Валерий Большаков - Корниловец
Кирилл погладил её руку, затем поднёс к губам и поцеловал изящную конечность. Девушка взглянула на него расширенными от изумления глазами.
— Ты… — прошептала она. — Ты не гонишь меня прочь?!
Авинов покачал головой.
— Ещё чего, — улыбнулся он. Тут его посетило воспоминание о Даше, и улыбка пригасла. Господи, как только не складываются судьбы человеческие! Как только не пересекаются пути земные! В каких только тенетах, неощутимых, почти несуществующих, не бьются души смертных!
— Я не прошу у тебя прощения, — взволнованно сказала Нвард, — его для меня, наверное, и не бывает, но попытаюсь загладить свою вину… — Смолкнув на минуту, девушка нервно скрещивала пальцы рук, собираясь с духом, и договорила: — Ровно через два дня османы перейдут в наступление. Семь дивизий пехоты низама[144] под командованием генерал-лейтенанта Мехмеда Вехиб-паши ударят в эрзерумском, ванском и приморском направлениях.[145]
Кирилл молчал как громом поражённый.
— Откуда тебе это известно? — пробормотал он, лишь бы что-то сказать, а сам в это время соображал, что делать и куда бежать.
— От Энвера-паши.[146] Это он послал меня в Трапезунд, и это он ныне, по сути, правит Турцией, а не султан-калиф.
— Та-ак… — протянул Кирилл. — Семь дивизий, говоришь? Это сколько же тыщ народу наберётся?
— Двадцать пять.
— Двадцать пять? — обрадовался Авинов. — А, ну это ещё ничего! Так… Мы сейчас же идём к генералу Маркову и обо всём ему рассказываем.
— Нет! — испуганно воскликнула Нвард. — Ваш генерал меня расстреляет!
— Я тебя заслоню своим телом, — улыбнулся Кирилл. — Пошли!
— Я… — слабо воспротивилась Нвард.
— Бегом!
И турецкая шпионка побежала, держа за руку русского офицера.
Генерал Марков поначалу выслушивал исповедь Нвард сидя за столом, потом он вскочил и стремительно зашагал из угла в угол. Яростно выругавшись, генерал церемонно попросил у дамы прощения и выскочил в коридор, выкликая батальонных и ротных. И пошло раскручиваться колесо военной машины — 4-я сотня казаков верхом отправилась в разведку, артиллерия перемещалась на новые позиции, шифровальщик по радиолинии предупредил Трапезунд о готовящемся наступлении турок, прося Эльснера подсобить — перебросить в Эрзерум отряд бомбовозов с воздушной станции 1-го разряда «Батум», недавно отобранной у грузин. В тот же час надёжный «пятак» — гидроплан М-5[147] отбыл в Карс с пакетом для генерала Эрдели, а Квинитадзе услал парочку «Бенцев» в Ван — предупредить добровольцев из Армянского корпуса, чтобы те бдили. По радиолинии, протянутой между Эрзерумом и Трапезундом ещё в шестнадцатом, ушёл приказ об аресте Мехмета-эфенди. В тот же день пришёл ответ: подстрелив троих жандармов, турецкий резидент скрылся в горах…
…На третий день, перед самым наступлением, прибыли грузовики, совершившие вторую — и последнюю — ходку. Бензин был на исходе, да и подвозить более не осталось ничего — все снаряды, все патроны, какие имелись, были доставлены. Корнилов поделился последним.
Утром над Эрзерумом закружил турецкий аэроплан. Нвард, глядя на него из-под руки, уверенно сказала:
— Это «Арибурун». У османов их два всего — «Арибурун» и «Анафарт», но тот однажды сел неудачно — до сих пор починить не могут…
Кирилл молча наблюдал за аппаратом, а вот Марков не выдержал, скомандовал:
— Дударев! Пощекочите-ка его из «эрликонов»!
Звонко затявкала двухствольная скорострельная пушка. Турецкий пилот увильнул от первой очереди, но вторая порвала ему крыло — «Арибурун» сначала плавно, затем всё убыстряясь, понёсся к земле, кувыркаясь и крутясь, пока не лопнул тусклым шаром огня на склоне Топ-дага.
— Красиво пролетел! — довольно крякнул Марков.
В это время прискакали казаки, посланные на разведку. Они закружили по двору, остужая коней.
— Да скорей же, сукин сын! — закричал Сергей Леонидович. — Давай сюда донесение!
— Идёт турка, ваше превосходительство! — откозырял подъесаул Леурда. — Тыщ восемь, да як бы не бильше — и конных, и пеших! Разъезд есаула Гулевича напоролся на турок, те открыли огонь. Есаул тоже ранитый и лыжить промиж вбитых. Хорунжий Ядыкин послав мэнэ просыть пиддэржку!
— Штабс-капитан Авинов! — официально обратился Марков. — Берите эскадрон своих текинцев и скачите в район 4-й сотни хорунжего Ядыкина.
Коротко козырнув, Кирилл скомандовал спешенным текинцам, вчера лишь снова обретшим коней:
— Эскадрон — садись! За мной!
Марков перекрестил Авинова и его конников. Широким намётом текинцы вынеслись на улицы Эрзерума, с гиканьем проскакали через весь город, направляясь к подошве горного хребта.
Безлесная долина сужалась, затягиваясь кряжами. Издалека накатил гул, и низко-низко над землёю вспухли облачка разрывов, а после закурился подмороженный грунт, побитый шрапнелью. Навстречу залпам пылили конные упряжки русского артиллерийского взвода, волокущие орудия-трёхдюймовки.
— Эскадрон — повод![148] — закричал Кирилл, малость осаживая своего рыже-золотистого скакуна.
Подскочив к скалистому подножию, он увидел 4-ю сотню в цепи по самому гребню, стрелявшую по врагу. Назар Ядыкин позади цепи прогуливался во весь рост. За спиною у него белел башлык, словно зазывая: целься!
— К пешему строю… Слезай! — крикнул Авинов, и текинцы мигом скатились с сёдел, выхватывая из-за плеч винтовки.
— В цепь! Вперёд!
В малиновых халатах, прикрытых тёплыми бурками, кавалеристы полезли вверх по булыжникам и каменному крошеву, спотыкаясь и скользя по крутому подъёму горы, карабкаясь вперёд и вперёд. Первыми до гребня добрались Саид и Махмуд. Едва их тельпеки показались на гребне, турецкие пули буквально зароились, выбивая злые фонтанчики из мёрзлой глины.
— Ложитесь, ложитесь, ваше благородие! — крикнули ближайшие текинцы.
Авинов покосился на невозмутимого Ядыкина, вышагивавшего взад и вперёд, и прятаться от пуль не стал, пригнулся только, высматривая в бинокль позицию османов — та была недалеко, такой же скалистый гребень, что и у казаков с текинцами, только пониже, а над ним, на высоком древке, полоскался красный флаг с белым полумесяцем и звездою. С османской позиции то и дело доносилось:
— Алла… Алла…
— Секим-башка, гяур, секим!
— Осман — карош! Урус — поганый!
— Ля-иллаха-илля-аллаху!
Пониже-то он пониже, соображал Авинов, не слушая оскорбительные выкрики, но этот турецкий завал командовал надо всею той местностью. Казаки пока сцепились с отрядом в авангарде, а за ним следуют главные силы…
— Ядыкин! — заорал Кирилл.
Хорунжий быстро подошёл и опустился на одно колено, принял поданный ему бинокль.
— Надо турок оттуда выгнать, — сказал Авинов, волнуясь, — и занять высоту!
Ядыкин внимательно осмотрел турецкий гребень, над которым то и дело мелькали головы аскеров, и кивнул:
— Сделаем.
Кирилл впервые за всё время глянул вправо, на склон горы. Розовато-жёлтый кремнистый скат круто уходил вверх, ныряя под белую глазурь снежников, а ещё выше, в выцветшем синем небе, сияло солнце — светило, но не грело.
Дердеш-мерген с кем-то из казаков вытащил на гребень пулемёты.
— Прикрываем артиллерию!
Затрещали «максимы», полосуя высоту, занятую османами. И вот рявкнул первый пушечный выстрел, заскрежетал снаряд. И ещё, и ещё… Каменистая почва разрывалась воронками, расшвыривая осколки и обломки.
— Ребята, ко мне! — хрипло крикнул Ядыкин. — В атаку!
— Бей их, станишные! Рази! Крести их накрест!
Полусотня казаков, оседлав верных коней, понеслась прямо на позиции турок, чудом не попадая под залпы своих же трёхдюймовок. Что происходило за грядою скал, Авинову не открывалось, но вот до него донеслись истошные крики, и тут же над турецким гребнем замаячили казачьи папахи.
Кирилл похлопал Саида по плечу и махнул рукой.
— Вперёд!
Быстрыми перебежками текинцы перемахнули ложбину. Кучи гильз валялись повсюду да трупы в османской форме.
— Занять позицию!
И вовремя — по сухому руслу между холмов прорывалась конная масса, сабель в пятьсот.
— Огонь!
Орудия артиллерийского взвода били часто, будто спеша израсходовать снаряды. Патронные ленты тоже были на исходе. Саид доложил полушёпотом:
— Сердар, осталось три коробки…
И тут же, словно от испуга, смолк первый пулемёт — номера были ранены, а сам «максим» повреждён пулями. Тотчас же задело 1-й номер второго пулемёта. Огонь прекратился.
Авинов сам сел за рычаги, тщательно целясь и аккуратно отмеряя короткие очереди. Из тыла прискакал Ядыкин — без папахи, с головою, обмотанной окровавленным бинтом.
— Генерал приказал отходить! — крикнул он.
