Роман Злотников - Орел расправляет крылья
На лицах всех присутствующих отразился крайний скепсис. Сейчас, как же, разбежался… да и хрен тут что от Владислава, лишь полгода назад занявшего польский трон, зависит. Польская шляхта и магнатерия церемониться не будут. Кровавой косой пойдут по землям православных… Да и глупо упускать момент возвернуть под руку русского царя исконные русские земли. Я снова усмехнулся и заметил эдак небрежно, опустив очи долу:
— А вот уж ежели он не соизволит… а меня весь народ попросит, тут уж… — И я замолчал, увидев, как светлеют лица моих соратников.
А что вы думали? PR еще никогда и никому не мешал, и начинать войну без информационного обеспечения и думать не стоило. Эвон в августе две тысячи восьмого в Южной Осетии начали, так потом не знали, как от грязи отмыться…
5
— О-берегись!.. — донесся с соседней батареи протяжный крик.
Я торопливо приоткрыл рот. Резкий звуковой удар от выстрела крупнокалиберной пушки надобно переносить именно так… И спустя несколько мгновений — жахнуло. Это означало, что еще полтора пуда раскаленного чугуна унеслись в сторону видневшихся вдали крепостных бастионов. Я захлопнул рот и снова зачерпнул ложкой гречневую кашу с тушенкой. Эх, до чего же вкусная еда. Может, потому, что она оттуда — из оставленного мира. Из студенчества, из армии, из беззаботной молодости…
— О-берегись!..
Ну вот, еще одного монстра зарядили. Я торопливо проглотил не до конца прожеванную кашу и опять послушно открыл рот. Орудие жахнуло, и почти сразу же вслед за ним спереди, от циркумвалационной линии, послышался грохот двухпудовой осадной мортиры. Я вскинул голову и проследил взглядом путь двухпудовой бомбы. Она летела столь медленно, что полет был виден очень ясно. Со стороны вражеских бастионов донесся отчетливый грохот взрыва, и над одним из них вспухло огромное облако пыли. Я усмехнулся. Что ж, еще пару дней такого обстрела, и Львов мой. Тем более что помощи ему ждать было просто неоткуда…
Польская война тянулась уже третий год. В мае тысяча шестьсот тридцать третьего года я собрал Земский собор, на который прибыли посланцы от взолновавшихся Волыни, Подолии, Киевщины и Запорожья. Они расписывали ужасы, коим подвергались православные в Речи Посполитой, клялись в страстном желании населения и шляхты этих земель, а также казачества перейти под руку Московского государя и умоляли немедленно послать войско на помощь своим собратьям. И, как мне докладывали, до начала собора, так сказать в кулуарах, весьма сильны были настроения насчет того, чтобы немедленно выступить на помощь восставшим. А что мешает-то? Армия — вот она. Для того чтобы собрать распущенные «на жилое» полки, требуется не больше месяца. Шведы замирены. Молодой султан османов Мурад IV, токмо вырвавшийся из-под опеки своей матери Кесем, тут же ввязался в очередную войну с персами. Иных угроз на границах России не предвиделось. Чего не воевать-то? Но я выступил на соборе довольно резко. Шибко попенял посланникам восставших на то, что они бунтуют противу своего короля. Заявил, что ежели бы у меня в царстве кто такой бунт поднял — то я бы раздавил его со всей строгостью. Напомнил собору о том, что пять лет все царство кряхтело под тяжелым налогом, коий только в этом годе должен был быть снят, а коли ввязаться в войну, то налог сей непременно сохранить надобно. А еще попенял посланникам, что они-де пришли предлагать земли под свою руку не по закону и правде, не единой душой, а токмо лишь от сеймиков взволновавшихся воеводств, на коих, судя по тем грамотам, что привезли послы, присутствовало даже менее половины шляхты. А в моем государстве право голоса имеют еще и крестьяне и посадские. В принципе, это все были придирки… но они давали мне возможность не ввязываться в войну немедленно. Несмотря на то что этого же хотело и большинство моей страны.
Поэтому собор прошел как-то растерянно. Нет, что хотелось — всем было понятно. Но это что же, против царя идти? Да еще такого… Так что я добился того, чего хотел. Более того, в конце даже пришлось закатывать еще одну речь, уже по поводу того, что своим православным братьям помочь все одно таки надобно. А посему я, государь, выделяю им с государевых хлебных складов сорок тысяч пудов хлеба и двадцать тысяч рублев денег помощи. И прошу собор кликнуть клич по русской земле также собрать братиям сколько кто сможет…
На том собор и закончился. Я отправил письмо с просьбами о сдержанности в наказании нерадивых подданных королю Владиславу и второе, с просьбой повлиять на короля Речи Посполитой, папе римскому Урбану VIII и принялся шибко обустраивать в Северских, Брянских и Смоленских землях карантинные избы, ожидая массового бегства крестьян из пределов Речи Посполитой. Прослышав о сем, туда же потянулись и помещики. Средний размер поместий составлял около ста четей доброй пахотной земли, крестьянская же семья способна была обрабатывать максимум десять, а редко в каких поместьях было более трех-четырех семей. Так что рабочие руки требовались. Но тут их догнал царский указ не брать по одной семье зараз. Мол, взяли одну, отвезли, посадили на землю — вернулись за другой. Черносошным землям также требовались крестьяне. К тому же практика распределения эмигрантов посемейно отныне становилась стандартной, так как при таком подходе резко снижалась вероятность того, что в одном поместье окажутся несколько семей-земляков. Что и было надобно. Быстрее ассимилируются.
Лето прошло для восставших с переменным успехом. На юге казаки под руководством избранного гетманом Тараса Трясило, да наняв за полученное от меня серебро едисанских ногаев, разгромили посланное против них войско польного гетмана литовского Криштофа Радзивилла, но на Волыни войско восставших под командованием православного шляхтича Миколая Прозорова потерпело сокрушительное поражение от Альбрыхта Радзивилла. И в мои пределы с Волыни устремился бурный поток беженцев…
Я же отправил посольство к шведам, прощупать почву. Они, конечно, сильно заняты в войне с Германией, но с поляками у них до сих пор мир не заключен. Вполне могут ввязаться, воспользовавшись случаем половить рыбку в мутной воде, так что лучше уж все обсудить заранее. Чтобы потом не цапаться по пустякам. К тому моменту я уже получил ответы из Рима и Варшавы. Папа скорбел вместе со мной, но настаивал на праве католического короля наказывать взбунтовавшихся против истинной власти, освященной его собственным, папы, авторитетом, схизматиков, как ему то заблагорассудится. Тем самым давая понять, что, если бы я в свое время принял католичество, к мой просьбе отнеслись бы куда более внимательно, а так, мол, сам виноват. Король же Владислав высокомерно посоветовал мне не лезть в дела его страны и заниматься своей собственной. Если честно — я не обиделся. Сказать по правде, я на подобное письмо ответил бы точно так же, если не более грубо. Так что письма Владиславу IV, как, впрочем, и Урбану VIII, были не более чем PR-акцией. Поэтому я постарался, чтобы об их содержании узнало как можно больше народу — как среди моих подданных, так и при европейских королевских дворах. Персы с османами тоже были введены в курс дела.
С наступлением зимы военные действия поутихли. К Рождеству через мои карантинные избы прошло уже около сорока тысяч душ беженцев, рассказывающих страшные истории о зверствах клятых «латинян». И страна глухо заворчала, косясь на своего государя, который допускает такое. Но по весне в войну вмешался еще один фактор — османы…
Над лагерем хрипло, с переливами запели горны. Стрельцы и драгуны, до сего момента группками кучкующиеся вокруг костров, повинуясь командам сержантов и капралов, с кусками мыла в руках и полотенцами на шее начали неторопливо выстраиваться в колонны перед титанами с кипяченой водой. Кашевары у ротных полевых кухонь, курившихся аппетитным дымком, заканчивали нарезать хлеб, доставленный утром из походных пекарен. А от рогаток под барабанный бой подходили колонны только что смененных дежурных рот, сменщики которых пообедали раньше. Можно сказать — вместе со мной… Около титанов с водой со строгим видом стояли ротные лекари, кои являлись все теми же обычными рядовыми, токмо обученными полковыми лекарями. Эти же были все поголовно из дохтуров государевых лечебниц и прибыли в войска со своим набором лекарств и комплектом хирургических инструментов, тремя учениками и… дистилляционной установкой. На непременной спиртовой дезинфекции как инструментов, так и ран настоял именно я, но у дохтуров на это особенных возражений не было. Тем более что наличие дистилляторов мгновенно поставило их в несколько привилегированное положение. За лишнюю чарку бойцы готовы были для дохтура в лепешку расшибиться. Что породило некоторые злоупотребления и вынудило применять меры. После публичного разжалования трех капралов, одного сержанта и одного лейтенанта, а также порку шести десятков рядовых (невзирая на сословные различия) и перевода злополучного дохтура в лекарский чин с заменой его вновь присланным коллегой из его лечебницы — злоупотребления мгновенно прекратились. И даже лишние чарки за помощь в обустройстве начали выделяться с большой опаской… У Мишки, судя по его донесениям, дело обстояло еще спокойнее. Он ограничился одним сержантом и одним дохтуром…
