Александр Карпенко - Грань креста (дилогия)
Тоже действовало недурно.
Один мой знакомый выдвинул как-то довольно рациональную идею: записывать на магнитофон то, что произносят бригады, получая тот самый вызов, и транслировать по радио в программе «Для тех, кто не спит». Жаль, никто и никогда не позволит это проделать. А зря.
— Тормозни на секундочку.
Растянувшаяся поперёк капота начальница приоткрыла один глаз и стукнула хвостом, смахнув на грязный пол пару мелких бумажек.
— Куда это ты на ночь собрался?
— Вслух сказать или сама догадаешься?
— Обожди чуток, до равнины. Не ремесло это — на болотах потемну останавливаться. Ладно, если целиком сожрут, а ну как откусят что?
Чаёк усиленно искал выхода. Едва только мы проскочили на пяток ярдов границу негостеприимного болотного сектора, я немедленно повелел Патрику тормозить. Тот послушно остановил вездеход и откинулся на спинку сиденья, тупо таращась отёчными от недосыпа глазами в темень за лобовым стеклом. Люси перевернулась на спинку, одёрнула задней лапкой полу халатика и, откинув хвост далеко в сторону, зажмурилась дремотно.
Выбравшись из-за кустика, выволок из кармана сигаретку — перекурить на свежем воздухе, покуда стоим. При начальнице не слишком-то получается, не любит категорически. Да и водила мой, почуяв в лице доктора Рат союзницу, начал позволять себе критику в адрес некоторых злоупотребяющих никотином. Злодей! Покуда вдвоём ездили — помалкивал.
Присел на пенёк близ тёплой морды машины, дымлю неспешно. Виднеющаяся вблизи окраина болота на диво тиха. Никто не рычит, не жрёт друг друга и не воет, пожираемый, леденяще. Лишь перебегают с кочки на кочку призрачно-бледные болотные огни.
Ты тоже не любила, когда я курил. Завидя, как привстаю, чтобы достать пачку, всегда задавала один и тот же вопрос:
— Оно тебе сильно нужно? — и тянула к себе. Оказывалось — не нужно. Находилось дело поинтереснее, чем пускать дым. Когда спохватывался, что так и не покурил, порой проходило несколько часов.
Злая и жестокая штука — время. Мы вместе — и его песок пересыпается вниз с потрясающей скоростью. Не успели встретиться, обняться, перемолвиться уже пуста стекляшка колбы, пора провожать тебя на вечернюю электричку.
А не видимся — оно тянется и тянется мягкой резиной бесконечно пережёвываемой жвачки. Встречаемся в понедельник — уже с субботы не знаю, куда себя деть. Брожу из угла в угол бессмысленно, всё из рук валится, ничем занять себя не могу. Как его скоротать? Каким тумблером щёлкнуть, чтобы выкинуть два дня?
Безжалостно время. Беспощадно.
Тебе воскресным утром уезжать с семьёй в отпуск, мне тем же вечером — в командировку. Накануне, оба поглощённые сборами в дорогу, не виделись. А прощались в пятницу. Долго-долго не находили сил оторваться друг от друга. Расстаться — что кусок от себя отрезать.
В день отъезда меня подбросило с постели, едва занялся рассвет. С трудом дотерпев до времени, когда уже не слишком неприлично кого-нибудь разбудить, ринулся к телефону.
Ты сказала «до свиданья»,
Не «прощай». Но я уверен,
Целый месяц ожиданья
Вечность без тебя. И вижу:
Будут лишь воспоминанья
О тебе. Тебя не будет.
Это срок, что зря потерян.
Мне останется на память
С запахом твоим одежда,
Положу её поближе,
Чтобы каждый день касаться.
Мне останется надежда:
Пусть не скоро, но вернёшься,
Мы сумеем повстречаться,
Я тебя ещё увижу.
Твой голос дрогнул:
— Спасибо, Шура. Господи, до чего хорошо…
Целый день я дёргался поминутно на каждый взбрех моих собак. Меня не покидало чувство, что вот сейчас за калиткой окажешься ты. Открою — услышу: «Я осталась…»
Что бы я с этим делал? Мы же не свободные люди, ежишка…
Прибыв утром в чужой город, немедленно бросился к ближайшему таксофону звонить тебе — а вдруг действительно осталась? Конечно же нет. Со странной смесью разочарования и облегчения сломал пополам исчерпанную карточку и пошёл заниматься делами.
Мы шутя называли этот месяц «генеральной репетицией», имея в виду предстоящую разлуку. Уже совсем недолго оставалось пробыть нам вместе после твоего возвращения из поездки. Кто мог знать, как оно на самом деле обернётся?
Надолго — не навсегда. Человек жив надеждой. Отбери надежду — что у него останется? Что теперь осталось у меня?
Чуть не вскрикнул от мягкого прикосновения к голой коже руки. В голове вспыхнуло: «Пришла!» Шура, не будь настолько сумасшедшим.
Поворачиваюсь: гость желанный. Гибкое кошачье тело грациозно замерло подле меня, легко касаясь плеча. Огромные глаза гостьи горят в темноте льдисто-синим неровным пламенем.
Та, Которой Принадлежит Ночь. Волшебное существо, как и я, не рождённое в этом мире. Её могущества не хватает, чтобы вырваться отсюда, — такая же, по сути, пленница. Одинокая, несчастная и потерянная, невзирая на всю ту силу, которой владеет. Обладательница сотен имён, данных ей разными народами в разных мирах и временах.
Я обращаюсь к ней по-своему, называя её Линой. Она напоминает мне тебя, такая же сильная, гордая и независимая с виду, а внутри — просто мягкая, слабая женщина, ищущая опоры и тепла.
Обнимаю шею хищницы, утыкаюсь лицом в короткий серебристый мех, пахнущий непривычно резковато, но приятно.
Как я любил твой запах! Ты умела пахнуть потрясающе замечательно. Должно быть, завяжи мне глаза — сумел бы разыскать в любой толпе по неповторимому аромату твоей кожи…
Мне нравилось прикасаться к ней языком — трогать им тёмное, словно от йода, неровное пятно внутри локтевого сгиба, резко выделяющееся на белых, чуть полноватых руках, и выше, к округлому плечу, потом вдоль ключицы… Как тебе удаётся оставаться свежей и прохладной в любую жару?
Стесняешься:
— Зачем меня облизывать? Я же невкусная.
— Вкусная, — заверяю искренне.
— Солёная и противная, — протестуешь, смущённо отворачиваясь.
Правда солёная. Больше пьёшь — больше хочется.
Я потёрся о бархатную шкуру Владычицы Ночи, смахивая с глаз непрошеную слезинку. Бережно погладил хищницу, почесал между лопаток. Она прогнулась под рукой, грустно взглянула на меня, перекатила по языку лопающийся шарик моего имени:
— Са-ша… Зачем плачешь? О чём?
— О том, что потерял.
— Тобой ещё не всё потеряно, пришедший издалека.
— Разве?
Холод синего пламени вонзился мне прямо в зрачки. Лина покачала головой:
— Да, ты и впрямь так думаешь. Напрасно. Придётся тебя познакомить кое с кем.
Бесшумным пружинистым прыжком гостья перенеслась на край болота и, издав низкий горловой звук, протянула лапу к трясине. Блеклый болотный огонёк прыгнул к ней и замер меж сверкающих игл острых когтей. Лина вернулась ко мне, привстав одной лапой на бампер, аккуратно поместила мерцающий отблеск на щётку стеклоочистителя.
— Извини, Са-ша. Мне придётся уйти. Он не станет при мне разговаривать.
И исчезла, как исчезала всегда — была и нет, без звука, без движения. Просто пропала. Я, взглянув на огонёк, увидел, что то был не просто язычок пламени — он имел форму наподобие игрушечного зверька, только колебался от движений ночного воздуха.
— Ты кто? — спросил я его тихонько.
— Не помню…
— У тебя есть имя?
— Не знаю…
— Ты откуда?
— Не помню…
— Что же ты помнишь, в конце-то концов?
Огонёк заколебался сильнее.
— Мне кажется… Я когда-то был живым, настоящим. По-моему, я где-то жил… Мне смутно мерещится иногда что-то вроде дома, но я не уверен, я не могу вспомнить… Это не так уж плохо — быть огоньком, но страшно потерять все воспоминания. Совсем-совсем потерять…
И попросил, уменьшившись:
— Отнеси меня, пожалуйста, обратно, а то я погасну. Завидую тебе, ты счастливый, человек.
— Если бы!
— Не спорь. У тебя есть память. Ты ещё можешь помнить…
В растерянности я перенёс своего удивительного собеседника на кочку и оторопело полез в кабину вездехода.
Патрик плакал навзрыд, уткнувшись лбом в баранку. Проснувшаяся Люси бегала по приборной доске, не зная, что делать. Я схватил водителя за плечо, грубо потряс. Тот чуть-чуть опомнился, приподнял голову.
— В чём дело?
В ответ — новые слёзы. Сильный, крепкий парень, не стесняясь, скулил и всхлипывал, как ребёнок.
— Ну что, говори! Приказываю!
По-детски размазывая грязь на лице кулаком, пилот еле-еле вымолвил:
— Эти… Огни… Стрельбы…
— Что?!
— На ночных стрельбах… Мы использовали их вместо мишеней. Хорошо видно, если попадёшь — брызги разлетаются… — И, плача навзрыд, с подвыванием: — Клянусь вам, клянусь! Я не знал, что они живые!
Глава девятая
— За медицинской помощью? Конечно, обращался. Сегодня вечером ваши приезжали. Две такие молоденькие девочки, симпатичные. Сказали, чтобы в больницу собирался и ждал перевозку. Это, как я понимаю, вы?
