Сергей Лапшин - Победить смертью храбрых. Мы не рабы!
Несмотря на оптимистичный тон, неладное я, что называется, почуял. Бон ничего не сказал о характере задания, сроках его выполнения, да и выглядел, надо признать, озабоченным.
Видя, что прощание у нас не выходит, мой товарищ, вздохнув, присел на кровать и хлопнул меня по плечу. Грустно как-то улыбнулся и подмигнул:
– Нормально будет все. Прорвемся, Нельсон. Ты, главное, запомни вот что – никогда не сдавайся. Понял? Никогда, Нельсон, какие бы ни были расклады, даже полная безнадега, не сдавайся. Усек?
– Усек, – усмехнулся я довольно неожиданному нравоучению.
Бон, похоже, нащупав нужную волну, добавил:
– Как там было? Наше дело правое, победа будет за нами. И – не сдавайся.
Выдавил из себя улыбку и, стремительно поднявшись с кровати, скрылся за дверью.
Посмотрев ему вслед, я опустился подушку и стал созерцать потолок. Огонек свечи дрожал, заставляя тени метаться по потолку. В какой-то мере неопределенность и дерганость их движений напоминала мне наше положение. Мы шарахались, будто звери в клетке, перемещались, утыкаясь в железные стены, не в силах вырваться за пределы ограниченного пространства.
На душе было горько и пусто. То, что сказал мне Бон… напоминало прощание.
Утром ко мне в комнату, вернее, судя по моему статусу, палату, заглянул Симаков в сопровождении Терехова. Медик наскоро проверил рану, перемотал бинты и положил на столик рядом с кроватью таблетки. Распределил их стопками, указав, какую и когда принимать. Козырнул Терехову и вышел за дверь. Капитан же уселся на табурет и требовательно уставился на меня:
– Одевайся. Ты нужен.
Я аккуратно сбросил ноги на пол, натянул штаны, перевязывая их в поясе хлястиками, и накинул через голову и рубашку. Капитан указал мне на пуговицы, которые пришлось застегнуть, однако ремень позволил не надевать. Наконец, удовлетворившись моим внешним видом, Терехов достал из принесенного с собой планшета карту и расстелил ее на столе. Кивком пригласил присесть поближе. Поскольку больше табуреток или стульев в комнате не было, я переместился на край кровати, благо, не пришлось вставать. Взглянул на карту, опознал в ней крупный масштаб Лебедей и окрестностей.
– Вот здесь, – Терехов ткнул острием заточенного карандаша в окраину населенного пункта, – ты указал на месторождение. Немцы провели изыскательские работы и действительно нашли там железо. Судя по их суете, нашли немало. Теперь они просят указать им другие места. Покажи мне все, что знаешь.
– А разумно будет все сразу рассказывать? – закономерно усомнился я.
– Это моя карта, боец. И это данные для меня.
Я кивнул. Понятно. И оттого противно.
– Вы слить меня, что ли, решили? – Я посмотрел в глаза капитану. – Или вообще сами грохнете?
– Случиться с тобой может что угодно, – не меняясь в лице, ответил Терехов. – От случайностей никто не застрахован.
Я только скептически поднял бровь. Объяснение совершенно не внушало доверия. Мой единственный козырь для этого мира – знания. Они гарантируют, что меня хотя бы не сразу прикончат и я поживу некоторое время, пока буду нужен. А тут, выходит, я должен выложить все на блюдечке с голубой каемочкой за просто так.
– Боишься? – не дождавшись ответа, спросил Терехов.
– Боюсь, – не стал отпираться я, – про все месторождения не скажу.
Немного помедлив, капитан кивнул:
– Хорошо. Назови что-то вот в этом радиусе, – карандаш описал внушительный полукруг по карте, – это владения Книппеля. Нужно что-то в этом районе.
Я взял у капитана карандаш и сосредоточенно посмотрел на карту. Если бы не Лебеди, именуемые Шванендорф, я бы точно не смог разобраться. Все названия, понятное дело, по-немецки, и это вносило сумятицу. Совершенно было непонятно, что, где и как. Повертев карту и так и эдак, я мысленно плюнул.
– На юго-запад – Яковлево. Километров шестьдесят отсюда. Там есть крупное месторождение.
Капитан забрал у меня карту и пытливо уставился на нее, стараясь обнаружить то, что я назвал. Естественно, никакого Яковлева там не было. Вернее, было, но наверняка переименованное, и искать его было бесполезно – все равно что заниматься поисками свободного места в вагоне на Кольцевой ветке в час пик.
– Не путаешь? – поднял на меня взгляд капитан.
– Нет, – качнул я головой.
– Еще?
– Я больше ничего не покажу.
Терехов озадаченно взял карандаш. Прижал его ладонью к карте и задумчиво прокатил, глядя мне в глаза. Я взгляда не отводил. Сейчас любое моральное давление было мне по фигу.
– В чем дело? – спросил напрямую капитан.
– Я Бона, в смысле, друга своего, видел всего полчаса. Полчаса! И ночью, оказывается, его на задание какое-то отправили. А что, кроме него, никого не нашлось что ли?
– Он не один пошел, – невозмутимо парировал Терехов.
– Это понятно, – отмахнулся я. – Непонятно, почему именно он?
– А почему нет? – удивился капитан. – Был бы ты здоров, может, и ты бы пошел. Все от обстановки зависит. Обстоятельства всегда сильнее. Нам следует сражаться, владеть инициативой. Это подразумевает действия, парень! Ты что, думаешь, я буду кого-то в тылу держать, на отдыхе, а других под пули подставлять? Или подозреваешь, что любимчики у меня есть?
Честно говоря, нечто подобное мне и пришло в голову. Я видел, как Бон исхудал, сколь изможден перенесенными испытаниями. И сомневался, что он представлял собой ценную боевую единицу. Может, конечно, он и сделал там что-то потрясающее, мне в деталях не рассказывали! Но если даже так, то неужели следует возводить чудо в систему и ждать его постоянного повторения?
– Мы на войне, парень. Ты сам это прекрасно знаешь. И как только дадим слабину, нас сомнут. Нам отступать нельзя – некуда! И сдаваться тоже. Понимаешь? И если я посылаю на задание бойцов, то делаю это не по собственному желанию. По необходимости.
Закончив, капитан требовательно посмотрел на меня. Будто способен был взглядом оценить, насколько я проникся его словами.
– Я больше ничего не скажу. – Мне не было никакого резона сдавать назад.
Поднявшись с табурета, Терехов сложил карту и убрал ее в планшет. Туда же последовал и карандаш.
– У меня просьба, – произнес я, наблюдая за неторопливыми сборами капитана. Дождавшись, когда он обратит на меня внимание, я добавил: – Платье для Насти. Она ходит в хламиде какой-то. Нормальное, хорошее повседневное платье. Лучше, конечно, пару. Но одно – обязательно. И обувь. Обувь тоже нормальную, должна же она быть у них. Магазины какие-то. Хорошо?
Капитан некоторое время смотрел на меня, и на лице его, обычно непроницаемом, было написано удивление. Наконец, хмыкнув, он ответил:
– Договорились. Я скажу о твоем требовании.
Другие
Солнце слепило глаза. Недовольно сощурившись, Свиридов пересел, расположившись боком к дневному светилу. Йозеф Книппель повторил маневр лейтенанта.
– Вы готовы мне назвать места? – осведомился немец, устроившись на изрубленном чурбаке во дворе заброшенного крестьянского хозяйства.
Лебеди после их повторной колонизации, безусловно, заполнились народом. Так сложилось, что северную часть деревни заняли советские разведчики. Бо́льшую, южную, – немцы. Изыскатели, рабочие, обслуживающий персонал, солдаты. Каждая из сторон, в меру своих сил, возможностей и умения, обустраивалась. А вот между занятыми территориями образовалась своеобразная буферная зона, представляющая собой типичную картину разрухи.
– Готов, ясное дело, – согласился Свиридов, – только у меня условие. Вернее, не у меня, а у мальчишки. Нужно будет его выполнить.
– Что за условие? – недовольно поморщился Книппель.
– Пара платьев для девушки. Хороших, красивых. Для повседневной носки. Белье. Обувь для нее же.
Немец ошарашено посмотрел на лейтенанта. Убедившись, что тот не шутит, осведомился:
– Все?
– Можно и побольше вещей. Я назвал самые необходимые.
– Хорошо. Я сделаю это в ближайшее время. Давайте места и координаты! – практически не задумываясь над ответом, выпалил Книппель.
Свиридов усмехнулся. Покачал головой, кривя ухмылку:
– Тебе не нужны размеры, чтобы предоставить платья и обувь? Хитришь, Йозеф?
– Хорошо. Давай размеры.
– Платье – сорок второй, обувь – тридцать шестой. Запомнишь?
– Запомню, – кивнул Книппель, – теперь место!
– Не забегай вперед, Йозеф. Нам нужно поговорить.
Немец досадливо скривился, всем своим видом показывая, что разговор ему не интересен.
– У меня мало времени, лейтенант. И мне не до пустой болтовни.
– Мальчишка, я и еще несколько человек. Мы хотим другой жизни. Мирной. Ты понимаешь меня, Йозеф?
Демонстративное равнодушие покинуло лицо немца. Он тут же стал сосредоточен, внимателен и собран:
– Понимаю.
– Что ты на это скажешь, Йозеф?
– Скажу, что это сложный вопрос, на который невозможно дать ответ сразу.
– А ты постарайся. Иначе, боюсь, подобного предложения от меня больше не поступит.
