Сергей Бузинин - Генерал Сорви–Голова. «Попаданец» против Британской Империи
Коченеющее тело негра никак не отреагировало ни на новые раны, ни на благодарность вчерашнего врага – мертвым безразличны проблемы и радости живых. Даже если те стоят на самой границе жизни и смерти.
— Да куда ж вы, паршивцы, с суконным–то рылом, — оскалился Пелевин, приподнимаясь из своего укрытия и выпуская оставшиеся заряды из трофейного револьвера. – Я же предупреждал, что не промахиваюсь, — констатировал Алексей, видя, что еще двое противников отправились в места, богатые дичью.
Пример погибших приятелей несколько отрезвил остальных наёмников и они, попрятавшись, кто где сумел, буквально засыпали убежище Пелевина градом пуль.
— Однако долго я здесь не пролежу, — хмыкнул Леша, кидая взгляды по сторонам в сторону в поисках нового укрытия. — Доктора уверяют, что долгое возлежание на холодной земле может прискорбно отразиться на здоровье.
Но как только несколько пуль с противным визгом пролетели в нескольких дюймах над его головой, желание иронизировать пропало напрочь. Бегать под прицелом дюжины стволов для здоровья, может статься, еще прискорбнее.
Озарённый внезапной мыслью, Алексей кубарем выкатился из своего убежища. Переместившись на пару ярдов вперед, он рыбкой нырнул в ближайшую воронку и как можно плотнее прижался к жесткой африканской земле. Поступок, вопреки всякой логике, привел к ожидаемому результату, и встречный залп взрыхлил землю футах в десяти от его укрытия. Ну кто еще, кроме сумасшедшего русского, вместо того, чтобы попытаться разорвать дистанцию с превосходящим его в огневой мощи противником, рванет навстречу верной смерти?
Упокоив двумя выстрелами ближайшего наёмника, Алексей перевернулся на спину и испустил в небо жуткий волчий вой. Услышав клич извечного врага, отрядные лошади словно сошли с ума. Сорвавшись в безумной панике с импровизированной коновязи, скакуны, создавая преграду для прицельной стрельбы, с диким ржанием рванули в разные стороны, сбивая с ног стоявших на пути людей.
Воспользовавшись суматохой, Пелевин по–пластунски дополз до кустов и, сунув пальцы в рот, засвистел. Услышав зов хозяина, его конь, давным–давно приученный и к ружейной пальбе, и к волчьему вою, и к львиному рыку, радостно всхрапнул и за пару махов добрался до леса. Ласково похлопав по шее верного друга, Алексей вынул из седельной кобуры маузер и обвел взглядом стоянку.
— Извини, приятель, ничего личного, — прошептал он, найдя среди общего мельтешения фигуру проводника. — Если кто и сможет меня в этих дебрях найти, то только ты, дружище… — и нажал на курок.
Звонкий хлопок выстрела остался незамеченным, так как сразу же за ним последовал истошный вопль Уналанги, зажимающего простреленную навылет ногу.
— Простите меня, Алекс, но закон превыше дружеских чувств, — грустно обронил Бёрнхем, провожая удаляющегося Пелевина хмурым взглядом. — Своими бегством вы не оставили мне выбора, — разведчик, до сего момента не участвовавший в перестрелке, вскинул к плечу приклад винчестера.
— Вырвался! Господи! Неужели вырвался?! – раз за разом повторял Алексей, стараясь удержаться в седле, пока его жеребец непредсказуемыми рывками на полном скаку обходил кусты и коряги. – Живо–о–о–й! — заорал он в полный голос, выбрасывая в пустоту излишек адреналина кипятившего его кровь. — Живо–о–о–й!
И в этот момент правый бок обожгла боль, хлесткая и жгучая, как от удара плетью.
— Пи–и–и–и–ть… — прохрипел Алексей, не в силах ни открыть глаза, ни завопить от боли раздирающей тело раскаленными клещами. — Есть тут кто–нибудь? Ради Бога, пи–и–и–и–ть… Не дождавшись ни воды, ни ответа Пелевин вновь провалился в темную пропасть беспамятства.
— Дым, почему так дымом воняет? Неужели эти твари, вместо того, чтобы пристрелить меня, живьём сжечь решили? – Пелевин с громадным трудом приоткрыл глаза, но ответа на свои вопросы так и не нашел. Вместо четкой картины в глазах багровой пеленой плескался туман. Что–то мягкое, отчаянно воняющее миртом и какими–то пряностями, погружая его в забытье, опустилось на лицо.
— Боже, до чего жрать–то хочется, — проснулся Алексей от движения ветра щекотавшего ноздри запахом аппетитного варева.
Он раскрыл глаза, но вместо ожидаемой лазури неба, над головой, валявшегося на жесткой лежанке человека, возвышался куполообразный каменный свод пещеры. Желая найти хоть какое–то объяснение происходящему, Пелевин рывком перевернулся на бок и тут же взвыл от резко стегнувшего удара боли. Справа еле слышно прошелестели чьи–то шаги, и в раскрытый в вопле рот Алексея пролилась какая–то вязкая жидкость с неприятным запахом и мерзким вкусом. Сил для сопротивления не нашлось, и Леша с отвращением заставил себя проглотить отвратительное питьё. К удивлению через несколько минут боль отступила настолько, что он смог сесть, опереться на валун и оглядеться.
Сомнений не оставалось, он находился в небольшой, ярдов двадцати в поперечнике, полукруглой пещере. В трех шагах от его лежанки, над негромко потрескивающим сучьями костром, весело булькал похлебкой закопченный котелок. В дальнем углу пещеры в маленьком бассейне с желобом, сложенным из отшлифованных камней, раскидывал серебряные струи звонкий ручеёк. Сбоку от миниатюрного водохранилища на каменной клетке, как на постаменте, возвышалось резное изваяние. Вход в пещеру прикрывала завеса из лиан и листьев, плотная настолько, что солнечные лучи, с трудом пробиваясь сквозь неё, освещали только небольшой пятачок перед входом.
Вновь прошелестели почти неслышные шаги. Перед Алексеем опустился на корточки старый, похожий на высохший под солнцем гриб, негр, облаченный в длинную, до пят, домотканую рубаху. Пелевин всмотрелся с лицо незнакомца, но понять, к какому из племен тот принадлежит, так и не смог. Ни внешность старика, ни странные узоры на рубахе ответа на интересующие вопросы так и не принесли.
— Где я? – просипел Алексей и, сообразив, что спрашивает по–русски, повторил вопрос по–английски и на исиндебеле. — Где я и кто ты?
— Твоя в эмпакассейро Хлоси *(тайное святилище гепарда, как божества) банталим. *(чужак на исиндебеле) Моя называть Итолунгу, моя тута кунгоси Хлоси (священник, жрец, на исиндебеле) старшая служителя по–твоему.
К удивлению Алексея, старик достаточно прилично говорил на пиджин–инглиш.
— Твоя тута уже одна, две, три… — начал отсчет Итолунгу медленного загибая пальцы. — Солнца шесть разов взошла, как твоя здеся валялся.
— Почти неделю, — мрачно протянул Пелевин, задумавшись о чем–то своем. — И всё это время меня никто не искал?
— Искала. Белая банталима с ружбайка твоя кровь на земля видела и искала, — равнодушно пожал плечами негр. — Но как одна люди в яма свалился, а вторая люди Хлоси мала–мала скушала, искати перестала.
— Хлоси? Это что еще за чудо–юдо такое?
Старый священник молча взял из костра горящую и ветку и подсветил угол с каменной клеткой, за прутьями которой развалился громадный черный гепард.
— Ну и здоровая же тварюга, — явственно сглотнул слюну Алексей, на мгновение похолодев от страха. — А почему ты мне помог? – не сводя глаз с огромной кошки, пробормотал он. — Я ведь тоже ваших воинов убивал.
— Твоя их на война убивала, а эта бесчестье нет, — блеснул глазами старик. — А когда другая банталим моя внучка убивать хотела, твоя её спасала. Теперя должник я твоя.
— Зачем я тебе нужен? – недоверчиво спросил Алексей. — Возишься тут со мной, лечишь…
— Низачема не нужна мне твоя, — без эмоций шевельнул плечом священник. — Сама ходить сможешь, пойдешь куда хочешь. Я твоя на ноги подниму, долг крови избавлюсь, а нада… Зачема банталима кунгоси нада?
Залечивая рану, Алексей провел в пещере Итолунгу еще почти две недели. Коротая скучные вечера и не более веселые дни, Пелевин слушал бесконечные, как саванна, рассказы старика о племенах и их обычаях, рассказывая в ответ историю Урала. В один из вечеров зашел разговор и о войнах матабеле.
— Твоя думала, что Матонга матабеле собирала белая банталима убивать? – уставившись в огонь костра, спросил Итолунгу и, не дожидаясь ответа Алексея, продолжил. — Не умно твоя так думала. Матонга Лулусквабале *(полумифический заброшенный город) искала. В Лулусквабале Матонга камень Луна искать хотела… Не нужна ему банталима, совсем не нужна…
— Вот была ему охота каменюгу искать? Мало что ли на свете булыжников… — лениво бросил Пелевин, обстругивая толстенную ветку до размеров зубочистки.
— Это не простая камень, — внушительно проворчал старик, поднимая вверх палец, — эта камень мертвых из царства теней возвращает, тот, кто мертвый снова живой делать может!
— Брешешь, старик! – внезапно напрягся Алексей, перед глазами которого всплыло лицо Вареньки, а следом крест на её могиле. — Брешешь ведь…
— Моя никогда не врать, — гордо расправил плечи Итолунгу. — Моя только правда говори. Моя старый, моя все знает. Я дитя совсем была, но моя помнить, как старый Игнози из могила Куатаниме подняла, жить его заставила!
