Боярышня Евдокия (СИ) - Меллер Юлия Викторовна

— Неужто мы под Новгородом? — удивился Гаврила.

— Вода течёт, — показала Дуня на стену.

— Это сливные канавки, — пояснил ей боярич и это означало, что они действительно добрались до города.

Гаврила с Дуней взбодрились. Идти стало легче и они даже стали оставлять знаки, чтобы отмечать свой путь. Выхода наверх не было, а может, они не видели его.

— Ого! Смотри! — Дуня показала рукой на стоящие друг на друге короба.

Гаврила снял крышку с одного из них:

— Парча, шелк и бархат! — торжественно объявил он.

— Так это контрабанда! — отчего-то обрадовалась Дуня и начала считать, сколько всего добра.

— Как бы нас за неё не порешили, — озабоченно вертя головой, тихо произнёс боярич.

— Как обидно, — расстроено произнесла боярышня, пытаясь приподнять короб.

— Чего?

— Вновь на нашем пути добро валяется, а взять не можем!

— Вот выберемся и вернемся, — постарался утешить её Гаврила, но прекрасно понимал, что им ни за что не найти тот двор, где их держали и уж тем более не повторить тот путь, что они прошли.

Дуня все-таки отобрала себе штуку тончайшего шелкового полотна.

— Балдахин сделаю, а то комары по ночам зажирают, — непонятно пояснила она, прижимая к себе ткань и шкатулку.

— Уходим, — строго произнёс Гаврила и боярышня согласно кивнула. Она старалась запомнить место контрабандного склада и даже на стенах чертила смайлики, но вряд ли это добро дождётся её.

— Я вижу лестницу и дверь, — после долгих блужданий сообщил Гаврила. — Постучим?

Дуня вяло кивнула, предоставляя возможность стучать и орать бояричу. Но неожиданно хватило одного удара, чтобы выбить дверь.

— Силен! — уважительно произнесла боярышня и, подхватив своё богатство, понеслась вперёд:

— Я слышу божественное пение! — радостно сообщила она ему, торопясь миновать узкий коридор

-улитку.

— Евдокия, погоди!

— Мне невтерпёж! Там люди! Ты слышишь!

Коридор, лестница, потом ещё коридор и тупик, а пение раздавалось совсем рядом. Надо было бы покричать, но оба охрипли.

Небольшой лючок над головой ненадолго затормозил спешащих на свободу молодых людей. Поднатужились, раскачали, сдвинули через щель железяку, откинули люк с грохотом.

Пение замолкло. Дуня закинула наверх шелковую штуку, потом шкатулку, а после её подсадил Гаврила, буквально подкидывая вверх, чтобы она большей частью оказалась на поверхности и не упала обратно.

Дуня успела подумать, как вежливо скажет певчим, что их пение благословенно и спасло две юные невинные души, но яркий свет ослепил её. После долгой темноты резь в глазах оказалась невыносимой.

Инстинктивно она одновременно сделала сразу несколько вещей, скрючилась, чтобы не свалиться обратно на руки Гавриле, застонала и закрыла рукой глаза. Ещё постаралась объяснить окружающим свою проблему в надежде, что убавят количество свечей подле неё:

— Ой! Глазоньки свет режет! — простонала она.

— Изыди! — провозгласил кто-то над её головой.

Удар кадилом по лбу, всё же скинул Дуню обратно, сбивая с ног показавшегося Гаврилу.

Глава 25.

Семён шёл по следу, не обращая внимания на шепотки. Рядом с ним держались его боевые холопы, чуть поодаль поспешал отряд Матвея Соловья.

— Волк, как есть волк! — ворчали старые воины Матвея. — Землю чуть ли не носом роет.

Дядька Гаврилы помалкивал, думая, что именно так и нужно искать. Он воспрял духом, когда узнал, что боярич приехал по зову боярышни Дорониной, чтобы найти его хозяина. И был счастлив, когда сумел оказаться полезным, подробно рассказав молодому сыскарю о Тимошке Сергееве.

Сам-то Бориска не догадался, что в пропаже подопечного мог быть виноват старый враг Афанасия. История с рудником уже была в прошлом, а вот поди ж ты…

Дядька Гаврилы рассказал Семёну Волку, что знал, но ему показалось, что тот ничего нового не услышал. Однако боярич подбодрил его, сказав, что найдёт Гаврилу Афанасьевича. И Бориска ему верил, потому что видел, как молодой боярич начал поиски Евдокии Вячеславны. Все только и делали, что орали друг на друга и носились безголовыми курицами, а боярич со своими холопами сразу бросился смотреть следы.

Идя по следу, Семён взмок от напряжения, хотя погода выдалась стылой и следующие за ним воины ёжились от холода. Боярича не отпускала досада на совершенные ошибки: если бы он раньше поговорил с дядькой Гаврилы; если бы, вычислив дом вероятного Дуниного похитителя не промедлил, ожидая поддержку в виде боярина Овина; если бы доверился интуиции и сразу проследил, куда поутру повели ту лошадь, что он выслеживал… Столько разных «если»! А в результате Семён вновь теряет время, ползая на каждом перепутье, заново ища знакомый след, но уже вне города. Но это сейчас многое стало понятно, а вчера всё было иначе.

Семён к дому, принадлежащему Тимофею Сергееву, вышел не сразу. Как только он понял, что буквально на его глазах была скрадена Дунька, то обследовал место похищения.

Направление, куда повезли боярышню, определил сразу, а вот след… с этим было сложнее. И всё же круг поисков сузился с целого города на определенную часть.

А потом настало время расспросов и выяснилось, что на интересующих его улицах в числе прочих живут люди Селифантова и Борецкой. Семён сосредоточился на них, начал расспрашивать местных — и часть подозреваемых сократилась в разы.

К сожалению, расспросы заняли много времени и день подошёл к концу, так что поиски пришлось остановить. Зато на рассвете Семён начал обход заинтересовавших его домов и возле одного из них вновь натолкнулся на знакомый след: подсохшая грязь в лучшем виде сохранила искомый отпечаток подковы с запомнившимся Семёну завалом на правую сторону.

Волк хотел немедля учинить обыск дома, но сопровождавший его Матвей Соловей остановил, напомнив, что они не в Москве.

Послали за посадником Овиным и под его доглядом осмотрели двор. А когда ничего не нашли и хозяева дома подняли крик на всю улицу, то поиск боярышни чуть не сорвался.

И тут дядька Гаврилы Златова, присоединившийся к поискам боярышни в надежде узнать что-то и про своего боярича, услышал имя предыдущего хозяина дома. Услышал — и расталкивая всех, вылез вперёд, во всеуслышание крича, что давно знает Тимошку Сергеева.

— Иуда он! Предал и отдал на растерзание татям всю семью Носиковых. Ни баб, ни детишек не пожалел!

Начавший собираться у ворот народ вспомнил погибших Носиковых. Новость о причастности к их гибели Тимошки взбудоражила людей, а когда они узнали, что им же похищена сказочница, то многие вызвались помочь искать.

Боярин Овин стоял истуканом, переживая свалившиеся на него за последнее время беды и никак не реагируя на обращения с желанием помочь. Он казался себе щепкой, носимой по волнам неспокойного моря и стыдился, что не может ничего исправить. Матвей тоже растерялся, понимая, что, не зная города и окрестностей, не сумеет организовать народ, а Семёну лишние люди были только помехой.

— Опиши Тимошку Сергеева! — потребовал боярич, едва ли не рыча от досады. Кабы знать заранее, что две пропажи связаны, то не пришлось бы терять время.

— Обыкновенный, — волнуясь, заговорил Бориска и понимая, что его слова звучат глупо, заторопился объяснить: — Смотришь на него — и кажется, что человек человеком, а душа у него гнилая!

Желваки на лице Семёна сдвинулись, а нос словно бы заострился при напряженных ноздрях, но более он ничем не выдал своё раздражение и начал задавать наводящие вопросы.

Из выжатого из дядьки Гаврилы описания получалось, что старосте Селифантову служит тот самый Тимофей Сергеев, который ранее хозяйствовал у Носиковых.

— Жил себе спокойно здесь убивец, ни о чём не тужил, — развернувшись к людям, зло высказался Борис, когда Семён оставил его и начать по-новой осматривать двор. — А я всё про него расскажу!

Пока дядька боярича Златова клялся и божился перед новгородцами, что именно Тимошка извёл Носиковых и посылал татей вдогонку его хозяину, Семён пытался найти хоть какую-то зацепку.