Юлия Галанина - Да, та самая миледи
Ну что же, я готова… Вот теперь я готова. Где вы, мои храбрые мстители?
Земля втягивалась в ночь. За стенами домика шумел целующий землю дождь, обострившимся слухом я слышала чьи-то шаги, треск в живой изгороди.
Заржала лошадь.
Я медленно подняла голову. К стеклу окна с той стороны, где дождь, прильнуло бледное лицо. Атос.
Ну что же, начинаем последнее представлени. Господи, как же страшно, как страшно…
Я вскрикнула.
Атос толкнул коленом и руками раму. Стекло лопнуло длинными клиньями, осыпалось внутрь. Он впрыгнул в комнату.
Здравствуй, муж мой!
Посмотрим, кто стоит за дверью. Я быстрыми шагами пересекла комнату, открыла дверь — на пороге стоял д'Артаньян. Все правильно.
Д'Артаньян выхватил из-за пояса пистолет. Боится, что сбегу? Куда?
Атос поднял руку.
— Положи оружие на место, д'Артаньян. Эту женщину надлежит судить, а не убивать. Подожди еще немного, и ты получишь удовлетворение… — невыразительно сказал он. — Войдите, господа.
Кажется, не прошло и десяти лет, как граф де Ла Фер понял, как же следует правильно вести дела.
В комнату вошли Портос, Арамис, дорогой брат Винтер и человек в красном плаще.
Да, я была права, о как я была права!
В каждом окне, не исключая того, что разбил Атос, застыли слуги. Дверь тоже охранялась.
Началась самая захватывающая игра в моей жизни.
Игра на жизнь, игра против пятерых, игра, которой нигде никогда не было и больше не будет.
Бесследно испарился страх, осталось одно вдохновенное возбуждение, каким на сцене провидение наделяет гениев, а в жизни безумцев.
Ну что же, Вы были правы, судите меня, господа!
С воплем ужаса встретила я появление охотников на меня. Рухнув на стул, я закричала:
— Что Вам нужно?
— Нам нужна, — медленно сказал Атос, — Шарлотта Баксон, которую звали сначала графиней де Ла Фер, а потом леди Винтер, баронессой Шеффилд.
— Это я, это я! Чего Вы от меня хотите? — прижала я руки к груди.
— Мы хотим судить Вас за Ваши преступления, — сказал Атос. — Вы вольны защищаться; оправдывайтесь, если можете… Господин д'Артаньян, Вам первому обвинять.
Если судьи уже вынесли приговор, защищаться бессмысленно. Ибо никогда не услышат тебя те, в чьих ушах звучат слова: «Виновна!»
Шагнул вперед д'Артаньян.
— Перед Богом и людьми обвиняю эту женщину в том, что она пыталась отравить Констанцию Бонасье!
Значит, рвотное сработало как нужно. Д'Артаньян обернулся к Портосу и Арамису.
— Мы свидетельствуем это, — сказали вместе оба мушкетера.
— Перед Богом и людьми обвиняю эту женщину в том, что она покушалась отравить меня самого, подмешав яд в вино, которое она прислала мне из Виллеруа с подложным письмом, желая уверить, что это вино — подарок моих друзей! Бог спас меня, но вместо меня умер другой человек, которого звали Бризмоном.
Что же ты, вспоминая мои злодейства, не вспомнишь, благородный д'Артаньян, собственные поступки, которые вынудили меня защищаться? Ты думаешь, для Бога они куда менее тяжкий грех?
— Мы свидетельствуем это, — сказали Портос и Арамис.
— Перед Богом и людьми обвиняю эту женщину в том, что она подстрекала меня убить графа де Варда, и так как здесь нет никого, кто мог бы засвидетельствовать истинность этого обвинения, я сам ее свидетельствую! Я кончил, — сказал д'Артаньян.
Насколько избирательная память!
Что же ты не засвидетельствуешь, безупречный д'Артаньян, что сделал все возможное, прибегнув к подлости, подлогу и обману, чтобы я возненавидела графа де Варда? Или храброму кавалеру Богом и людьми прощается куда больше, чем презренной женщине?
Д'Артаньян перешел на другую сторону комнаты. Арамис и Портос перешли вслед за ним.
— Ваша очередь, милорд! — сказал Атос, играющий сейчас роль прокурора.
Вперед вышел дорогой брат.
— Перед Богом и людьми обвиняю эту женщину в том, что по ее наущению убит герцог Бекингэм!
Охотно признаю эту вину!
Только не забудьте упомянуть, милорд, что я сделала все по Вашему наущению. Именно Вы усомнились в моей способности подчинять людей своей воле и предложили проделать это, будучи у Вас в заточении. Вы мой сообщник, такой же послушный, как и Фельтон, только куда более тупой!
— Герцог Бекингэм убит? — хором воскликнули ошеломленные новостью мушкетеры.
— Да, — сказал деверь, — убит! Получив Ваше письмо, в котором Вы меня предостерегали, я велел арестовать эту женщину и поручил стеречь ее одному верному и преданному мне человеку. Она совратила его, вложила ему в руку кинжал, подговорила его убить герцога, и, может быть, как раз в настоящую минуту Фельтон поплатился головой за преступление этой фурии…
И за глупость своего командира, дорогой брат, за глупость и грубость…
Мои неподкупные, беспристрастные судьи содрогнулись.
— Это еще не все! — продолжил ободренный успехом своей речи деверь. — Мой брат, который сделал Вас своей наследницей, умер, прохворав всего три часа, от странной болезни, от которой по всему телу идут синеватые пятна. Сестра, отчего умер Ваш муж?
Дорогой брат, я желаю знать это не меньше Вашего! И чем было вызвано Ваше разочарование, когда после его смерти Вы неожиданно для себя узнали, что наследница я? Так все-таки, отчего же умер мой муж? От кого?
— Какой ужас! — доверчиво ужаснулись Портос и Арамис.
— Убийца Бекингэма, убийца Фельтона, убийца моего брата! — несолидно заверещал деверь. — Я требую правосудия и объявляю, что если не добьюсь его, то совершу его сам!
Добьешься, милый, добьешься. Ты так долго этого ждал, что тебе не откажут в удовольствии прикончить меня.
Винтер отошел и спрятался за спиной д'Артаньяна.
Я уронила голову на руки, слушая весь этот вздор и мысленно пререкаясь с судьями. Надо, чтобы моего насмешливого лица никто не видел.
— Теперь моя очередь… — принялся изливать душу собранию де Ла Фер. — Моя очередь. Я женился на этой женщине, когда она была совсем юной девушкой, женился против воли всей моей семьи. Я дал ей богатство, дал ей свое имя, и однажды я обнаружил, что эта женщина заклеймена: она отмечена клеймом в виде лилии на левом плече.
Ну что можно было посоветовать драгоценному супругу, убитому горем?
В следующий раз, когда придет охота жениться, надо осмотреть выбранную девушку всю целиком, чтобы потом не сетовать на кривые ноги или заклейменные плечи. Вот сейчас, кстати, мой выход.
Я вскочила и крикнула:
— О! Ручаюсь, что не найдется тот суд, который произнес надо мной этот гнусный приговор! Ручаюсь, что не найдется тот, кто его выполнил!
— Замолчите! — произнес глухой голос. — На это отвечу я.
Человек, закутанный в красный плащ, вышел вперед.
Все головы повернулись в его сторону.
— Кто это? Кто это? — с удовольствием кричала я, изображая испуг.
Человек медленно подошел к столу, откинул капюшон, снял маску.
Если некоторое время сидеть молча, а потом вскочить и отшатнуться к стене, то все поймут, что ты испытываешь дикий ужас.
— Нет-нет! — кричала я на весь дом. — Нет! Это адское видение! Это не он!.. Помогите! Помогите!
Если потом обернуться и вцепиться пальцами в стену, то решат, что тебе еще страшнее.
Конечно, это был не он. Того человека давно нет в живых. Это мой единственный настоящий брат на этой холодной земле. Мой Жерар. И этим спектаклем я обязана именно ему.
— Да кто же Вы? — пораженно воскликнули мушкетеры.
— Спросите у этой женщины, — ткнув в, меня пальцем, сказал брат. — Вы сами видите, она меня узнала.
— Лилльский палач! Лилльский палач! — завывала я лицом к стене.
Все отшатнулись от человека в красном, как от прокаженного.
— О пощадите, пощадите, простите меня! — восклицала я, упав на колени.
— Я вам говорил, что она меня узнала! — мрачно сказал Жерар, топорща черную бороду. — Да, я палач города Лилля, и вот моя история.
Все со страхом смотрели на него. Жерар начал свою часть комедии.
— Эта молодая женщина была когда-то столь же красивой молодой девушкой. Она была монахиней Тамплемарского монастыря бенедиктинок. Молодой священник, простосердечный и глубоко верующий, отправлял службы в церкви этого монастыря. Она задумала совратить его, и это ей удалось: она могла бы совратить святого.
Спасибо, брат!
— Принятые ими монашеские обеты были священны и нерушимы. Их связь не могла быть долговечной — рано или поздно она должна была погубить их. Молодая монахиня уговорила своего любовника покинуть те края, но, для того чтобы уехать оттуда, чтобы скрыться вдвоем, перебраться в другую часть Франции, где они могли бы жить спокойно, ибо никто бы их там не знал, нужны были деньги, а ни у того, ни у другого их не было. Священник украл священные сосуды и продал их; но в ту минуту, когда любовники готовились вместе уехать, их задержали.
Д'Артаньян слушал, открыв рот.
В нашей семье первые уроки правильной речи я получила именно от Жерара.
