Джунгли зовут. Назад в прошлое. 2008 г (СИ) - Корносенко Валера

Очень уж «классное» приглашение и «уважительное» отношение.

Конечно, я лишь подумала так про себя. Вслух об этом не стала говорить. Мне нужно было самой разобраться и сориентироваться, собрать больше информации.

— Разве я отказываюсь с вами сотрудничать? — спросила я вслух, решив сыграть на опережение, — Я вполне открыта к любому диалогу. Я прекрасно понимаю важность вашей работы и готова вас выслушать и, по возможности, оказать содействие.

Я выдавила из себя кривую усмешку, всё ещё глядя ему прямо в глаза, складывая в свои слова толику силы. И готова была отдать голову на отсечение, что от моего выражения лица, от моего голоса и от моего холодного тона мужчина на миг слегка поежился.

Глава 29

— Содействие? — Я сделала шаг вперед, и холодный воздух в комнате, казалось, заколебался вокруг меня. — Вы называете это содействием? Разве с союзником так обращаются? С потенциальным партнером? Меня выдернули из дома, как преступницу, напугали моих друзей, привезли в этот… склеп! И теперь вы говорите со мной с высоты своего положения, как с провинившейся школьницей. Вы ошибаетесь, Михаил. Во мне и границах моего терпения.

Его брови почти незаметно поползли вверх.

«Почти» — это была первая крошечная трещина в его ледяной маске. Я поймала этот микроскопический жест.

Поэтому продолжила напирать с новой силой. Пришло четкое осознание: терять мне нечего.

— Вы хотите, чтобы я вам помогла? Хорошо. Давайте начнем с основ взаимоуважительного диалога. Во-первых, я хочу знать, в чьем именно кабинете Я нахожусь, и чьи интересы Вы представляете. Не «верхи», а конкретная организация. Во-вторых, мне нужны гарантии моей безопасности и юридического статуса. Я не подписываюсь на сделку вслепую.

Виноградов медленно, будто для демонстрации своего полного контроля, сложил руки на столе.

— Вы довольно смелы для девочки, которая только что дрожала от страха.

— Я не девочка, — отрезала я. — И я перестала дрожать ровно в тот момент, когда поняла, что мой страх — это именно то, чего вы от меня ждете. Вы ошиблись. Испытания на острове закалили меня. Сила, которую я едва не профукала, теперь со мной. И она не для того, чтобы ею командовали.

Он смотрел на меня долгим, изучающим взглядом. В его глазах что-то изменилось. Исчезла снисходительность. Появился холодный, профессиональный интерес. Как хирург, рассматривающий новый интересный случай.

— Хорошо, Анна. Давайте говорить начистоту. — Он откинулся на спинку стула. — Вы правы. Это не ФСБ и не МВД. Это особая группа при Совете Безопасности. Очень узкого профиля. Мы занимаемся… нестандартными угрозами. И людьми, способными с ними работать. Ваше выступление на шоу, а точнее, та его часть, что не вошла в эфир, привлекла наше внимание. Энергетический всплеск, зафиксированный нашими приборами за тысячи километров, был… аномальным.

Мое сердце екнуло. Значит, они все видели. Или, по крайней мере, зафиксировали.

— Какая угроза? — спросила я, пропуская мимо ушей комплимент моим способностям.

— Пока рано говорить. Сначала — проверка. Мы не можем тратить ресурсы на непроверенный материал.

«Материал». От этого слова в мой адрес стало противно.

— Какую проверку?

Виноградов встал и подошел к проектору.

— Мы покажем вам несколько… артефактов. Ваша задача — рассказать о них. Что вы чувствуете, что видите, что с ними связано. Стандартный тест для таких, как вы.

Он щелкнул пультом, и на стене появилось первое изображение. Старая, почерневшая икона в окладе, испещренном трещинами.

— Это изъято при попытке нелегального вывоза. Владелец утверждал, что она… «шепчет».

Я перевела дух, отбросила гнев и обиду. Это был вызов. Очередное испытание. Я закрыла глаза на секунду, позволив новой силе подняться из глубин, почувствовав, как она заполняет меня, делая восприятие острым как бритва.

Я протянула руку в направлении проекции, не касаясь ее, и сосредоточилась.

Первым пришел запах и могильный холод. Не изображения, а самой иконы, сквозь время и расстояние.

— Прах, — прошептала я. — Прах и старая кровь. Ее долго прятали. В земле. Она не шепчет… она стонет. От боли.

Я открыла глаза и посмотрела прямо на Виноградова.

— И вы прекрасно об этом знаете. Это не проверка. Это демонстрация. Мы теряем время. Вы хотите показать, с чем мне придется столкнуться? Так покажите что-то настоящее. Не музейный экспонат.

На его лице впервые появилось что-то похожее на уважение. Очень сдержанное, очень осторожное.

— Как пожелаете, — он щелкнул пультом снова. — Перейдем к делу.

Экран погас, а затем залился мерцающим зеленым светом. На нем появилась фотография… не объекта, а места. Разрушенное здание, похожее на старый научный институт. В центре кадра, обнесенный красно-белой лентой, лежал кусок темного, почти черного камня неправильной формы, испещренного странными, неестественно правильными прожилками.

— Это Припять, — голос Виноградова потерял всякие следы игры и стал жестким, как сталь. — Зона отчуждения. Объект был найден три дня назад. С момента его обнаружения… с ним произошло два несчастных случая. Оба — летальные. Мы не можем его переместить, изучить. Любая аппаратура выходит из строя при приближении. Мы не можем его уничтожить. Мы не знаем, что это. Но мы подозреваем, что это не от мира сего. И он… активен.

Он посмотрел на меня, и в его взгляде я наконец-то увидела не манипулятора, а человека, столкнувшегося с чем-то, что не вписывается ни в какие рамки.

— Вот ваша первая задача. Скажите, что вы чувствуете, глядя на это. И тогда мы решим, стоит ли вам доверять или стоит отправить вас обратно, под домашний арест, до выяснения всех обстоятельств по-вашему «фильму».

Зло скрипнув зубами, но никак не прокомментировав этого шантажиста. Я снова посмотрела на экран. Мне стало интересно.

На этот раз мне даже не нужно было закрывать глаза. Камень на фотографии словно тянул меня к себе, холодный, безжизненный и абсолютно чужой. Но за этой чужеродностью скрывалась пульсация. Тихая, ритмичная, как метроном. И она была живой.

Я аж отпрянула от экрана. Настолько меня прошили ощущений. Словно сама тьма заглянула мне прямо в душу.

— Он не просто активен, — сказала я, и мой голос прозвучал приглушенно. — Он… зондирует. Ищет. Я не знаю что. Но он голоден.

Я не отводила взгляда от мерцающего изображения на стене. Зеленоватый свет от проектора отбрасывал призрачные тени на лица в комнате, делая их похожими на маски. Холодный камень с его неестественными прожилками казался порталом в иную реальность, враждебную и безмолвную.

— Голоден? — переспросил Виноградов. Его голос был ровным, но я уловила в нем легкое, едва заметное напряжение. Наконец-то я задела его за живое.

— Да, — кивнула я, все еще чувствуя тусклую, но настойчивую пульсацию, исходящую от изображения. Это было похоже на эхо чужого сердцебиения. — Но не так, как живое существо. Не для поддержания жизни. Его «голод»… это стремление к поглощению. К ассимиляции. Он изучает среду, ищет точку входа. Слабые места.

Я закрыла глаза, позволив образу камня запечатлеться в моем сознании. Картинки, обрывки ощущений, пришли ко мне, словно помехи на плохой частоте.

— Двое погибших… Они не просто умерли от несчастного случая, — проговорила я, ловя вспышки информации. — С первым… произошел сбой в работе самого базового, автоматического оборудования. Что-то, что не должно было сломаться. Механизм сработал прямо на него. Это была не случайность. Это была… проверка. Тест на прочность материала. Второй… — я поморщилась, почувствовав остаточную волну ужаса, — он подошел слишком близко. Не физически. Ментально. Любопытство. Камень откликнулся. Его сознание… не выдержало контакта. Оно не было разорвано. Оно было… переписано. Стерто. И заменено чем-то чужим, пока тело не отключилось. Это… тоже был тест, но организм того парня просто не выдержал подобного.