Дмитрий Полковников - Герой не нашего времени. Эпизод II
– Комбата! Комбата убило!
От полного расстрела группу спасла снайперская пара. Панов предусмотрительно не выдвинул их на передовую позицию, а оставил позади. С валов пятого форта никак нельзя дать работать немецким корректировщикам-наблюдателям.
А оставшихся с фельдшером раненых не убили. Медик крикнул, что здесь одни раненые, и лейтенант вермахта придержал солдат, желавших отомстить за потери и пережитый ужас под огнём русских миномётов. Он зло посмотрел на обрадованного фельдшера: если бы не приказ! И как вызывающе выглядели нашлёпки-чашечки на коленях и локтях мёртвых и живых русских в светло-коричневой форме! Слух о присутствии здесь особой части большевиков подтвердился. Большевиков следовало хорошенько допросить, но, осмотрев лежащих раненых, немецкий солдат с белой повязкой и красным крестом лишь молча покачал головой.
Тогда они хорошенько припёрли снаружи дверь, а кричащего что-то про действие уколов большевистского медика погнали к себе в плен.
Ненашев на какое-то время перестал управлять боем, чем сразу воспользовался противник, убедившись, что огонь из форта прекратился.
«Ауфтрагстактика», старательно разложенная по полочкам комбатом на занятиях, сработала с неизменным эффектом.
Право на самостоятельное принятие решений при знании каждым командиром общей задачи позволяло действовать вермахту и без связи в верхнем звене. Нередко донесения и распоряжения из-за атмосферных помех попадали адресатам через часы и даже сутки[208].
В бетонную стенку дота словно ударила огромная кувалда. Очередное прямое попадание, немцы давно пристрелялись к голой бетонной коробке.
Объект номер пятьсот семь по проекту одноэтажный. Установка ДОТ-4 с 45-мм пушкой на месте, в дыру под так и не пришедшую с завода пулемётную установку НПС-3 смотрит «Максим», стоя на импровизированном лафете. Для огня по площадям его наводят по команде с пушки, где есть оптический прицел. В угловой амбразуре командирского каземата почти на запад торчит ствол ещё одного станкового пулемёта. Вентиляции, освещения, системы охлаждения нет, пусть и проложены коммуникации, но не смонтировать агрегаты, ещё не изготовленные на каком-то оборонном заводе.
Это первый ключевой объект обороны уровского батальона, вооружённый лучше всех.
К пороховым газам, режущим глаза, добавилась густая цементная пыль, заставляющая кашлем надрывать лёгкие, а ещё раньше забившая фильтры противогазов. Раскалённый воздух от оружия изгнал царившую здесь прохладу. Прямые попадания в дот вызывали сотрясения, из-за которых кровь текла из ушей.
Приказы «Все в дот!» и «Из дота на выход!» превратились в монотонный кошмар. Как только рядом разрывался тяжёлый немецкий снаряд, следовало схватить пулемёт и укрыться в бетонной коробке. А потом заставить себя вылезти, зная, что смерть на всех парах несётся к тебе с зарядами взрывчатки, канистрами бензина и огнемётами в руках.
Ненашев недостроенные доты использовал и как коллективные убежища, но с одним очень важным условием: выиграть в гонке, кто быстрее: или наступающие солдаты вермахта, следующие за огневым валом в последнем броске, или обороняющиеся бойцы, судорожно выбегающие с оружием в руках из укреплений и занимающие места в траншее.
Отражать атаки и корректировать огонь помогал заранее укрытый наблюдательный пункт прямо на берегу Буга. На той высотке, где накануне позлил комбат полковника-немца, Корзинкин прекрасно видел спины штурмовых групп, наступающих на узел обороны.
Взрывы прекратились так же неожиданно, как и начались. Поредевшая контрштурмовая группа неохотно вылезла наружу. Вслед, закрывая за собой тяжёлую, бронированную дверь, мешком вывалился в ход сообщения политрук. Песок со стены траншеи сыпался за воротник, но он не замечал. От духоты у Иволгина мутился рассудок, он мало что соображал, лишь жадно глотал кажущийся теперь прохладным воздух.
Тем временем к одноказематному пулемётному доту рядом немцы тащили 75-мм пехотную пушку. Кто-то укрывался от пуль и осколков за её щитом, откидная часть которого доходила до самой земли, а кто-то полз рядом, волоча ящики с боеприпасами в дополнение к тем, что укреплены на однобрусном лафете.
Чёртова страна, чёртов фюрер, затеявший войну на два фронта! С неба всё сильнее припекало солнце, обещая пекло. Но они и так, как свиньи, все в поту. В сапогах мокро от воды, а теперь к ней добавилась ещё грязь и песок, превращая каждый шаг на восток почти в пытку. Но главная напасть – проклятые, не желающие сдаться или разбежаться большевики.
Фельдфебель посмотрел в дикие, побелевшие от страха глаза подчинённых. Пули щёлкали вокруг, всё чаще ударяя в щит.
– Ещё немного! Метров двадцать вперёд, вон до той воронки, там окажемся в мёртвой зоне второго дота русских. Или вас надо уговаривать? – Он демонстративно похлопал по кобуре.
Ветеран знал, насколько с непривычки опасен шок. Спустя некоторое время они пообвыкнутся быть под огнём, но первый шаг в сторону стреляющего врага даже у него вызывал мурашки.
Теперь он встал на колени, как и расчёт, укрывшийся за щитом, внимательно рассматривая цель в бинокль и руководя наводчиком. Всё зависит от неё, группы огневой поддержки штурмового отряда, доставившего к цели «лом» весом в четыреста килограммов и способный пробить брешь в обороне противника.
– Правая сторона проволочного заграждения. Левее десять, пулемётное гнездо. Огонь!
Сапёры и группа разграждения рядом, готовые начать в ту же минуту, как только заткнётся пулемёт в долговременной огневой точке.
Первый выстрел был сделан целеуказующим снарядом, рассыпавшим картонные кружки красного цвета перед выявленной амбразурой дота и поднявшим вверх дым. В это место сразу ударили миномёты, ослепляя наводчика-большевика.
Далее последовали осколочно-фугасные снаряды, то взлетавшие почти по миномётной траектории, то прямым выстрелом прицельно обрушивающиеся на окопы пехотного прикрытия русских.
Для навесной стрельбы у пехотной пушки, как у гаубицы, изначально предусмотрен переменный заряд, а наводчикам хватало курса математики средней школы и учебной артиллерийской практики.
И у нас на лафете «сорокапятки» в 1943 году появится 3-дюймовый ствол, такой же малозаметный и катаемый расчётом по полю, взамен «полковушки» 1927 года.
Панов в ГАУ написал, не питая на его счёт никаких иллюзий. Конструкция получится не универсальная, ни рыба ни мясо против танков, даже с воткнутым кумулятивным снарядом в стволе.
Однако систему, как и тактику, отрабатывают годами. Так немцы всю войну использовали давно «устаревший» продукт фирмы «Рейнметалл» на деревянных колёсах.
То, что получилось к осени 1943-го, даёт весомый аргумент, пусть и на двести килограммов более тяжёлый, чем германский. Подходит любой, давно освоенный промышленностью 3-дюймовый боеприпас, и пехота сможет подтащить пушку на прямую наводку к дзоту, пулемётному гнезду, выдавая из-за укрытого за щитом расчёта убийственный 5-килограммовый аргумент.
Сапёры двинулись вперёд и плевком из огнемёта окончательно ослепили русских. Мешками с песком заткнули амбразуру. Далее принялись выжигать дверь, спокойно расстреляв и облив струёй пламени решившийся спастись гарнизон.
Умолкшая бетонная коробка прикрывала подход к своему более крупному собрату.
Пользуясь тем, что фланговый огонь утих, к доту Иволгина решительно поползла группа подрывников. Группа разграждения ещё ранее сунула под колючую проволоку русских заряд на длинной доске, который очистил дорогу.
Немцы двигались от одного укрытия к другому, аккуратно выбирая дорогу с тем расчётом, чтобы их не заметили из угловой амбразуры, откуда вёлся менее интенсивный огонь. Пока всё внимание русских сосредоточено на юге, на группах, атакующих их центральные позиции.
Двое волокли заряды, а ефрейтор – деревянный шест. Они осторожно перебрались через почти засыпанную траншею с убитыми большевиками. В этот раз из казематов сюда никто не вышел. Артиллерия и миномёты хорошо поработали, уничтожив прикрытие.
Устроившись в неглубокой воронке, сапёры лихорадочно мастерили заряд и готовили дымовые шашки. Где-то рядом глухо лязгнула отрываемая дверь.
Ха! Поздно, гориллы! Без поддержки тяжёлых пушек вы ничто!
Огнепроводный шнур догорал, когда ефрейтор, осторожно прижимаясь к бетонной стене, быстро сунул шест с зарядом в амбразуру и прыгнул в укрытие.
Всё как на долгих тренировках в учебном центре, устроенном в «трофейном» чешском укрепрайоне. Там вермахт тренировался перед прорывом линии Мажино, пока перед фюрером генералы не вынесли вердикт: «Можно!»
Хлопок взрыва сотряс воздух.
Иволгин, оглядываясь, приподнялся. Мертвы, все мертвы.
Вырвав из-за пояса гранату, он заученно кинул её, стараясь попасть через дот, куда-то справа от амбразуры.
