Павел Дмитриев - На распутье
Из двенадцати членов Президиума ЦК сложились следующие группировки.
Во-первых, сильный центр, выступающий за спокойствие и стабильность. Это Брежнев, Суслов, Кириленко. При внешней малочисленности и слабости их позиции были неколебимы. Работая действующим Первым секретарем ЦК КПСС, Леонид Ильич успел проявить себя как неплохой, но не слишком строгий хозяйственник. Это очень устаивало секретарей обкомов. Искать иного руководителя они не собирались, а известного своей твердостью и принципиальностью Александра Николаевича прямо опасались. Особенно заметно это стало на уровне секретарей республик после истории с Грузией. Кто на самом деле стоял за историей, закончившейся самоубийством Мжаванадзе, было известно всем.
Во-вторых, «свои». Косыгин, Мазуров. К этой группе тяготели Демичев и Полянский. Первый поневоле после истории с отстранением Шелеста стоял на стороне Шелепина, второй всегда находился в прекрасных отношениях с Косыгиным и менять ситуацию не собирался[292].
В-третьих, на пенсию по состоянию здоровья собирался Шверник, ему было уже наплевать на всех. Подгорный потух, смертельно обиделся, да еще, по слухам, начал пить горькую. Последнее время он даже не приходил на заседания Президиума. Микояну также пророчили пенсию после его нерешительной, но заметной поддержки Хрущева, хотя он продолжал относительно успешно лавировать между основными игроками[293].Крепкий политический долгожитель, рекомендованный в наркомы еще Каменевым в начале двадцатых, Анастас Иванович среди рядовых партийцев обладал колоссальным авторитетом. Но среди нового поколения партаппаратчиков ЦК он выглядел сущим динозавром и особо не пользовался их поддержкой.
В стороне от этой борьбы стоял Геннадий Иванович Воронов. Он неприязненно (мягко говоря) относился к Брежневу, считал его неумным и слабым организатором. Но при этом почти ненавидел «комсомольцев», говорил об их лидере как об опасном сталинисте, мечтающем о возвращении авторитарных времен. Последние политические маневры Александра Николаевича не смогли ни на йоту поколебать этой позиции.
Среди кандидатов в члены Президиума можно было твердо рассчитывать на содействие Устинова. Щербицкий обещал нейтралитет или даже поддержку при условии перспектив на членство в Президиуме, он почти в открытую заявлял о своей готовности присоединиться к любому победителю. При невысоком кандидатском статусе Щербицкий был первым секретарем второй по величине республики, и его позиция могла изменить многое. Гришин и Рашидов однозначно поддерживали Брежнева, впрочем, это не меняло дела. Последний кандидат, Ефремов, слыл большим другом Хрущева. Во время смещения он оказался на Ставрополье, там и задержался надолго в качестве первого секретаря крайкома.
От мыслей оторвал очередной звонок.
— Александр Николаевич, к вам товарищ Косыгин.
— Пусть проходит! — и через секунду: — Кофе еще сделай!
Шелепин встретил гостя на полпути к дверям, крепко пожал руку. Присели за приставной стол напротив друг друга. Едва коснувшись стула, Косыгин зло вытолкнул в лицо собеседника язвительные слова:
— Что, Саш, проигрываем?
— Да ну, переплюнь! — Шелепин и на самом деле сплюнул за спину.
— Вот тебе последняя новость… — Алексей Николаевич устало потер лоб. — Воронов только что решился поддерживать Брежнева.
— Черт! Он же намекал… — От неожиданности Шелепин аж привстал, уперся ладонями в стол. — Ты с ним сам разговаривал?
— Вот только что от него. — Премьер поджал губы, и это подчеркнуло устало обвисшие щеки. — Поставил вопрос ребром, зря, быть может…
— Прямо так и сказал?
— Еще попенял ехидно: дескать, пожалеешь, старый хрыч, что с Шелепиным связался.
Это была вполне серьезная угроза. Геннадий Воронов занимал одну из ключевых позиций как Председатель Совета Министров РСФСР. Формально Косыгин как премьер СССР был главнее, но влияние Воронова на директорский корпус нельзя было недооценивать[294].
Референт постучал, просочился беззвучной тенью, поставил на край стола поднос с кофе и чем-то съедобным. Алексей Николаевич приблизил чашку к лицу, подул, отпил крохотный глоток.
— Кипяток совсем, — опять подул, потом втянул аромат. — Все еще вьетнамская робуста? Отпусти Дениса на неделю, пусть научит моих охламонов правильно варить кофе.
— Не верит мне Гена, — не стал уходить от темы Шелепин. — Если бы не его антипатия к Ильичу, даже не разговаривал бы.
— Саша, с ним у Брежнева будут четыре голоса. Или даже шесть, если уговорят Микояна и вовремя найдут трезвого Подгорного. В такой ситуации я не поручусь за Демичева и Полянского. И так Андрей Кириленко Диме каждый день по всяким мелочам звонит[295].
— Не надо мне это объяснять! — повысил голос Шелепин. — С осени хожу вокруг, ни по-хорошему, ни по-плохому не выходит.
— Подумал насчет Петра? — Косыгин примиряюще отпил чуток остывшего напитка.
— Много раз… Вредный шаг, вот только иных вариантов не остается.
— Да… Тогда ты знаешь, что делать. — Премьер поставил кружку и поднялся. — Не буду отвлекать.
Время клонилось к восьми вечера. Но откладывать было нельзя, мало ли какие шаги предпримет за ночь определившийся с выбором Геннадий Иванович. Придется разговаривать прямо сейчас и, возможно, ехать в М-град. Опять взял в руку трубку:
— Денис, найди мне срочно Петра, ну, который из «Интела».
— Что ему сказать?
— Пусть едет на работу и там ночует. Чтобы был как штык! Возможно, мне придется приехать.
— Хорошо!
Взял трубку следующего телефонного аппарата из стоящего на столе небольшого стада, на сей раз главного, вертушки. Ох, как не хотелось набирать этот номер…
— Воронов у аппарата.
— Геннадий, здравствуй еще раз, — сказал без паузы, чтобы не нарваться на грубость. — Не будешь против, если я сейчас зайду на пару минут?
— Все, что нужно, уже сказал Алексею, — холодно возразил собеседник.
— Это совершенно иная тема. Ты помнишь девушку Нину из Перми, дело было в тридцать втором году?
На несколько минут в трубке повисла пауза. Наконец, когда Александр Николаевич уже был готов задать вопрос, Геннадий Иванович ответил заметно севшим голосом:
— Приходи. Расскажешь, что опять нарыл!
Резко, словно бросаясь в холодную речную воду родного Воронежа, Шелепин открыл сейф и достал HTC Legend, включил, не удержавшись, бросил взгляд на сменяющиеся картинки экрана, убрал в карман. Добавил бумажник Петра с документами из будущего. Проворчал про себя: «Словам, значит, не веришь!» — и пошел навстречу тяжелому разговору.
…Уговорить товарища Воронова своими глазами посмотреть на артефакты и правнука собственной персоной оказалось не слишком сложно. Любопытство — страшная сила, невозможно устоять после того, как повертел в руках маленькое чудо электроники будущего. Тем более что Шелепин не требовал ничего взамен, даже сохранения тайны. Зачем бояться доклада на Президиуме? Катастрофы от этого не случится. Впрочем, Александр Николаевич готов был спорить на что угодно — Геннадий лишнего никому не скажет. Не первый день в ЦК, понимает, какой козырь получил в руки.
Гораздо сложнее было убедить его в правдивости грядущей истории страны. Еще по пути, за поднятой перегородкой, в ход пошли паспорт, водительские права, деньги, включая пару двадцаток евро, кредитки. Для мистификации это было явно чересчур, но окончательно Геннадия Федоровича добил уже опробованный на Косыгине прием, а именно, кино «Жмурки». Хотя Геннадий Иванович и отказался узнавать в одной из ролей уже известного в СССР Никиту Михалкова, но… черты его отца, Сергея Михалкова, вполне проглядывали за образом «Михалыча»[296].
На обратном пути времени на рассказ о будущем не хватило. Водителю пришлось несколько часов неторопливо вести черную громаду «лимузина» по улицам засыпающей столицы. Ребята в «Волге» охраны, похоже, успели проклясть свою работу и неосмотрительно выпитый из термосов кофе. Но собеседникам было не до этих мелочей.
— Ладно… Крепко ты меня повязал. — Воронов наконец признал неопровержимость аргументов. — Многие в ЦК знают про это?
— Косыгин и Семичастный полностью в курсе. Устинов частично.
— Целый год скрытничал… Не реши я сегодня…
— Чего же ты хотел?!
— Нельзя так… — Геннадий Иванович судорожно пытался собраться с мыслями, это было хорошо заметно со стороны. — И что теперь собираешься делать?
— Теперь — что с этим собираемся делать мы. — Шелепин сделал акцент на последнем слове.
— Мягко ты, Саша, стелешь…
— Разве есть другие варианты?
— Хорошо. — Товарищ Воронов тряхнул головой, пытаясь отогнать лишние в данный момент мысли, и посмотрел на Шелепина: — Мне нужно знать твои планы.
