Екатерина Лесина - Адаптация
Они едят ее плоть и пьют ее кровь.
- Что? - Ева-дубль остановилась. - Что ты сказал?
А разве он произнес это вслух? Получается, что так.
- Правильно! - Ева хлопнула себя по лбу. - Конечно! Эталон. Мерка, по которой скроен этот долбанный улей!
Где под землей растут младенцы, а вырастая, выходят на поверхность. Надевают желтые свитера, юбки и халаты, притворяются людьми, и кто-то скажет, что они действительно люди.
Почти.
- Идем! Надо спешить. Мы должны ее остановить!
И Ева потянула Глеба за собой. Он побежал, пытаясь поскорей пересечь широкую тропу между пластиковыми инкубаторами. Спящие младенцы смотрели вслед.
Кажется, улыбались.
Железный занавес очередной двери распахнулся, пропуская Глеба в жерловину коридора. Сизые плиты, сдвинутые до того плотно, что швы между ними не заметны. Врезанные ленты ламп. Пуки проводов, перетянутые пластиковыми кольцами. Гудение генератора, ощущаемое сквозь стены.
- Мы под бункером, - сказала Ева, облизывая пальцы. - Мы ведь под бункером?
Пожалуй. А значит, почти у цели.
Он успел приблизиться к ней еще на несколько шагов, когда в шею вошла игла. Глеб хотел вытянуть ее и поймал еще одну.
Мир закувыркался, расплываясь беззубой младенческой улыбкой. У мира были синие глаза и бешеный пульс, которым захлебнулось сердце.
Убрав пневматический пистолет, Ева подняла и огнестрельный.
Все шло хорошо. Ева переступила через лежащего и двинулась к цели, напевая:
- На золотом крыльце сидели...
Интерлюдия 2. Когда взрослые остаются детьми.
Она все-таки приехала на похороны, хотя Адам предупреждал, что присутствие ее будет не уместно. Ей было наплевать на предупреждения, а может, Ева нарочно явилась, надеясь позлить его.
Не вышло. Настроение Адама не располагало к злости. Он просто отметил ярко-красный цвет ее авто и черный костюм с короткой плиссированной юбкой. К ней прилагался жилет с длинными фалдами-хвостами и высокий цилиндр. Белый атлас головного убора неплохо сочетался с голубыми волосами Евы. В одной руке Ева несла торт, в другой - трость.
- Привет всем, - сказала она и помахала рукой, той, которая с тростью. - Я не сильно опоздала?
Люди повернулись к ней. Смотрели. Злились. Молчали.
И Ева с легкостью разбила тишину:
- А тут даже красиво. Эти деревья, эти памятники... готикой отдает.
Торт она поставила на гроб и, подойдя к Адаму, поцеловала. По-сестрински, в щеку, но прикосновение ее губ все равно было неприятно.
- Зачем ты тут? - шепотом поинтересовался он, разглядывая собравшихся. На лицах читалась неодобрение. Пухлая женщина в черном прекратила плакать и лишь мяла платок. Долговязый парень с косой белой челкой изо всех сил пытался казаться невозмутимым. У него не получалось.
- А ты зачем? - парировала вопрос Ева.
- Могла бы не выпендриваться.
- Ну, - Ева взяла его под руку. - Это вы выпендриваетесь. И знаете, что выпендриваетесь. Похороны гроба. Что может быть идиотичнее?
- Поэтому торт?
- Он траурный. В черной глазури. Вкусная, кстати.
Откашлявшись, священник продолжил прерванную молитву. Женщина зарыдала. Парень, склонившись к ней, стал нашептывать что-то на ухо. Жаль, слов не слышно.
- Жаль, слов не слышно, - повторила вслух Ева. - Тебе ведь тоже интересно? Я знаю. Мы одинаковые.
- Мы разные.
Адам явился на кладбище в назначенный срок. Он выбрал костюм, соответствующий представлению среднестатистического человека о трауре. Он принес розы и лилии. Он выразил сочувствие родственникам.
Его действия не усилили дисгармонию между людьми и бессмертными.
Инцидент не получит негативного общественного резонанса.
- Ты из-за нее велел серию ликвидировать? - спросила Ева, постукивая набалдашником трости по надгробью.
- Потом.
- Сейчас.
Стук становился сильнее. Надгробье крошилось. Священник сбивался. Скорей бы закончилось все. И права Ева: все это не более, чем ритуализированный фарс.
Молитвы? Наталья не верила в Бога. Цветы? Завянут уже к вечеру. А свечи погаснут. Вечная память? Такой не существует. Даже у бессмертных имеется потенциальный предел.
Выходит, шоколадный торт на этих похоронах был единственной настоящей деталью?
- Идем, - Адам выпустил руку сестры и уклонился от цепких коготков. Шел он нарочно быстро, не особо надеясь, что Ева отстанет. Просто мстил по-мелкому.
Набалдашник ее трости наносил раны гранитным плитам, а каблуки долбили щербатую плитку кладбищенской дорожки. И только у самого выхода Ева все-таки догнала.
- Ну не злись! Я же так. Пошутить просто.
- Не смешно.
- Ты вообще смеяться не умеешь, - она сдвинула цилиндр на левое ухо. - Если станет легче, считай, что я так мстила. Изревновалась и мстила.
- Это правда?
Ева пожала плечами и потерлась щекой о черный ствол трости.
- Так зачем ты серию ликвидировал? - спросила она, плюхаясь на траву. Ева сняла босоножки и пошевелила пальцами. - Там были хорошие результаты. Отклик в девяноста процентах случаев по отношению к семи на контрольной. И эффект устойчивый. А ты взял и приговорил.
Она выставила указательные пальцы, целясь в Адама.
- Бах-бах-бах! И все. А это "ж-ж-ж" неспроста.
Минутная пауза была взята не для принятия решения, которое Адам принял еще в морге, спокойно оценив все возможные последствия. Он дразнил Еву. А она терпеливо ждала, расколупывая лужайку. Вытащив из травы божью коровку, Ева посадила ее на запястье и погнала ногтем по рельсам шрамов.
Жук дополз до сгиба запястья и взлетел.
- Объекты были заражены, - сказал Адам и, предваряя вопрос, добавил: - Неизвестный вид плесени.
- И что?
- Полученные результаты нивелируются.
- Или наоборот... - задумчиво произнесла Ева, поднимая на ногте рыжего муравья. - Посмотри, какой хорошенький. И какой упрямый. Ползет себе и ползет по дорожке. Ее кто-то когда-то проложил, пометил феромонами, и муравей держится вешек. Ему плевать, когда это было и зачем, и что двумя миллиметрами правее путь не хуже, а может и лучше. Нет, если его забрать, он запсихует. Прямо как ты! А может, он и есть ты?
- Скорей уж ты. Это самка. Leptothorax muscorum. Рабочая особь.
- Неужели? - Ева пересадила муравья на трость. - И как ты определил?
- В муравейнике все самки. Генетически. Поскольку репродуктивная функция у большинства особей подавлена, то половая дифференциация переходит в разряд незначительных факторов. Хотя в экстремальных условиях некоторые самки берут...
- Самки... - заворожено повторила Ева. - И размножается только царица. По-моему, это гениально.
С кладбища донеслись голоса. Люди приближались, и Адам протянул руку Еве:
- Пойдем. Не надо их злить?
- Иначе укусят? - она подсадила на трость еще нескольких муравьев. - Мелкие, а кусаются больно. Как люди. Только у людей преимущество. Знаешь какое?
Уходить стало поздно. Родственники и друзья Натальи скорбной вереницей потянулись по дорожке. Они старательно не смотрели на Адама, но умудрялись облизывать взглядами Еву. И определенно, ей это нравилось.
- Люди могут сбежать из муравейника. Или поменять одну царицу на другую. А муравьи нет. Ценное качество.
- У кого?
- У муравьев, конечно.
Ева поднялась, только когда отъехал черный автобус с эмблемой похоронной конторы на борту. Облизав пальцы, она стерла с бедер травяные пятна.
- Как ты думаешь, а хоронили они с тортом или все-таки решились убрать?
Ева исчезла, предоставив Адаму неожиданную свободу действий. И он занялся плесенью. Полученные споры отказывались прорастать на агаре, проигнорировали и клеточный монослой. Инъекция препарата крысам также не дала результата. Равно как и распыление в воздухе. Споры циркулировали в замкнутой системе, крысы дышали ими. Ели мозг образца со спорангиями. Гадили. Кровь их оставалась чистой. Пробы спинномозговой жидкости и мышц также.
А на седьмой день крысы издохли. Адам попытался провести вскрытие. Стоило коснуться скальпелем первого тельца, мягкого даже на ощупь, как оно лопнуло, выплеснув в короб розоватую слизь. Она прилипла к манипуляторам и стекала медленно.
Розовый деготь на белом стекле.
И ни малейшего признака плесени. Ощущение, что клетки в один момент просто самоуничтожились. А подобный вариант представлялся маловероятным.
