Константин Калбазов - Бульдог. В начале пути
— Дом‑то твой, Петр Семенович, — делано вздернул брови император.
— Нынче, его двери открыты всем желающим, и здесь действуют лишь законы ассамблеи, покуда кто на них не покусится. И уж я‑то этого не собираюсь делать и подавно.
— И чего так опасаешься. Я‑то к хмельным потехам ровен, — не унимался Петр, направляясь в сопровождении хозяина из зала, дабы не смущать присутствующих и не вселять надежд.
— А от тебя, Петр Алексеевич тут ничего и не зависит. Помнится покойный император, специальный указ об ассамблеях издал и повелел следовать ему, пока не заведется особый обычай по ассамблеям.
— Выходит, завелся обычай.
— Не лукавь, Петр Алексеевич. Ведь ведаешь, что завелся. И слава тебе господи. Как вспомню проделки генерал–прокурора, так дурно становится.
Это да. Без перегибов новое никак не угнездится. Ягужинский, поставленный следить за исполнением правил ассамблей, в усердии своем, опаивал народ так, что Петру Великому особенно пришлось указывать на некоторые моменты. Так, запрещалось подавать питье лежачим, даже если будут просить. Захмелевших и упавших гостей следовало складывать в сторонке, дабы они не мешали танцам, при этом отделяя мужчин от женщин, во избежание конфуза. Нынче такие разбитные гулянья уже в редкость, разве только на мужских пирушках да попойках.
— Ну нынче Павел Иванович куда как степеннее стал, — в очередной раз не сдержав улыбки, подметил Петр.
— За что тебе, Петр Алексеевич, отдельная благодарность.
В этот момент у музыкантов закончился перерыв, и по залу поплыла музыка. Петр даже прислушался, уж больно необычно она звучала. Нет, мотивы очень даже знакомые и ласкающие слух, вот только слышать на балах не иноземную музыку было очень даже необычно. Он невольно осмотрелся по сторонам.
Хм. Это он сильно поотстал от современных реалий. А как еще можно назвать то, что он не замечал некоторых очевидных вещей. Мужчины все одеты в иноземные платья и даже парики у большинства присутствуют. У тех что помоложе, отпущены длинные по плечи волосы и либо уложены в локоны, либо подобно императору, забраны в хвост.
А вот у женской половины изменений куда как больше. Причем, опять же выделяется в основном молодежь. На первый взгляд платья вполне себе иноземного покроя. Но стоит присмотреться, как становятся заметны отличия, от привнесения в крой и убранство русских мотивов. Оно вроде и немного, но в то же время, платья уже как бы и не иноземные, а что‑то эдакое, серединка на половинку. Петр даже голову склонил набок, глядя на получившуюся у петербургских модниц красоту.
— Сударь, позвольте вас пригласить?
Петр даже замер от удивления. Ничего удивительного в том, что девушка приглашала кавалера не было. Мало того, это даже особо оговаривалось еще дедом, и согласно указа отказывать дамам возбранялось категорически. Сегодня на тот указ уже мало смотрят, и тем не менее, в том чтобы на танец пригласила девушка не было ничего сверхъестественного, вполне сложившаяся традиция.
Иное дело, что на Петра это никак не распространялось. Дело даже не в том, что он императорская особа. Просто всем было прекрасно известно, что с некоторых пор он не любит танцы. Ассамблеи старается посещать, дабы поддержать это начинание. Откат к допетровским временам, когда женщин запирали в светлицах, ему никак не был по душе. Об этом он открыто заявлял, опасаясь того, что дворянство опять вернется к своему былому затворничеству. Не правильно это. Потому как ведет к косности.
А Девица на диво хороша. Лет восемнадцати отроду, высокая, статная, русоволосая, с приятным овалом лица, большими голубыми глазами… Словом, прелестница да и только. На такую раз взглянешь, а потом не сможешь отвести взор. И такая чаровница не сыскав себе кавалера, устремилась на поиски сама?
Вот уж во что верится с трудом. Скорее уж решила произвести на императора впечатление. Ведь всем известно, что уже долгое время у него нет ни пассии, ни законной невесты. Вот только и отношение Петра к данному вопросу, то же всем известно. Но тут юноша удивился самому себе, явно заинтересовавшись возможностью принять участие в танце. И ведь дело не в том, что не прилично отказывать даме, подавая дурной пример, а просто не хочется отказывать вот ей.
Петр невольно снова прислушался к музыке. Взглянул на танцующие пары. Нет. Ни одной знакомой фигуры не улавливается. Это явно какой‑то новый танец. Опять же, видно привнесение русского. Что‑то подобное было, на ассамблеях его двора, еще до болезни. Эдак, развлечения ради. Но… Нет. Там были просто русские народные танцы, здесь же все по иному. Все те же четкие и выверенные фигуры и жесты, но другие.
— Простите, сударыня, не сочтите за дерзость… Не хотите ли, легкого вина?
— Вина, сударь? — Брови девушки взметнулись вверх, в явном недоумении.
— Прошу вас, бокал вина, — приблизившись так, чтобы его могла слышать только она, тихо произнес он, одновременно предлагая руку.
— Хм. Хорошо, сударь. Молодого, белого, — беря его под локоть, произнесла девушка, тоном предусматривающим объяснения со стороны кавалера.
Отходя Петр еще успел уловить опешивший вид Механошина. Было заметно, что помимо удивления выходкой, он пытается вспомнить девицу и никак не может. Последнее, что заметил император, это то, как Петр Семенович остановил одного из гостей и начал его о чем‑то жарко выспрашивать.
— Видите ли сударыня, у меня и мысли не было обижать вас отказом, — когда они смогли найти некое уединение в углу залы с бокалами в руках, заговорил Петр, — Прошу понять меня правильно, но если бы это был хотя бы менуэт, то я смог бы не уронить лицо. Но как вижу за то время, когда я в последний раз занимался танцами, слишком много воды утекло.
— Извините, а вы не могли бы сначала представиться?
— Я–а?
— Нет Я. Конечно вы. Даме не пристало представляться первой.
— А. Ну да. Петр. Пер Михайлов, — вдруг вспомнив под какой фамилией выступал его дед в турецком походе, представился юноша.
Михайлов. Михайлов. Девушка попыталась выудить из памяти хоть что‑то связанное с этим родом и вынуждена была капитулировать. А ведь она считалась вполне образованной, владела тремя иноземными языками, а уж с историей родов была знакома и подавно. Однако ни к одному старинному роду этот молодой человек не относился. Не подходил он и ни к одной фамилии из служилого дворянства, имеющей хоть какие‑то серьезные заслуги.
Явно дворянин. Не иначе как из служивых. Ну что за дубина! Разумеется парни его возраста не имеют никаких достижений, а потому без зазрения совести бахвалятся достижениями или положением своих родителей, не забывая приплетать и родословную. Причем если из служилого дворянства, то обязательно их отцы чем‑нибудь эдаким отличились на полях сражений, а потом были благополучно оттерты более значимыми по положению вельможами. А этот… Михайлов. Вот как хотите, так и понимайте.
— А могу я узнать ваше имя, прелестная незнакомка?
— И вовсе не прелестная, — тут же встопорщилась девушка, как рассерженный котенок, но увидев легкую растерянность юноши, все же произнесла, — княжна Туманова, — запнулась, и добавила, — Анна Александровна. Петр…
— Простите. Алексеевич.
— Ага. Петр Алексеевич, вы очень странный знаете ли.
— Странный?.. — Не найдясь, что еще можно сказать, он сделал небольшой глоток, ощутив терпкий аромат.
— Разумеется. Как можно не следить за последними веяниями моды, да еще и в вашем возрасте. На что я из Псковской провинции, проживаю в глухой усадьбе, но и то овладела искусством танца и в курсе всех новых веяний. Отсюда я делаю вывод, что вы из еще большей Тмутаракани. Что же ваши родители не придерживаются указов его императорского величества об образовании своих чад. Если о том прознают, то…
— Позвольте, а кто говорит о том, что я не образован? — Возмущенно произнес Петр на латыни, и тут же продолжил на французском, — Я получил весьма приличное образование. — И закончил на английском, — Ученых степеней не имею, но ведь я все еще в начале пути.
— Первый кажется латынь?
— Это так.
— Прилично. И сколько еще языков вы знаете?
— Немецкий. Начал изучать турецкий.
— Похвально. Уж не зубрилка ли вы, коли не любите развлечения.
— Да мне собственно некогда развлекаться, — Петр весьма охотно отвечал на вопросы, уже поняв, что девушка и впрямь не знает с кем разговаривает, или она просто великолепная актриса. — Дела родовой вотчины требуют моего непременного участия. Благо полученного образования уже достаточно, чтобы не подпасть под государев рескрипт о недорослях. Здесь же я оказался скорее из любопытства. Кстати, я заметил некоторые изменения в дамском туалете. И париков почти на половине нет, хотя прически весьма изысканы и сделаны с мастерством.
