Комбат Найтов - Крымский тустеп
Дмитрий в Ягодном с нетерпением ждал возвращения группы, но, послал на разведку пару Пе-3 и «Спитфайров»: снять результаты бомбардировки. Было довольно ветрено, поэтому шанс, что все промахнутся, пусть минимальный, но был. «Спитам» было приказано сразу везти всё в Ягодное, по топливу они могли это сделать. Елькин приземлился первым, у него скорость в два раза, с лишним, больше. Подрулив, он отбросил выпуклый фонарь, и поднял вверх обе руки, вытянув вверх большие пальцы! Есть!
— Качайте его, ребята! — подал команду Дмитрий, но команду все поняли неправильно: вместе с Леонидом Ивановичем в воздухе оказался и сам Дмитрий. Не уронили, и на том спасибо! Демонтировали кассеты с камеры и бегом потащили в проявку. Через тридцать минут на проекторе возникла картинка побоища. Куда там Куликовской битве! Севший кормой, с вырванными башнями, весь обгорелый «Хиппер», перевернувшийся «Тирпиц», мачты и башня ровно севшего на грунт «Лютцова» и лежащий на боку с пробитым бортом «Шарнхорст». Чья-то башня валялась аж на берегу. Дмитрия подмывало немедленно позвонить Сталину, но требовались доказательства того, что перед атакой наших самолётов эскадра была на плаву. А это ещё два часа. Через час над ними прошли Ер-2, они идут в Кострому. Две девятки были неполными. Один из бортов сел в Ягодном из-за утечки масла. Затем появились «Пешки», которые построились в круг и начали садиться по двое. Голованов сел последним. Дмитрий пошёл к нему. Тот отмахнулся от рапорта, обнял Диму.
— Отлично! Сработали как часы!
— Мы уже получили результаты, а где снимки перед атакой? На каком борту?
— А нет того борта! Сбили! Сейчас людей построю, спрошу, может быть, кто и снимал.
Дмитрий отчётливо понял, что это хорошо, что он не полез с докладом Сталину.
— Ты Сталину доложился?
— Никак нет! Вас ждал.
— Ну и правильно! — они прошли к строю лётчиков. Маршал поздравил всех с выполнением особого задания, приказал все пленки немедленно сдать в проявку, в том числе и личные, если кто снимал. Слава богу, на каждом борту кто-то, но снимал.
— Всё, не дрейфь, будет что-нибудь! Чисто для истории и для самих себя обязательно сняли.
Он связался с Костромой и передал такой же приказ туда.
— Я могу «Спита» туда послать.
— Нет надобности. Сейчас доложимся, и отмечать будем. А пленки и фотографии из Костромы подвезут.
Он снял трубку ВЧ и вызвал Сталина.
— Товарищ Васильев, задание выполнено. Все четыре корабля утоплены. Частично на плаву один «Хиппер», но без вооружения. Обе башни в воде. — он щёлкнул тумблером громкой связи, чтобы все услышали поздравления Верховного, который в конце спросил о потерях.
— Четыре «Ер-2», товарищ Васильев. К сожалению, один из них фоторазведчик. — и он выключил громкую связь, чтобы только он мог слышать то, что ему говорит Сталин. Молчал он довольно долго. Затем сказал:
— Плёнки проявляем, не может быть, чтобы не было доказательств, что все корабли были на плаву перед ударом. — и опять замолчал.
— Спасибо, товарищ Васильев. Так и сделаем. До свидания! — и он повесил трубку.
— Ты здесь не причем! Это мой промах. Но, приказано лететь в Москву. Вместе.
Он снял трубку и ещё раз позвонил в Кострому, чтобы собрали все плёнки у всех, особенно у штурманов и стрелков. После этого пошли обедать. Экипажи шумно отмечали успех, и не совсем понимали, что произошло, и почему такими хмурыми были лица у командования. Лишь Эндель Карлович переспросил у Голованова:
— Сильно ругается?
— Сильно, но что сделаешь! Это же боевая работа. Хуже всего, что обвиняют не меня, а его! — и он большим пальцем показал на Диму.
— Он ведь нам всем жизнь спас. — тихо сказал Пусэп.
— Я знаю. — так же тихо ответил Александр Евгеньевич.
Сразу после обеда пошли садиться в самолёт. Были уже в кабине, когда принесли коробку с негативами. Взлетели, Голованов передал управление второму пилоту, а они с Дмитрием и штурманом начали просматривать кадры на плёнках. В основном, все кадры сняты сзади, после атаки, и фиксировали попадания и промахи. Лишь на одном из кадров видны три корабля, но уже в огне. На восьми виден густой дым от пожара и мачты всех четырёх кораблей.
— Мы же шли после всех! Надо было сажать «Эрки» здесь. — он связался с Костромой, и приказал отправить все снимки в Архангельское. Взял управление на себя, и повёл самолёт по приводу. Через два часа сели.
— Снимки из Костромы доставить в Ставку.
Сели в старенький автомобильчик, и поехали в Кремль. Дмитрий думал, что Сталин будет ругаться, но тот говорил тихим и спокойным голосом:
— Вы понимаете, что отсутствием фотографий перед атакой, мы перечеркнули подвиг наших людей? Почему ни один из Вас не предусмотрел вероятности такого случая, и не направил отдельный самолёт снять результаты работы американцев? Чему Вы улыбаетесь, товарищ Матвеев? Что за детский сад?
— Товарищ Сталин! Вы, сами, только что, сказали нам: что делать! Немцы не объявили о потерях?
— Нет, молчат!
— Надо позвонить на базу, и пусть наши люди получат там снимки последствий налёта. А пока, и мы промолчим об успехе. Они ещё только подходят на посадку!
— Товарищ Сталин! Что я Вам говорил! Умнейший мужик!
— Звоните, Александр Евгеньевич. Вам по должности положено!
— О чём говорить? — спросил Голованов у Дмитрия.
— О том, что необходимо оценить ущерб, нанесённый береговой обороне противника. И договаривайтесь о том, чтобы комендант срочно переправил эти снимки к нам.
Через час комендант базы получил копии фотоснимков, которые пойдут в Лондон в штаб командования ВВС в Европе. Голованов и Дмитрий сидели в приёмной Сталина, ожидая этих снимков. С аэродрома привезли негативы экипажей Ер-вторых. Там были снимки последовательного потопления всех четырёх кораблей. Голованов попросил Поскребышева позвонить Самому. Тот принял их обоих через пять минут после звонка. Сталин с интересом рассматривал под лупой негативы.
— Это всё замечательно! Всё очевидно, как и предполагалось. Всё равно, ждём американских снимков! Привезут, сразу заходите! Свободны!
Ещё три часа ожидания, и это после того, как Голованов слетал на бомбёжку, потом в Москву, и сейчас все лётчики, участвовавшие в вылете, пьяненькими дрыхнут в койках! Наконец, привезли негативы и позитивы американцев.
— Разрешите?
— Да, проходите товарищи Голованов и Матвеев. Что у Вас?
— В официальном отчёте о налёте данных по Каа-фьорду нет!
Сталин ударил кулаком по столу.
— Как это нет? Они там работали?
— Так точно! Но в отчёт эти снимки не включили.
— Они у них есть?
— Трудно сказать, мы же не принимали участия в разборе операции.
В этот момент звонит телефон, Сталин взял трубку, послушал, и сказал:
— Хорошо, я приму их! Пусть подъезжают. — он положил трубку. — Посол Великобритании в СССР господин Керр и военный атташе Великобритании генерал-майор Старр просят срочной аудиенции со мной и с Вами, Александр Евгеньевич. Кажется, предстоит международный скандал! Подождите в Приёмной, товарищ Матвеев.
Дмитрий вышел из кабинета, через некоторое время оттуда вышел и Голованов. Сел на диван, злющий. Слышно, как поскрипывает зубами. Прибыли англичане, военный атташе сразу подошёл к Голованову.
— Мы имеем очень важное поручение от Правительства и командования английской армии. Очень хорошо, что вы уже здесь. — произнёс их переводчик. Поскребышев позвонил Сталину, и пропустил туда англичан и Голованова. Через буквально три минуты из дверей выглядывает Голованов, озорно подмигивает, и машет рукой Дмитрию.
— Со снимками, сюда!
Дмитрий со всеми негативами и американскими снимками вошёл в кабинет.
— Контр-адмирал Матвеев, начальник разведки Северного флота. — представил его Сталин. — Товарищ Матвеев! Нам тут принесли одну фотографию, доставленную из Полтавы в Москву, и просят предоставить аэродром для удара по линкору «Тирпиц»!
— По данным разведки Северного флота, товарищ Сталин, такого линкора у Германии нет!
— Как нет? Вот он стоит! — Старр ткнул пальцем в фотографию, лежащую на столе.
— А где вы её взяли, и когда это снято?
— Сегодня! Днём! Нам переслали это из Полтавы!
— Странно, но, но нам этот снимок, почему-то, не переслали, и в Лондон пойдут другие данные! Вот эти. Это копии официального отчёта командира базы командующему авиацией США в Европе генерал-лейтенанту Арнольду. Сегодня авиация базы специального назначения, действительно, проводила, вместе с нами, операцию по подавлению ПВО и ПДО Альта-фьорда. Но, самолёты Б-17 не могут носить бомбы более тонны весом, и бомб большего калибра на базе нет. Поэтому мы не привлекали их для удара по кораблям противника. Эти удары выполняла авиация дальнего действия СССР, которую прикрывали истребители Северного флота. Операция прошла успешно. Вот снимки того, что осталось от четырёх немецких линкоров и тяжёлых крейсеров. А на этих плёнках последовательность нанесения ударов.
