Константин Радов - Новоросс. Секретные гаубицы Петра Великого
Так и проходило время: в мыслях, трудах и заботах. Прибавьте ко всему помянутому хлопоты о демаркации границ с Оттоманской Портой (совместно с приехавшим из Константинополя Румянцевым), переписку со взбалмошным шахом Тахмаспом об основании торговой фактории в Астрабадском заливе, обучение будущего вождя асассинов Франческо меткой стрельбе, минному делу и латинскому языку, управление (большей частью по почте) кучей деревень, большим заводом и тремя торговыми компаниями, — и вы поймете, почему я мало вспоминал о своих зложелателях, строящих козни в далеком Петербурге. Зато они обо мне не забыли.
На пути в столицу
Распоряжение Военной коллегии передать генералу Румянцеву начальство над Бакинской провинцией и ехать в Петербург свалилось мне, как снег на голову, ранней весною двадцать седьмого года. Имея множество дел незавершенных и хорошую отговорку в виде начинающейся распутицы, можно было не слишком спешить. Раньше мая все равно дороги не будет. Но за каким лешим я понадобился Светлейшему? Доселе он, кажется, намеревался меня сгноить в убийственном для европейцев климате Персии — и нате вам, вызов в столицу. Не иначе, тут какой-то подвох! Впрочем, по прочтении депеш, привезенных тем же курьером, уведомился о грозе, разразившейся на дальнем краю Европы: король испанский осадил Гибралтар. Все равно непонятно. Каким путем сможет Россия оказать помощь дружественному монарху, если даже вступит в войну? Тем более, Меншиков с самого начала был противником акцессии к Венскому союзу. Или, вызывая генерала Читтанова, он уступает давлению голштинской партии? Пять лет назад, возвращаясь из деревенской ссылки, я обещал себе не служить больше пешкой в чужих руках и намеревался стать игроком — так для начала стоит хотя бы понять, в какую игру меня втянули!
Что ж, пора сворачивать хозяйство. Галиот Персидской компании перенес меня на другую сторону моря. Какой бы тщательной ни была топографическая съемка, собственный взгляд вернее. Красноводский комендант доложил, что местность вдоль караванного пути, идущего по сухому руслу, разведана почти на триста верст; на другой же день я вышел из укрепления с малым отрядом. Опасность от туркменцев была незначительна: в течение зимы их бродячие шайки раз десять пытались атаковать занятых непонятным колдовством чужаков, но получили жестокие уроки. Вроде бы удалось объяснить, что трогать русских не стоит. Унылая солончаковая равнина по правую руку, голые каменистые холмы по левую сменились песками с редкими кустиками саксаула; на третий день впереди стали вырастать приличные по высоте, но столь же безжизненные горы. Какая разница с грозным, но изобилующим лесами и пастбищами Кавказом! Обогнув с юга негостеприимные громады, выбрались к месту, где столетия назад животворные воды исчезнувшей реки разбегались по равнине, образуя широкую дельту. Теперь только злобные ветры гнали, свивая вихрями, сухой песок. Еще переход — и следы минувшего стали явны. Глубокая долина извивалась подобно змее, повторяя прихотливые меандры течения; иссохшие обломки ракушек попадались под ногами; берега поднимались лестницею террас.
— Ваше Превосходительство, верст через пять пороги начнутся!
Выученик Навигацкой школы Прохор Филиппов, нынешней зимою исползавший эти места с квадрантом и астролябией, показывал всё, заслуживающее внимания, с таким видом, будто сам сотворил эту землю. При здешнем убожестве, даже и в таком случае гордиться было бы нечем.
Но пороги надо увидеть. Понукая флегматичных верблюдов, двинулись дальше. Когда-то Петр Матвеевич Апраксин рассказывал нам с Бутурлиным о предложении Ходжи Нефеса царю. На карте всё казалось близким и достижимым. Плавание через проливы? Добьемся, имперцы и поляки помогут! Канал от Дона до Волги? Прокопаем, мужиков хватит! Днепровские пороги? Взорвем или обойдем! Пустить Аму-реку по другому руслу? Да ничего хитрого! Однако за пятнадцать лет ни один пункт из этого списка не исполнен, и надежды на исполнение при внимательном взгляде видятся весьма призрачными. Особенно после смерти государя.
Вот и обещанные пороги. Могучие каменные ступени песок похоронить не сумел. Воображение легко дорисовывало бурлящие струи, едва ли проходимые для самого легкого челна. Да, это даже не Днепр. Или шлюзы, или многоверстный волок в обход. А кто еще знает, что там дальше?! Вложив миллионы, можно возобновить реку и сделать оную судоходной, — но никак не дешевле. По сути, надо строить канал верст в пятьсот. Затраты, немыслимые для живущей впроголодь страны, и окупятся ли они хоть когда-нибудь, тоже никто не скажет. Было время, могольская империя граничила с Бухарой. Индийцы ходили войной на бухарские земли. Пушки возили на слонах. Теперь бунтующие афганцы отделили Индию от Турана непреодолимой полосой хаоса, и одному лишь Богу по силам этих дикарей утихомирить.
Переночевав на месте печального разочарования, велел поворачивать обратно. Вернувшись к берегу моря, приказал изыскания окончить и сократить гарнизон до численности, подобающей небольшому посту для коммерции с местными народами. Полковника в должности коменданта сменил поручик. Верблюдов продали караванщикам, а егерей несколькими рейсами галиота перевезли в Баку. Здесь во дворце мои служители готовились к отъезду. Нефтеперегонный куб и человек, способный с ним управляться, перешли в ведение приказчика Персидской компании. Несколько бочек горючего нефтяного спирта и описание новых зажигательных смесей на его основе приготовлены были для подарка Корчмину: пусть знает, что и мы не лыком шиты. Поток черкесских пленников (и пленниц) за зиму иссяк; караван-сарай, служивший им временным пристанищем, стоял пустой. Ну, что там еще осталось?! Только дождаться Румянцева из Тавриза, где он дискутирует о границах с турецким пашой. Странно: чуть не все офицеры и генералы наши мечтают вырваться отсюда и были бы счастливы на моем месте; меня же гнетет непонятная печаль. Или это дурное предчувствие? Даже когда отставили от командования, не было так погано на душе.
Возможно, сие зависит от согласия между тем, что ты делаешь — и тем, что считаешь нужным делать. В Персии я имел достаточно свободы, чтобы сделать неразумную войну, губительную для солдат и разорительную для казны, менее неразумной и менее губительной. Всего, чего хотел, не добился: гилянские полки за год моего начальствования потеряли четверть состава умершими от лихорадок; но ведь раньше ежегодные потери в них превышали половину! Между прочим, в английской Ост-Индской компании для пребывающих в Бенгалии матросов смертность от двадцати до тридцати на сотню считают обычной; а торговые матросы содержатся богаче и лучше солдат. Умиротворение завоеванных провинций делает успехи. Истинный враг указан. Пусть меня отстранили по интригам злопыхателей, но принцип войны чужими руками для истощения Оттоманской Порты воспринят Долгоруковым и будет в меру возможности проводиться. А что ждет на севере? Баталии за Шлезвиг? Совсем не уверен, что смогу сохранить дурацкое послушно-благожелательное выражение лица: последний раз посетив царские покои еще при государе Петре Алексеевиче, за три с лишним года сильно одичал. Не уста, так глаза правду скажут. С глубоким сомнением в будущей судьбе сдавал я дела прибывшему в Баку генерал-майору.
Из Персии принято ездить морем и Волгою до Царицына, потом степью напрямик. Сменив медлительную речную барку на карету, попрощался с верным Франческо: его путь через Азов и Константинополь в Венецию. А мне скакать днем и ночью: по-генеральски, на сменных лошадях. Пятьсот верст до Тамбова, там отдых — и еще столько до Москвы. И еще семьсот до Петербурга. Однако приморская жизнь настолько изнежила мою задницу и отучила от русских дорог, что я приехал в Первопрестольную скрюченным калекой. Поясница просто отламывалась. Отписавшись в коллегию с должными извинениями (пускай Темнейший немного подождет), визитировал губернатора Плещеева и графа Мусина-Пушкина (как столетний старец, под ручки поддерживаемый денщиками), а потом поехал к Шафирову. У барона в Москве свое подворье: не на постоялом же дворе ночевать! Старый приятель рад был предоставить мне кров. Он тоже выглядел больным и, пожалуй, не ложно отговаривался нездоровьем от поездки в Архангельск: одышка и сердцебиение мучили из-за чрезмерной полноты, служебные невзгоды наложили печать на жизнерадостный прежде характер; только изобретательный ум, присущий еврейскому племени, оставался подвижным и гибким.
— Душевно рад вас видеть, любезнейший Александр Иванович, если не в добром здравии, то хотя бы живым. По нынешним временам, и это благо!
— Да уж, чуть зазеваешься — мигом на пироги пустят. В начинку покрошат, яко пса. Взаимно рад, Петр Павлович! Готов доложить вам, как главе российской коммерции и своему компаньону, наблюдения и соображения, привезенные из Персии. Только чуть отдохну с дороги. Вас не затруднит баньку приказать?
