Богдан Сушинский - Субмарины уходят в вечность
Штанге медленно наполнял коньяком свою рюмочку, затем так же медленно опустошал ее, после чего еще с минуту смотрел на люк отсека, словно ждал, что в нем вот-вот появится Зебольд.
– Признаться, до сих пор я весьма смутно представлял себе что такое эти ваши СД. Но теперь!… – покачал он головой. – Теперь…
– Оставьте ваши восторги, капитан-лейтенант; обычно мы избегаем бурных оваций.
32.
Начало марта 1945 года. Германия. Замок Викингбург, ставка «фюрера подводных лодок» гросс-адмирала Карла Деница.
Последним, в сопровождении десяти худощавых, никаким видимым оружием не вооруженных телохранителей, в замке появился Консул Внутреннего Мира. В считанные минуты его люди рассредоточились но залам, занимая все ключевые позиции, причем делали это с такой уверенностью, словно им приходилось бывать здесь множество раз. И поскольку действовать так, изучая расположение помещений в замке только по карте-схеме, невозможно, то следовало предположить, что они здесь действительно бывали. Или же отрабатывали план захвата по киносъемкам.
Сам Посланник Шамбалы остановился посреди небольшого, выложенного древним булыжником дворика и полновластно осмотрелся, словно бы оценивал только что доставшиеся ему владения. Когда он оглянулся на полуоткрытые ворота, Скорцени показалось, что сейчас он издаст какой-то истошный азиатский рык и во двор замка хлынет вся остальная орда, которая за стенами «Викингбурга» ждет боевого клича своего вождя.
Вдоволь насмотревшись на этот мирный, хотя и беспардонный, захват замка, Скорцени вопросительно взглянул на Гиммлера.
– Тибетцы, – пожал тот плечами, как будто этим все было сказано: мол, что с них возьмешь? – Обычная демонстрация предосторожности, – невозмутимо объяснил он, старательно протирая носовым платком стеклышки своих очков.
– Раньше он появлялся в рейхе без охраны, – как бы между прочим заметил обер-диверсант рейха, понимая, что нахождение в «Викингбурге» этих тибетцев было заранее согласовано с рейхсфюрером СС.
Они стояли на открытой, оборонной галерее замка, откуда обычно предпочитал ностальгически любоваться морем властитель этого бурга58 гросс-адмирал Дениц, и могли наблюдать, как тибетцы беспрепятственно проникают во владения немногочисленной личной охраны Гиммлера, состоявшей из эсэсманов «Лейбштандарта СС».
– Раньше – да, без охраны, – бесстрастно признал Гиммлер. – Впрочем, он и сейчас не очень-то нуждается в ней. А с другой стороны, пусть его люди учатся взаимодействовать с солдатами моего «Лейбштандарта». Нам это может приходиться. Кстати, очень выносливые, исключительно исполнительные и совершенно неприхотливые солдаты.
Скорцени уже знал, что отношения с Гитлером у рейхсфюрера очень осложнились, по существу речь шла о полном разрыве между этими двумя руководителями рейха. Во время последней стычки между ними Гитлер даже пригрозил, что заставит эсэсовцев из «Лейбштандарта» снять с рукавов специальные нашивки59, а то и вообще распустит его, чтобы показать этим солдатам и всему ордену СС, что рейхсфюрера СС у них больше нет, есть только он – фюрер!
– В таком случае следует подумать о том, чтобы несколько сотен тибетцев внедрить в охрану рейхсканцелярии.
– Несколько сотен тибетцев-смертников, которые бы, с одной стороны, укрепили оборону рейхсканцелярии, предупредив любую попытку переворота, а с другой – не допустили бегства господина Шикльгрубера из его последней западни, вне которой он будет еще опаснее, нежели пребывая в ней? – попытался продолжить его мысль Гиммлер, слишком придирчиво рассматривая прочищенные стеклышки на свете.
– Я имел в виду всего лишь усиление охраны фанатично преданными нашей идее смертниками.
– Понятно, оберштурмбаннфюрер СС, понятно, – долго и старательно водружал свои очки на переносицу Гиммлер. Этим «оберштурмбаннфюрер СС» он как бы напоминал Скорцени о
Стр 251 отсутствует
– Не менее тысячи60, – не оценил его картежного юмора рейхсфюрер СС. – В это даже трудно поверить.
– Обычно Посланник свое слово сдерживает.
– Мы сможем усилить этими исключительно нашими и столь же исключительно бесстрашными людьми оборону фюрер-бункера. Правда, хотел бы я знать, откуда они сейчас возьмутся там, в Берлине, эти его тибетцы.
– Из тибетских монастырей.
– Они пришлют нам монахов?!
– Специально подготовленных… монахов. Скорее всего, их десантируют с дисколетов.
Гиммлер задумчиво потер подбородок и, ничего не ответив, впал в глубокое раздумье, словно обер-диверсант рейха только что сообщил ему о чем-то совершенно невероятном.
– Русских эти тибетцы сдержать, конечно, не смогут, – наконец произнес он.
– Но ведь основная их задача заключается не в этом, – напомнил ему Скорцени.
– Вы правы, не в этом.
– А в том, чтобы не допустить ухода фюрера из бункера, его бегства из подземелий рейхсканцелярии. Все переговоры между Борманом, Геббельсом и Посланником Шамбалы касались именно этой, секретной, части операции тибетцев.
Гиммлер опять задумчиво потер подбородок и вопросительно взглянул на обер-диверсанта, который по-прежнему оставался для него самой большой загадкой рейха. Более загадочной личности в современной Германии просто не существовало. Причем Гиммлера она интриговала даже больше, нежели личность Посланника Шамбалы.
– А ведь признайтесь, Скорцени, что вам хотелось бы спасти фюрера.
– Хотелось бы. В конце концов, речь идет о фюрере.
– Почему же до сих пор не прибегли к этой операции? Только откровенно, никаких гонений на вас не последует. Просто я пытаюсь понять, что происходит, разгадать загадку вашего поведения.
– Во-первых, этого спасения не желает сам фюрер…
– Точнее было бы признать, что он все еще колеблется, больше смерти опасаясь оказаться в русском плену. Однажды он даже высказал опасения, что русские поместят его в клетку и станут возить по своим городам, показывая его, как некое чудовище.
– Во-вторых, рядом с ним находятся Борман и Геббельс.
– Там находятся такие церберы, как Борман и Геббельс, – ужесточил формулировку Гиммлер, – которые делают все возможное, чтобы убедить фюрера остаться в бункере, сложить с себя полномочия и принять яд. Это мне тоже понятно. Но ведь вы совершали похищения дуче и адмирала Хорти. Что для вас операция по похищению или спасению - это не суть важно – Гиглера? Не убеждайте меня, что такая операция вам не под силу, иначе я попросту разочаруюсь в вас как в идеале всех европейских диверсантов.
– Я не стану разочаровывать вас, рейхсфюрер.
– Тогда же что происходит? Ждете приказа фюрера? Самолюбиво дожидаетесь, когда он попросит вашего заступничества?
– Меня тоже порой удивляет, почему до сих пор я ни от кого не получил приказа спасти фюрера: ни от него самого, ни от Бормана или Геринга, ни, простите, рейхсфюрер, от вас.
– При этом вы прекрасно понимаете, что окончательное решение принимает фюрер. Он решает: оставлять Берлин или оставаться в нем до последнего дня обороны. Хотя я согласен с вами, что в этой ситуации возникает вопрос: а зависит ли окончательное решение именно от него, от фюрера? Вы терзаетесь этим вопросом. Однако ни разу не попытались пробиться к фюреру и найти ответ на него. Вот почему я предположил, что вы ждете, когда фюрер попросит вашего заступничества. И объясняю: этого не будет, потому что фюрер уже не осознает, в какую западню загнали его люди, которых он считает самыми надежными и преданными.
Несколько мгновений Скорцени сверлил Гиммлера взглядом, решаясь на откровение перед ним как на самый рискованный шаг.
– Мне действительно очень хотелось спасти фюрера Велико-германского рейха.
– Вот-вот, – подбодрил его Гиммлер, как следователь – преступника, созревшего для трудного, убийственного для него самого признания. – Все-таки хотелось бы. Я вас понимаю, именно поэтому и задал этот вопрос.
– Но всякий раз, когда я задумываюсь над последствиями подобной операции, то начинаю понимать, что это я всего лишь буду пытаться спасти… фюрера, истинного вождя Великогерманского рейха, в котором так нуждается сейчас германский народ. А на самом деле спасу я всего лишь… Гитлера. Все того же Гитлера, который уже упустил свой шанс и при этом погубил армию, СС и всю Германию. Но если я способен спасти только Гитлера, тогда возникает вопрос: ради чего?
Дослушивал его Гиммлер, опустив голову и потирая носком сапога до блеска надраенную дощечку паркета.
– Вы не догадываетесь, Скорцени, насколько точно вам удалось сформулировать все то, что лично мне сформулировать так и не удалось. Даже для самого себя.
33.
Декабрь 1944 года. Атлантический океан.