Завод: назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович

Главный редактор еженедельника, действительно был человеком на заводе уважаемым. Попасть в газету всегда считалось большой честью, и я уверен, что Роман и сам мечтал увидеть свою фотографию на полосах еженедельника. Поэтому шабашкой просьбу главреда никак не назовёшь. Но парниша потому и занял должность старшего мастера, что умел вертеться, как уж на сковородке. Вот и сейчас он попытался выкрутиться.

— Погодь, помощь, говоришь. Ты мне лапшу на уши не вешай! Где сопроводительная документация на штатив? — скороговоркой выплюнул он и насупился. — Такие вещи без документации не приходят. А может, этот штатив ты тоже украл, как и золото у Гнусина? Я ведь видел, что ты его себе в ящик сунул, когда участковый осмотр проводил. Нет, Егор, теперь тебе веры никакой!

И смотрит на меня, как продавец на невольничьем рынке.

Я с грустью покосился на лежащий на верстаке молоток. Взять да тюкнуть его разок по башке… так расколю ведь ненароком, она у него пустая, как орех. Мозгов, судя по всему, кот наплакал.

— Товарищ старший мастер, а тебе не приходило в голову, что Вениамин Лютикович мне его лично принёс и лично помощи попросил?

— Говорю, Егор, ты мне лапшу на уши не вешай! Ишь какой, без году неделя на заводе работаешь, а с такими людьми якшаешься!

— Ром, — со вздохом проговорил я. — Если ты хочешь воспрепятствовать, то не стесняйся. Можешь прямо сейчас эти железяки у меня забрать. Только когда в мастерскую свою вернёшься, ты на спички ватку намотай, будь так любезен.

— Это ещё зачем? — он всё-таки взял все три прутка и сунул их под мышку.

— Затем, чтобы ты уши прочистил, — отрезал я. — Тебе говоришь, а ты как будто ни хрена не слышишь.

— Слышу — не слышу, это мы уже потом разберёмся, а ты у меня договоришься, Егор, — он потряс воздухе пальцем. — Ты против себя начальника настроил, теперь жди, когда за забор с волчьим билетом вылетишь.

Роман, конечно, думал, что переиграл меня и уничтожил. Ох, сколько раз я подобные угрозы по прошлой жизни слышал! Да только такие вот умники куда быстрее за забором оказывались. Старший мастер засобирался уходить, бурча себе под нос, что сегодня же доложит на меня начальнику.

Но далеко он не ушел, мои слова его остановили.

— Ты заодно ему расскажи, что своими действиями срываешь написание главной статьи для следующего выпуска заводского еженедельника. И тем самым препятствуешь освещению трудовой деятельности передовиков социалистического труда, — уверенно заявил я. — И что-то мне подсказывает, что твой начальник тебя за это не похвалит. Чего встал, иди-иди, а то забудешь, что хотел сказать.

— Что ты несёшь? — старший мастер всё-таки остановился.

— Да то, что я на твою рожу смотрю и пытаюсь понять — а не сознательно ли это ты всё делаешь? — я прищурился.

— Это ещё откуда? — Рома начал раздражаться.

Вот есть такие люди, которые думают, что если выпучить глаза по пять копеек или голос повысить да лицо сделать построже, то собеседник тут же ретируется. Но не на того напал. Мы так тоже умеем, практикуем. Я с невозмутимым видом пожал плечами и выдал свое предположение.

— Да ты, товарищ, случаем, не капиталист? Антисоветчиной попахивает? «Голос Америки», часом, не слушаете? Что-то мне подсказывает, что в ваших действиях саботаж угадывается. Вредительство чистой воды. Палки в колеса советской пропаганде ставитите.

— Какой пропаганде? — сглотнул старший мастер.

— Известно какой… Наша газета — рупор партии и глас народа. Или скажешь — не знал? В глаза смотри!.. А ты подорвать деятельность прессы хочешь. Ай-я-яй, Рома… За это по головке не погладят. Я сообщу куда надо, я обязан…

Старший мастер побледнел, потому что обвинение звучало устрашающе. Он, судя по всему, не только рассчитывал построить на заводе карьеру и до должности начальника цеха дорасти. Но и куда выше метил — по партийной линии продвинуться. А обвинения были действительно серьезные, из-за таких дел могли и партбилета лишить, если он у него имелся. Как минимум — проверку устроили бы. В общем, одни неприятности, куда ни плюнь.

Снова не давая старшему мастеру опомниться, я подливал масло в огонь.

— Если ты не в курсе, так я подскажу. У твоего корешка — ветерана труда, в заводской газете интервью намечено. Не будет штатива, не будет и интервью. Вот начнутся потом разговоры, а ты виноватым окажешься. Так что решай — надо оно тебе или нет.

Я пожал пальцами — показываю, что мне фиолетово, как будет. Просто потому, что я все шишки на старшего мастера свалю. А я-то что, человек маленький — мне пальчиком показали, мол, атата, и я делать штатив не стал.

На лице моего собеседника отразились муки тяжелых размышлений. Старший мастер напоминал мне хамелеона, его цвет лица стремительно изменился и по тональности теперь сравнялся со спецовкой. Он нерешительно, но все-таки положил прутки обратно на верстак. Сказать ему было нечего… хотя, наверное, очень хотелось. Но столкнувшись с отпором, этот товарищ быстро поджал хвост и предпочел ретироваться. Ничего, я ещё обязательно узнаю, откуда у ветерана труда появились мысли мне золото в тумбочку подложить. И вообще его ли это были мысли — или птичка на хвосте принесла. Для этого надо будет поговорить с ним без свидетелей. Ничего, как только подвернётся возможность, я обязательно это сделаю. За мной не заржавеет.

А пока этот молодой растерялся, надо его в оборот взять, пусть поможет.

— Слушай, вот ты глазами хлопаешь, а нет бы сказать, что я не такой, антисоветчиной не интересуюсь и вообще все заветы Ильича знаю наизусть и повторяю, как мантру… то есть, каждый день повторяю. Короче, не буду тебе мозги пудрить, мне ответственным людям помочь надо со штативом!

И я объяснил, что мне для совершения социалистических подвигов потребуется, чтобы старший мастер договорился с мужиками на фрезеровку и накатывание резьбы.

— Потом, как все сделаем, надо будет ножки в малярку занести. Поможешь? И Родина тебя не забудет,– я подвел итог.

Роман поначалу было замялся, но потом всё-таки попросил объяснить, что конкретно от него требуется. Ну я и объяснил, на пальцах показывая, за неимением чертежа.

— Сделаю… — наконец, согласился старший мастер.

— Я тогда сейчас разметку выемки по ширине, длине и глубине сделаю, и можно на фрезу нести. А потом, как дырки проковыряю, резьбу нарежу, на резьбонакаточный отдашь. Если мужикам что непонятно будет, пусть подходят и спрашивают — всё объясню.

Пока мастер пошёл относить все три ножки на фрезеровку, я добил оставшиеся несделанными детали из сменного задания. Выписал номера деталей на листик и отнёс в ГОСК.

Фрезеровки я ждал порядка часа — пока фрезу подобрали, пока рабочий настроился да на перекур сходил. Когда ножки вернулись, я посбивал заусенцы, подобрал металлическую планку, положил на нее деталь с пазом. В таком положении просверлил два десятка отверстий. Взял сверлышко большего диаметра, наделал фаски. Резьбу нарезал тоже на станке с режимом реверсивки. Пришлось повозиться, но за час до конца смены я также управился.

Дело оставалось за накаткой резьбы и покраской.

Я вручил ножки штатива Роме и сказал, что дело горит — покрытие надо успеть нанести сегодня. Но чтобы как следует до понедельника просохло, либо засунуть в печь, если под конец смены маляры согласятся заморачиваться. Тот поджал губы, но поскакал сайгаком, куда сказано. Что ж, с этой задачей я разделался.

Но шёл в Госк отнюдь не с лёгкой душой. А возвращаясь оттуда, заметил, что тот самый ветеран труда, что хвастался сегодня наградой и нечаянно показал мне свои царапины, как раз прибрал своё рабочее место и потопал в сторону раздевалки. От моего взгляда не ушло, как он сунул в карман куртки токарный резец. До конца смены оставалось ещё порядка получаса, это значит, что в раздевалке не будет народа. Если, конечно, токарь именно туда идёт.

Пойду-ка за ним прослежу… Выждав, чтобы никто не обратил внимания на моё намерение, я двинулся вслед за ним.