Юрий Корчевский - Воевода
Что делать? В Москву вернуться, к Федору Кучецкому? А если его на месте не окажется? К другому кому? Могут и не поверить. В Вологду ехать? Плещеев точно поверит и ополчение соберет. Да ратью мы разбойников только напугаем, разбегутся по лесам — ищи-свищи их. Знать бы место засады и самим ударить по банде.
Мои размышления прервал Федька.
— Боярин, ты чего сиднем сидишь, не кушаешь? Если ехать надо, то ешь, не на голодный ведь желудок по морозу скакать.
— Верно, Федор. Задумался.
— Я даже догадываюсь, о чем.
— Скажи, какой умный! И о чем же?
— Где и как разбойников перехватить.
— Тихо! Хозяину это слышать совсем ни к чему.
Федор наклонился ко мне.
— Мыслю — между Ярославлем и Вологдой нападут. Леса там глухие, да и стрельцы устанут — самое место!
— И я гак же думаю. Тогда давай есть — и в дорогу.
Есть пришлось в одиночку. Пока я раздумывал, Федька уже успел покончить с завтраком — просто мне мешать не хотел.
Вещей у нас почти не было, так что мы собрались быстро, а слуги вывели уже оседланных коней.
И погнали мы направо, по торговому пути. Считай, с разбойником Серафимом нам было пока по дороге. Хорошо бы за ним проследить, если, конечно, удастся догнать.
Ехали мы до вечера, так никого и не нагнав. Тракт был оживленный, саней и всадников много, но, как я не вглядывался, знакомого лица не увидел.
Периодически мы давали лошадям возможность отдохнуть, переходя с галопа на шаг или рысь.
За день удалось проехать не меньше пятидесяти верст. Вконец вымотанные зимней гонкой, мы остановились на ночевку на постоялом дворе, что так зазывно светил огоньком в ночи.
Мы плотно поужинали — ведь ели-то еще утром, часов десять назад.
Я подступил к хозяину с расспросами, описав Серафима.
— Ага, есть такой. Часом ранее появился. Как откушал, так из комнаты и не выходил.
Я сунул ему полушку — за молчание. Медная монета мгновенно исчезла в широкой ладони трактирщика. Уф, догнали! Теперь не упустить бы.
Я отсыпал Федору немного медных монет:
— Пойди на конюшню, дай прислуге. Как запрягать Серафим станет, так пусть они нас немедля известят.
— Сделаю, боярин.
Я прошел в отведенную нам комнату, разделся. Как только Федор вернулся и запер дверь, меня сморил сон.
Утром проснулись рано, не дождавшись известия от слуг. Умылись, плотно перекусили. Черт, чего Серафим не выходит? Долго ли нам в трапезной болтаться? Или он поджидает кого- то? Не подойдешь же, не спросишь. А может — взять его в плен да допросить с пристрастием? Сам ведь, по доброй воле, не скажет. А у нас, кроме подслушанного мною разговора, и улик никаких нет. Мало того что отопрется — скажет, что разговора не было, напраслину боярин возводит, так еще и в суд меня призовет за навет. Нет, задержание и допрос не годятся. Придется выжидать, хотя мне эта пассивность никогда не нравилась.
Появился в трапезной все-таки Серафим — заспанный, зевает. Не торопясь поел и исчез в своей комнате. Вышел одетый и не спеша пошел в конюшню. Эдак мы полмесяца ехать будем.
Серафим все-таки выехал. Мы отпустили его подальше, но в пределах видимости, и пустились за ним. Так и ехали — день, второй… Уж и Ростов проехали, Ярославль скоро…
А за Ярославлем Серафим нам загадку подкинул — повернул с тракта направо и направился по льду замерзшей Волги. Там, в паре дней пути, Кострома. Неужели он костромской? Плохо. Если он местный, то город знает, сообщники у него там, и если от нас оторваться захочет, сделает это запросто.
После Ярославля Серафим как-то насторожился. До этого он спокойно ехал, не оглядываясь. Спиной наши взгляды почуял или всегда при приближении к дому подстраховывался?
Ближе к вечеру наш подопечный свернул с наезженной дороги по льду Волги на ее левый берег и по узкой санной колее поехал к небольшому селу на взгорке. Интересно, живет он там или к сообщникам направился?
Пока мы не спеша продвигались по дороге, Серафим исчез. Близко подъезжать было нельзя — он бы нас сразу засек, отпустили подальше — и вот итог. Теперь гадай — в какой он избе, как долго пробудет?
Уже темнеть начало. Если в селе есть постоялый двор, то нам, считай, повезло, все не на улице ночевать придется. Вечером селяне крепко закрывают ворота и чужаков не пустят. Да и не в каждой избе место свободное найдется — детей- то у крестьян много, сами вповалку спят.
Глазастый Федор узрел огонек на единственной улице.
— Боярин, давай подъедем.
Тут и впрямь оказался небольшой постоялый двор.
Мы остановились у ворот; Федор сбегал на конюшню, переговорил с конюхом. Вернулся слегка озадаченный:
— Нет, боярин, конюх говорит — не приезжал никто.
Мы завели лошадей во двор — хоть сами переночуем в тепле и лошади отдохнут. Как бы узнать, живет Серафим здесь или в гости приехал?
Слуга повел лошадей в конюшню, мы же прошли в трапезную.
Постоялый двор был пуст — мы были его единственными гостями.
Обрадованный хозяин усадил нас на лучшие места и любезно осведомился, что милостивые судари откушать соизволят?
— А все, что с пылу с жару тащи на стол, — распорядился я. Мы здорово продрогли, хотелось поесть и согреться.
Хозяин сам принес жареного поросенка, соленых огурцов, капусты, куриного супчика, вина стоялого, пирогов рыбных. Да тут еды хватило бы и на пятерых.
Когда первый голод был утолен, и мы немного согрелись, я завел разговор.
— А скажи, хозяин, как село называется?
— Кривой Лог, барин.
— Много ли в нем дворов?
— Много — пять десятков будет.
— Жителей всех знаешь?
— А то!
— Не подскажешь — есть ли такой Серафим?
Я подробно описал мужика. Хозяин поскреб затылок:
— Да вроде не припомню такого.
Я достал из поясного кошеля серебряную монету и бросил ее на стол. Хозяин цапнул серебро, но я припечатал его руку своей.
— Сначала расскажи!
— Не живет у нас такой, но заезжает. Третий дом отсюда — Самоха. Серафим — скользкий тип, да и Самоха не лучше. На что живет — непонятно. Огород в запустении, из живности во дворе только птица да свинья. А бабе своей меж тем одно обновки меняет. Наши бабы уж обзавидовались.
— Ты — к Серафиму поближе.
— А что Серафим? На постоялый двор заходит редко — только забежит иногда твореного вина выпить. Но вот приметил я — как Серафим в селе появляется, так Самоха на несколько дней куда-то пропадает. Не иначе — оба одним делом промышляют.
— Каким же?
— То мне неведомо.
— Все сказал?
— Что знал.
Я убрал свою руку. Хозяин попробовал серебро на зуб, удовлетворенно кивнул и сунул монету в калиту на поясе.
Мы доели поросенка, допили вино. Потянуло в сон.
— Веди, хозяин, в комнату.
Поднялись на второй этаж. Хозяин открыл дверь жарко натопленной комнаты.
— Отдыхайте, гости дорогие.
— Ты вот что, хозяин. Разбуди с первыми петухами.
— Как изволишь, барин.
Мы сняли тулупы и уселись на постели.
— Что думаешь, Федор?
— Мыслю, Серафим — главарь, а Самоха этот — подручный. Как Серафим приезжает, Самоха собирает людей своих по деревням — и на злодейство едут.
— А что, пожалуй — верно думаешь! Я такого же мнения. Давай спать, я хозяину сказал — разбудить нас с первыми петухами. Коли первый встанешь, проследи со двора — не проедет ли по дороге Серафим.
— Сделаю, боярин.
— Тогда спать.
Через минуту мы уже спали. Мне показалось, что голова только подушки коснулась, а в дверь уже стучат.
— Кто? — спросонья хрипло спросил я.
— Петухи пропели, ты же, барин, сам разбудить велел, — послышался голос хозяина двора.
— Федор, встань, поди проследи за дорогой, я еще сосну чуток, а то будто и не спал.
Федор оделся и, зевая, вышел.
Я опять уснул, но и сейчас выспаться не удалось. Федор тряс меня за плечо. Я с трудом приоткрыл глаза и увидел раскрасневшееся лицо Федора. От него дохнуло свежим утренним морозцем.
— Вставай, боярин. Только что Серафим проехал, едва его признал при луне. Я к тебе уж было бежать собрался, да следом — сани, и в них — трое мужиков.
— Надо догонять, — всполошился я.
Я стал быстро одеваться.
— Боярин, я думаю — не надо торопиться.
— Это почему? — от удивления я даже одеваться перестал.
— Кабы засаду на нас не сделали. Сам подумай — почему затемно выехали? Чтобы не увидели.
— Может — торопятся?
— Помнишь, что хозяин сказывал? Как Серафим приедет, после этого Самоха исчезает. А тут они, почитай, вместе уехали. Ой, чует мое сердце, засаду нам приготовили.
Я уселся на постель и задумался. В словах Федора правда была, как-то об этом не подумал спросонья. И если они засаду на нас делают, то участок, где это может произойти, невелик — между селом и Волгой. Дорога узкая — двум саням не разъехаться, лес по обе стороны. На льду Волги засаду не устроишь — издалека видать.
