Сергей Шхиян - Грешница
Костюков оказался прав, я действительно почти ничего не поняла из того, что он сказал. Мне были ближе и понятнее простые, жизненные примеры, а не сложные отвлеченные рассуждения.
— Но, если мы с мужем будем… я и он, с другими, что останется от нашей любви?!
— Этого я не знаю, но мне кажется, настоящая любовь больше, чем то, чего ты боишься. Впрочем, это право каждого выбирать, что ему лучше.
Я подумала и поняла, что одна мысль о том, что Алеша окажется с другой женщиной, мне отвратительна. Ладно бы я, это еще можно понять и простить, но что бы он! Ни за что! Да и зачем ему это нужно?!
— Я все рано против разврата и ни за что не изменю мужу! — твердо сказала я, оставляя за собой последнее слово.
Костюков улыбнулся и, оставив его за мной, заговорил на другую тему.
— Еще я хотел бы обсудить с тобой наши имущественные дела.
— Вы говорите об имении? Мне кажется, у нас ничего не получится. Сегодня ко мне приходил Трегубов, просил, чтобы я вернула ему бумаги. Я, конечно, отказала, но поняла, что он все равно не согласится лишиться всего имущества и скорее меня убьет, чем останется нищим. Сегодня ночью он уже подсылал ко мне убийцу.
— Знаю, маленького человека с заросшим бородой лицом, — сказал Костюков.
— Да, но откуда…
— Он не мог причинить тебе зла, — не дослушав, перебил он.
— Но он ведь подсматривал за мной, — растеряно сказала я.
— Однако не убил, а напротив, охранял и берег твой сон. Поверь, мне кажется, тебе с ним еще придется встретиться и бояться его не стоит. Он тебе предан до гробовой доски.
— Почему? — невольно воскликнула я.
— Думаю, из любви, а там, кто его знает.
— Но, при чем здесь… Я его видела второй раз в жизни, какая может быть любовь!
— Большая или маленькая, этого я не знаю, — нетерпеливо перебил меня колдун. — Давай поговорим о делах. Трегубов обычный человек и его будущее мне известно. Он умрет через три дня от антонова огня. Воспалится одна из плохо заживших ран, в нее попадет зараза и у него начнется гангрена. После его смерти все имущество по закону перейдет тебе.
— Василий Иванович умрет? Как жалко, такой молодой и не доживет даже до тридцати! — пожалела я.
— Мне тоже его жаль, — засмеялся предсказатель, — но давай не отвлекаться по пустякам. Твоим имуществом, согласно нашему договору буду заниматься я. Для этого нам нужно оговорить мое будущее жалование.
— Но, у меня совсем нет денег! — испугалась я. — И мужу я ничего не могу сказать, сам понимаете, что он подумает!
— Жалование я буду вычитать из доходов имения, — немного успокоил меня Костюков.
— Ну тогда хорошо, я согласна.
— Я хочу получать в год три тысячи серебром.
— Сколько? — с ужасом переспросила я.
Таких огромных денег я себе даже не представляла. Мне казалось, что все наше царство-государство стоило дешевле.
— Сейчас доход от одного Завидово, больше тридцати тысяч, — спокойно объяснил Илья Ефимович. — У Трегубова есть еще три деревни. Это еще около двадцати. При моем управлении, доходы будут много выше.
— Вы правду говорите или шутите? — дрожащим голосом спросила я.
— Правду.
— Но ведь это несметное богатство!
— Пожалуй, но только для Троицкого уезда. Российская империя очень богатое государства, только управляют им, почему-то, всегда плохо и денег хватает только самым наглым и ловким. Ты же будешь первой богачкой уезда и не более того. Ну, что согласна, на мое предложение?
— Да, но как же мне обо всем этом сказать Алеше? Если, вдруг, он узнает, что я владею Завидово, представляете, что подумает! Он и так меня к Трегубову ревнует…
— Тогда откажись и все дела, — лукаво предложил Костюков.
Я растерялась. Все, что у нас случилось той ночью с Трегубовым, из шутки превратилось в серьезное испытание. Мне стало страшно, чем может кончиться такой поворот в жизни. Дело было даже не в Алеше, ему я как-нибудь сумею объяснить. Мне стало страшно сделаться богатой. Если даже теперь, лишь только я надела нарядное платье и обратила на себя внимание, мне сразу стало так трудно жить, что же будет, когда мне станут по-настоящему завидовать!
Может быть и, правда, лучше отказаться? — подумала я.
— Но ведь Трегубов умрет не сегодня, а через три дня. Пока похороны, то, се, потом вы будете оформлять документы. За это время я что-нибудь придумаю! — неожиданно для себя самой решила я.
— Вот и хорошо, — почему-то печально сказал Илья Ефимович. — Я еще ни разу в жизни не встречал человека, который отказался от денег.
Глава 19
Алексей Григорьевич вернулся домой срезу после полуночи, как мне и обещал Костюков. Я не спала, и ждала его в наших покоях. Однако очень радостной встречи не получилось. Он смертельно устал, пропах дымом, лесом и порохом. Я так соскучилась, что бросилась ему на шею. Он меня обнял, попросил подождать пока придет в себя, разделся, лег на кровать и сразу заснул. Умом я понимала, что обижаться на него глупо, но на душе все равно остался неприятный осадок.
Когда я проснулась, Алеша еще спал. Снились ему не вчерашние подвиги, а Москва и его первая жена. Они, держась за руки, гуляли по большой улице. Мимо пролетал поток автомобилей. Раньше я бы непременно ими полюбовалась, мне всегда было интересно подглядывать его сны о той жизни. Но в этот раз мне было не до того. Алеша очень ласково смотрел на свою спутницу, и ему хотелось ее поцеловать.
Это безобразие мне так не понравилось, что сначала я обиделась, потом рассердилась, потом, встала, оделась и ушла к Марье Ивановне. Она мне обрадовалась и начала рассказывать о своем колдуне. Уж такой он хороший и ласковый, так ее жалеет, понимает! Мы сидели и болтали, когда во дворе началась какая-то суета. Маша выглянула в окно и спросила дворовую девушку, что случилось.
— Солдаты приехали! — радостно закричала она и убежала к воротам.
— Пойдем, скорее, посмотрим, — подхватилась она.
Прибытие военных всегда большое событие даже для города, что же говорить об имении. Я кроме нашего барина Антона Ивановича еще никогда в жизни не видела настоящих военных и тоже заспешила. Когда мы с подругой вышли во двор, к воротам уже сбежались все местные жители.
— Никак война началась? — спросила меня Маша, стараясь не спешить, но невольно ускоряя шаг. Мы обе рассмеялись и припустились вслед за остальными.
Перед воротами оказалась большая черная карета, возле нее, спешившись, стояли красавцы военные в сияющих золотом шлемах и латах. Такой красоты я еще никогда не видела. Оробевшая дворня робко теснилась возле ворот, не смея к ним подойти. Даже бойкие мальчишки, разинув рты, молча, рассматривали необыкновенных воинов.
Солдаты, словно давая нам возможность полюбоваться собой, подтягивали подпруги, и горделиво поглядывали на замерших от восторга зрителей. Потом открылась дверца кареты, и из нее по ступенькам на дорогу спустился очень пожилой человек крупного сложения в статском платье. На вид ему было около сорока лет. У него было такое высокомерное лицо, что сразу стало понятно, что он здесь самый главный.
Начальник осмотрел зрителей, остановил брюзгливый взгляд на Кузьме Платоновиче и поманил его пальцем. Управляющий суетливо выбрался из плотной толпы дворовых, подошел к строгому начальнику и низко ему поклонился. О чем они говорили, я не слышала, но и так было только понятно, что статский о чем-то расспрашивает Кузьму Платоновича. Настроиться на мысли именно этого человека я не могла, потому что вокруг было слишком много людей.
Выслушав вопрос, управляющий, что-то ему ответил, обернулся, нашел меня взглядом и показал гостю. Я вспомнила предсказание Ильи Ефимовича о дальней дороге и казенном доме, и мне стало страшно.
Мы с Машей стояли возле самых створ ворот, недалеко от калитки и я попятилась назад. Однако улизнуть не успела.
— Сударыня, можно вас на два слова, — громко обратился ко мне начальник.
Дворовые расступились, и мы оказались друг против друга. Мне ничего не оставалось, как подойти.
Вблизи начальник мне совсем не понравился, но я не показала вида и, приблизившись, улыбнулась, поздоровалась и спросила что ему от меня нужно.
— Я прибыл за вами по приказанию государя императора, — так тихо, чтобы слышала только я, сказал он. — Вам надлежит немедленно отправиться со мной в Санкт-Петербург.
— Как это отправиться? — не поняла я. — Я здесь не одна, а с мужем…
— Ничего, ему позже все объяснят, — ответил он и, твердо, взял меня под руку и подтолкнул к карете.
Я так растерялась, что позволила ему посадить себя внутрь и только после этого возмутилась:
— Но позвольте, мне нужно…
Строгий господин не дал мне договорить, крикнул кучеру: «Трогай», и сам оказал внутри. Тот закричал на лошадей, щелкнул кнут, застучали копыта, колеса и мы закачались на рессорах по неровной дороге. Я попыталась оттолкнуть похитителя, вырваться, но он сильной рукой легко толкнул меня в угол и брезгливо оттопырив губу, сказал: