил обязательную полевую практику в войсках после успешного окончания первого курса Военно-инженерной академии РККА имени В. В. Куйбышева. Целью практики была проверка карбышевской формулы: «Один сапер — один топор — один день — один пень».[103]
Несмотря на свою несколько пугающую внешность, здоровенный, как таежный лось, оорк-цэрег был очень тихим, как все урянхаи, и добродушнейшим созданием. Крайне разумным и весьма старательным в учебе, заучивающим логарифмические таблицы Брадиса наизусть…
Тем не менее, скажем по секрету, урянхайцы вообще-то в армии Сотрясателя Вселенной Бату-хана считались лучшими воинами. Субудай-багатур, непобедимый полководец, по национальности был именно урянхаец.
К тому же товарищ оорк-цэрег Хемчик-оол очень не любил, когда обижают его русских друзей.
И поэтому построивший засеку по заветам своего учителя Карбышева и оставшийся понаблюдать, как она будет работать, алтайский таежник просто, тихо и без лишних мучительств свернул Гудериану шею. А затем неслышно растворился в лесном сумраке…
23 июня 1941 года. 23 часа 00 минут.
Высокое. Штаб 4-й армии вермахта
— Что сделали?! — спросил Командующий армией генерал-фельдмаршал фон Клюге, с недоумением.
— Оторвали голову. То есть в буквальном смысле… — ответил ему начальник штаба армии, генерал Блюментритт.
— То есть… Как это оторвали?
— Я полагаю, что голову ему оторвали руками…
— О-о-о, азиаты… какое варварство! — с ужасом простонал фон Клюге. — Я просто хотел спросить, как же это несчастье произошло…
— Ну вы же лично знали, герр командующий, нашего покойного Гейнца… все ему надо было самому посмотреть, во всем самолично убедиться. Выехал на командирскую рекогносцировку, сунул голову в какие-то «dereviya»… Забыл, видимо, что здесь не благословенный Кунерсдорфский полигон, а дикая Россия…
— Да, бедняга… сколько же лет ему было? Пятьдесят три? Такой молодой! Самый плодотворный возраст для генерала… Какая потеря. С другой стороны, коллега, скажу вам, но строго между нами… эти его новомодные методы… антр-ну! Авантюризм! Мы воюем уже вторые сутки, и каков результат? Наши боевые порядки не глубоки. Мы не располагаем такими мощными резервами, как во время войны на Западе. Чем дальше мы будем продвигаться на Восток, тем шире будет наш фронт и тоньше линия наших наступающих войск. Поэтому очень важно, я считаю, чтобы наши войска действовали компактно и не рассредоточивались, даже если будут возникать бреши между нами и соседними армиями. А что делал покойный Гейнц? Эти его непрерывные метания… То Севернее Бреста, потом Южнее Бреста, потом опять Севернее… Эти непонятные рокировки с фланга на фланг, это «растекание» войск мелкими группами, это его пресловутое просачивание… В результате чего наши слабые группы легко уничтожаются Иванами.
Фон Клюге прошелся по комнате, похлопывая себя ладонью по бедру. Потом подошел к окну, с минуту смотрел на что-то там этакое вдали и вдруг резко повернулся лицом к Блюментритту.
— Нет! Мы будем бить русских не растопыренными пальцами, а стальным германским кулаком, сокрушая их оборону! — решительно сказал фон Клюге. — Никаких обтеканий! Зачем нам оставлять у себя в тылу целые боеспособные дивизии? Да что там! В тылу у нас целая крепость Брест-Литовск с ее гарнизоном. Уничтожим их, а только потом двинемся бронированным катком вперед! Цель моих боев — не прорыв в глубь русской территории, а уничтожение русской армии! Чем больше они подвезут сюда войск, тем мне удобнее будет их здесь, в приграничье, громить!
Фон Клюге первым рассмеялся собственной удачной, как он считал, шутке. Блюментритт начал смеяться две секунды спустя.
— А территория? Лучше меньше, да лучше… Я так считаю! — продолжил фон Клюге после перерыва на смех. — A propos… Кого… там… в ОберКоммандо-диВермахт прочат на место покойного Гейнца? Мне-то, конечно, все равно, я ведь под любым командованием готов верно служить Рейху и Фюреру… Но все же?… Мне просто интересно — ведь у вас, мой друг, в Цоссене есть хорошие связи… Вы случайно ничего такого не слыхали?
— Совершенно случайно, слыхал… — с тщательно скрываемой генштабовской улыбочкой ответил Блюментритт, — разумеется, прочат только вас, мой генерал! Примите мои искренние поздравления!
Обращение командующего 2-й Танковой группы генерал-фельдмаршала фон Клюге
«Солдаты! Ведомые доблестным сыном Германии, генералом Гудерианом, вы ворвались на землю извечного врага нашего народа, неся жителям России свободу от жидо-большевистского ига, и достигли неслыханных прежде побед.
Теперь, когда гордый тевтонский меч выпал из рук вашего прежнего командира, павшего в неравной рукопашной схватке с дикими азиатскими ордами, Земля Отцов вручает этот меч мне.
Солдаты, мои боевые товарищи! С гордостью я принимаю этот пост, ибо мне предстоит вести к новым и новым победам истинных героев нации.
Солдаты! В бессильной злобе враг бросает против нас все новые и новые резервы. Отлично, воскликну я! Ибо любой немецкий гросс-бауэр знает, что чем гуще трава, тем ее легче косить.
Уничтожим русских в одном-единственном приграничном сражении!
У русских больше нет резервов, и чем больше мы убьем их сегодня, сейчас — тем меньше останется нам работы завтра. И наступит день и час, когда мы просто сядем в поезд и доедем на нем до сокровищ древнего Das Kremlin.
Вперед, мои храбрецы! К новым боям! Да здравствует победа!
Heil Hitler!»
— Halb Liter! — пробурчал себе под нос командир 8-й пехотной силезской дивизии генерал-майор Гоне…
И продолжил, обращаясь к своему адъютанту, обер-лейтенанту Эриху Менде:
— Мы, как Наполеон, найдем лишь свою смерть на огромных русских равнинах. Менде, запомните мои слова — час начала этой несчастной войны стал часом началом конца нашей старой Родины… Finis Germania![104]
