Влад Савин - Восход Сатурна
А откровенный разговор с «партизанкой Аней» у меня все же состоялся. Только не в тот день, на следующий. Вошла, постучавшись, встала у двери и спрашивает:
— Так, значит, в будущем нет коммунизма, Михаил Петрович?
И что мне ответить? Сослаться на секретность, чином надавить? Так ведь не дура, слышала достаточно и умеет информацию анализировать, раз за полгода гестаповцам не попалась. Нет, конечно, послушается, промолчит, но вот веры у нее уже не будет. И не только лично мне, но и в светлое будущее вообще. Или станет чуть меньше.
Бабушка у меня, как говорил я уже, верующая была. В Бога верить я от того не стал, но вот истин житейских, они же библейские, запомнил много. Раз люди по ним тысячелетия жили, значит, что-то в них есть?
И было там: «кто у малого веру разрушит, тому лучше самому на себя руки наложить». Правда это — люди в лучшее должны верить, к лучшему стремиться. Ну а кто орет, все вокруг грязь и я грязь… Так удавись сам, чтоб воздух не отравлять.
А значит, нет тут сейчас начальника и подчиненной. Есть старший товарищ, просто человек, М. П. Лазарев. Вот только доказать надо свое старшинство.
— Был! — отвечаю. — Тот, что мы построили и сейчас защищаем. Я в СССР родился, в городе Ленинграде, в семидесятом, двадцать восемь лет тому вперед. В советской школе учился, в училище имени Ленинского Комсомола поступал, присягу принимал советскую.
— А после? — настойчиво спрашивает Анечка. — Если вы, Михаил Петрович, из две тысячи двенадцатого сюда попали, как дядя Саша… ой, Александр Михайлович, сказал? Что, еще одна война была, которую мы проиграли? И нас американцы оккупировали? Тогда как же вы, Михаил Петрович, при звании остались и командиром такого корабля? И кто такой Горбачев?
Во дела! Так она меня за какого-нибудь власовца американского конца века примет! Еще одна Зоя Космодемьянская… да какое там! Та Зоя лишь умереть сумела достойно, ущерб немцам причинив самый минимальный. А у этой уже на счету сорок девять фрицевских трупов точно и двадцать сомнительно, в нашей же истории «товарищ Татьяна» такое успела натворить, куда там киношному Джеймс Бонду. И Героя по праву получила… посмертно, как Зоя. Хотя никто на фронт ее не гнал. Так ведь и не думала даже в тылу отсидеться? А сколько было таких, себя не щадивших… И их, выходит, Горбачев с Ельциным продали? При Боре-козле под Ленинградом памятник хотели поставить, в честь немецких солдат, там погибших, в газетах писали об этом абсолютно всерьез!
— Горбачев, Аня, это тот, кто стал нашим вождем в восемьдесят пятом. Генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза — так ВКП(б) переименуют, еще при товарище Сталине, в пятьдесят втором. Был у Горбачева язык хорошо подвешенный, говорил много и обещал много. Все ему и поверили: «перестройка, гласность, демократия», «Партии встать лицом к народу».
— Странно вы говорите, Михаил Петрович! — удивилась Анечка. — А как это наша, коммунистическая партия, и к народу не лицом? А если вопрос какой или несправедливость, так всегда можно в райком прийти, там непременно помогут. Отец у меня так обращался, когда бюрократы у него в цеху… Гласность… А что, у нас какие-то тайны от народа есть, ну кроме военных и прочих, чтобы враги не узнали? Демократия… А что, в ваше время товарищи ответственные не по выбору на посты? Перестройка — она плохому нужна, а доброе зачем ломать?
Да-а, а ведь сам я точно так же думал! Лет в пятнадцать, начитавшись книжек про Корчагиных и прочих героев-большевиков и комсомольцев! После уже циником стал, правде жизни обучась, тьфу! Слава богу, хоть «лишним человеком», болтуном интеллигентствующим не стал, поскольку был при деле.
А ведь не в Горбачеве причина! У кого-то из классиков, Энгельса кажется, в «Восемнадцатом брюмера» фраза есть: что не бывает, когда один проходимец тянет в пропасть многомиллионный народ, значит, в массах, уже склонность была. Застал еще в училище экзамены по марксизму-ленинизму, до сих пор что-то помню…
— Да вот так вышло. Мы к войне готовились, как бы не… Эту войну выиграли, ценой двадцати шести миллионов жизней. Вот только «союзники» наши теперешние станут нам новой войной угрожать. И мнение мое: они точно напали бы, если почувствовали бы слабину. А мы помнили сорок первый. Все на армию, на оружие — слышал, что один выход в море подводного крейсера, как «Воронеж», это по деньгам весь СССР можно было колбасой накормить досыта.
— Что за ерунда! — фыркнула Анечка. — Зачем колбаса, если нас после завоюют и всех в концлагеря? Конечно, армия важнее… Кому-то было непонятно?
— А вот с идеей, с воспитанием, упустили. Хотели сначала материально-техническую базу, а уж потом… А потом и не было. Цель ушла, вопрос «а зачем?». Как-то так стало, что коммунизм — это, конечно, хорошо, но вот пока надо самому обустроиться, здесь и сейчас.
— А партия куда смотрела?
Ясно куда. Партийные — это такие же люди. Добрым человеком был Брежнев, вот только поводья отпустил, не трогал никого. После репрессий народ на нем просто отдохнул. Жизнь раем казалась. Вот только возможности для обустройства были разные. Рабочий с завода детали тащил, хозяйственник себе дачу строил за казенный счет, ну а партия стала по сути бюрократией и дворянством. Когда не то что простому человеку, но и начальнику из низовых по своей воле до секретаря райкома не дойти. А посты тех же райкомовских и повыше буквально по наследству передаются. Куда секретарям детей своих пристроить? Народ же в общем был доволен — ведь жить стало лучше, что ни говори, из бараков в квартиры отдельные, дачи и автомобили свои появились. Правда, не у всех, в Крым можно было в отпуск слетать, учеба и медицина бесплатные. И как-то выходило, что к тому, что есть, привыкаешь и не ценишь, а еще чего-то хочется.
Но этого я комсомолочке нашей не скажу. Хотя все ж кажется мне, не фанатичка она, а человек разумный. «Папе дядя Саша предлагал в ГПУ работать. Так папа ответил: „Нет, кому-то шпионов и оппозицию ловить, а кому-то и корабли строить“». Да и не стала бы фанатичная и упертая задание срывать ради каких-то детей, а, «стиснув зубы, вперед к победе, после сквитаемся за все». И все равно не стоит так сразу. Кириллов, Берия, да и сам Иосиф Виссарионович — люди совсем другого склада. Ни в коей мере не идеалисты, готовые жизнь отдать за счастье народное, а реалисты до мозга костей, прагматики и циники даже. Ради цели своей — ни себя, ни других не пожалеют. Вот только цель у них — ни в коей мере не личный карман набить, а построить социализм в отдельно взятой стране. Оттого я и с ними. А движение к цели предполагает «реалполитик», отсутствие шор, трезвый учет обстановки, то есть реакцию на мой рассказ адекватную, деловую.
В партизанке этой идеализм с романтикой так и проглядывает. Так и должно быть в ее годы. Вот только реакция будет непредсказуемая, если она узнает сразу и все. Думай, значит, Михаил Петрович, как не соврать, но и правды не сказать всей.
— Вы, Аня, тридцать седьмой год помните? Когда народные комиссары оказывались предателями и шпионами? А теперь представьте, как у нас, в восемьдесят пятом, таким предателем оказался сам Вождь! И часть руководителей партии… его поддержала.
Она даже дернулась вся, и глаза расширились. Представила такую картину!
— А вся партия куда смотрела? Ее здоровая часть и пролетарские массы?
Как по учебнику заговорила. Ну так я тоже «Краткий курс» успел здесь прочесть.
— А скажите, Аня, когда тут, у вас, недавно совсем, были оппозиции: троцкисты, зиновьевцы, бухаринцы и прочие, партия и массы сами во всем разбирались или выступали, как им ответственные товарищи укажут и товарищ Сталин? А кто-то ведь и просто: я тут работаю, план даю, мое дело корабли строить, а не оппозицию разоблачать? Вот и у нас так вышло.
— Оппозиция, а не белогвардейщина! Одно дело, когда свои товарищи спорят, как лучше… и совсем другое, сознательные враги социализма! Как же вы с погонами были и под двуглавым орлом?
Рассказали ей, значит, в каком виде мы показались в самый первый раз. Ну так я тоже не лыком шит и разговаривать умею.
— Положим, погоны в нашей истории товарищ Сталин ввел, в следующем, сорок третьем… А скажите, Аня, по-вашему, Ленин врагом социализма был, когда принял нэп? Причем большинство в партии тогда были против? А ведь у нас там с этого же и началось. И на то Ленина решение ссылались как на прецедент.
У нас очень много строили, индустрия была большая, но все в тяжелое миностроение шло, в ту же оборонку, а потребительские товары — что останется! А сфера обслуживания, это вообще было отстой, туда руководящие кадры спихивали, кто прочие дела заваливал — и головотяпство, бюрократизм, хамство, прочие «прелести» там всех уже просто достали. И вот стали говорить на самом верху, как хорошо было бы, если б был частный хозяин, все эти кафе, ресторанчики, мастерские, да и вообще капитализм — это не так плохо, он бы качество товара обеспечил и уровень сервиса.
