Юрий Корчевский - Воевода
— Надо догонять, — всполошился я.
Я стал быстро одеваться.
— Боярин, я думаю — не надо торопиться.
— Это почему? — от удивления я даже одеваться перестал.
— Кабы засаду на нас не сделали. Сам подумай — почему затемно выехали? Чтобы не увидели.
— Может — торопятся?
— Помнишь, что хозяин сказывал? Как Серафим приедет, после этого Самоха исчезает. А тут они, почитай, вместе уехали. Ой, чует мое сердце, засаду нам приготовили.
Я уселся на постель и задумался. В словах Федора правда была, как-то об этом не подумал спросонья. И если они засаду на нас делают, то участок, где это может произойти, невелик — между селом и Волгой. Дорога узкая — двум саням не разъехаться, лес по обе стороны. На льду Волги засаду не устроишь — издалека видать.
— Пошли со мной.
Мы спустились вниз.
— Хозяин, у тебя лошадь и сани найдутся?
— А как же!
— Дай на время.
— Деньги вперед.
— Вот тебе деньги за постой, еду и лошадь с санями. И одежду старенькую найди — на двоих.
— Этого добра хватает.
Хозяин вын!ел.
— Ты чего удумал, боярин?
— Надо их с толку сбить. Если засада на нас, то будут ждать двух верховых. Мы же с тобой в санях поедем, а на наших лошадей чучела посадим.
— Где их взять-то? — присвистнул Федор.
— Сейчас хозяин старье принесет, на конюшне соломой набьем. В темноте и не разглядишь сразу — живой кто едет или чучело это, — обмануть их надо.
Хозяин принес ворох старой одежды: дырявые штаны, ветхие рубахи — даже кожушок драный, сильно битый молью. Все это он брезгливо бросил у порога.
— Лошадь с санями где?
— Слуги запрягают. Лошадь-то опосля верните.
— В лучшем виде! Не боись, не тати мы.
Взяв в конюшне соломы, приготовленной для денников, мы набили потуже старую одежду, усадили чучела в седла своих лошадей и привязали. В предрассветной темноте да с расстояния в несколько шагов все выглядело натурально.
— Пистолет проверь, — сказал я Федору.
— Уже.
Уздечки наших лошадей мы привязали к задку саней.
Федор сел на облучок, я же лег на дно саней и прикрылся мешковиной. Пистолеты держал за пазухой, чтобы теплые были, не подвели на морозе. Тронулись.
— Федор, как заметишь что подозрительное — шумни, а то мне не видно ничего за бортами. И… это… по возможности — Серафима или Самоху в живых оставить надо.
— Ну ты сказал, боярин. Я же их в глаза не видел. И перед тем, как выстрелить, я что — имя спросить должон?
— Да это я так. Уж очень побеседовать с кем- то из них хочется.
— Оно понятно.
— Все, едем молча.
Тишину теперь нарушал лишь скрип полозьев по снегу да легкий стук копыт лошадей. Мы, по моим подсчетам, должны были уже на лесную дорогу выехать. Наверняка засада — если мы не ошибались, конечно, — подальше будет. У самого села не станут пакостить.
Напряжение нарастало. Как бы от волнения не нажать раньше времени курки взведенных пистолетов.
— Твою мать! — закричал во весь голос Федор.
И тут же громыхнул выстрел, второй… Стрелял не Федор, но где-то близко.
Я отбросил мешковину и сел в санях. В предрассветном сером уже сумраке к саням бежали две фигуры. Я вскинул пистолеты, нажал на курок одного и следом — другого. За моим дуплетом почти сразу громыхнул пистолет Федора. Я успел увидеть, как фигуры справа, по которым я стрелял, падают, и резко обернулся влево. И с этой стороны к саням бежали двое, размахивая чем-то железным. Чем именно — было плохо видно из-за темноты.
Я бросил бесполезные уже пистолеты в сани, перевалился через борт и оказался на коленях в снегу. Почти тут же в сани ударило лезвие топора.
Рывком вскочив на ноги, я рванул саблю из ножен и без замаха полоснул по разбойнику. Негодяй успел отскочить, но концом лезвия я его все же достал. Полушубок на нападавшем расползся на животе, обнажив белеющее исподнее.
Рядом с лошадьми слышался звон ударов. Там сражался Федор. Прыжком я вскочил в сани и сверху атаковал врага, нанеся ему серию ударов. Разбойник не уклонялся, но успевал прикрываться топором. Попадая по железу, сабля высекала искры. Что-то мой противник больно ловок для простого крестьянина!
Разбойник отбил очередной удар и неожиданно кинул в меня топор. Каким чудом я успел уклониться, и сам не пойму — лезвие только слегка задело рукав, распоров его на плече.
Оставшись безоружным, разбойник кинулся бежать в лес, я — за ним. Подвела его крестьянская привычка носить зимой валенки. По снегу в них не побежишь так быстро, как в сапогах.
Через десяток метров мне удалось догнать его и ударить тупой стороной клинка по голове. Разбойник ничком рухнул в снег. Воткнув рядом с ним саблю, я расстегнул его пояс и связал ему обе руки. Пусть полежит, надо Федору помочь.
Я схватил саблю и кинулся к дороге. Но Федька-заноза справился и сам. Его противник лежал на снегу с отрубленной кистью, а Федька, матерясь сквозь зубы, перетягивал предплечье снятым с татя поясом, пытаясь остановить кровь.
— Вот, боярин, — тяжело дыша, проговорил он, — как ты и просил — живой.
— Я своего тоже спеленал. Пойдем, других посмотрим.
Бросив пленника на дороге, мы сошли к лесу.
Оба разбойника, в которых стрелял я, были мертвы. Пошарив но деревьям, что росли близ дороги, мы нашли две брошенные пищали. Так вот откуда эти два выстрела!
— Куда же они стреляли?
Мы вернулись к лошадям.
— Боярин, посмотри-ка!
Я подошел поближе. Оба чучела были просто изорваны в клочья картечью. Представляю, что было бы, если бы в седлах сидели мы! Мертвяки без права на реанимацию.
Федька сбросил чучела на землю и зашвырнул в лес.
Мы подошли к моему пленнику. Он уже очухался и зубами пытался развязать узел на ремне. Увидев нас, завыл, заревел, как медведь раненый.
— Заткнись! — бросил ему Федор. — А то я тебе сам рот заткну.
Мы подхватили его под руки и поволокли к саням. Темень уже сменилась сероватой мглой и, присмотревшись, я узнал Серафима.
— А-а-а, старый знакомый!
— Я тебя не знаю, в глаза допрежь не видел.
— Зато я тебя с Иваном, подельником твоим, видел.
При упоминании об Иване Серафим дернулся.
— Ну, рассказывай!
— Что говорить? — срывающимся голосом спросил Серафим, искоса поглядывая на саблю.
— Почему на нас напал, разбойник!
— Я не разбойник. С Москвы еду, да преследовать меня стали двое верхами. Думал — ограбить хотят да порешить, вот и решил упредить.
— Ловко сочиняешь байки. А с Иваном чего замышлял?
— Ничего, по торговле мы.
— А как насчет казенного обоза с золотом?
Серафим снова дернулся.
— Вот сука, Иван, — сдал! — чертыхнулся тать.
— Ты говори — где засаду намечали, да сколько человек будет.
— Ничего не скажу, пропадите вы пропадом!
Я засмеялся.
— Ты еще меня не знаешь. Сейчас все расскажешь — даже запоешь, ежели попросим.
Серафим только сплюнул.
— Как знаешь. Федор, тащи сюда второго.
Федор подтащил раненого. Тот был бледен и
стонал.
— Как звать-то тебя?
— Самохой кличут.
— И кто же тебя надоумил на нас напасть?
— Вот он! — Глаза Самохи злобно уставились на Серафима.
— Ты же не дите малое, неразумное — взрослый мужик, а на пакость согласился.
— В первый раз — он денег обещал, истинный крест, — брызгал слюной Самоха.
— Про крест не надо. Ежели в доме твоем, скажем — в подвале — поискать хорошо, там много чего интересного найти можно.
Неожиданно Самоха дернулся и ногой ударил Серафима.
— Жизнь свою спасаешь? Меня продал? Почто про схорон сказал?!
Видно, с награбленными да запрятанными ценностями я попал в точку.
— Так ты расскажи, куда и на что он тебя подбивал?
Я наклонился к Самохе поближе. Глаза его с ненавистью и злобой смотрели на меня.
— Ты глазенками-то не сверкай, а то вмиг их лишишься!
— Да пошел ты! — отвернулся Самоха.
— И говорить не будешь?
В ответ — молчание. Ничего, я и не таких говорить заставлял.
Я сорвал с Серафима шапку, вытащил нож и отсек ему ухо. От боли и неожиданности Серафим вскрикнул.
— Я скажу, все скажу!
Не обращая внимания на крики, я отрезал второе ухо.
— Это чтобы ты понял — я шутить не буду. Начал бы говорить сразу, остался бы при ушах.
— Скажу, все скажу!
— Ну — смотри, иначе всего остругаю. Кто такой Иван?
— Писарь в Казенном приказе.
Я так и предполагал.
— Он навел на обоз с золотом?
— Он, иуда!
— Где, в каком месте напасть думали?
— За Ярославлем, на вологодском тракте; там место удобное есть — дорога в гору идет, обоз ход сбавит.
— Когда обоз?
— Через седмицу ровно.
— А чего Иван сам обоз грабить не хочет?
— Людей у него мало, десяток только.
— Где встречаться должны?