Андрей Посняков - Шпага Софийского дома
О чем же, интересно, шла беседа у часовни? Ладно – про то при случае у Софьи спросим, осторожненько.
Уже назавтра Олег Иваныч почувствовал себя настолько хорошо, что смог наконец сесть на каурого. Поехал на Софийскую сторону.
Тихо было кругом, на бледно-голубом небе светило – не грело – солнце. Плоское, холодно-желтое. Кое-где на улицах, а больше во дворах да на крышах лежал первый, выпавший не так давно, снег. На мосту лаялись, задираясь, торговки-разносчицы, внизу чернел Волхов – не замерз еще, не заткался льдом, да и рановато, чай, было для льда-то.
Феофилакта не было, в монастырь свой Никольский Вежищский отъехал. Варсонофий и Пимен приняли Олег Иваныча приветливо. На лавку пред столом усадив, потчевали белорыбицей, да кашей, да пирогами, да заедками всякими. Пимен даже ближе подсел, ключник владычный. Подливал рейнского, просил, чтоб прежнего зла не помнил. Поруба-то… Махнул рукой Олег Иваныч, рейнского выпив, – поруб так поруб, черт с ним, дело пустое, прошлое… О нынешних бы сейчас потолковать, о боярине Ставре…
Варсонофий и Пимен, не сговариваясь, закивали головами. Не нравился им давно боярин Ставр, ох, не нравился. Слишком независим был да знатен. Услыхав историю о часовне, сомнительно покачали головами. Вряд ли получится что с судом-то… Не тот человек Ставр. Да и посадник ему симпатизирует, Борецкой Димитрий, Марфы Борецкой, боярыни, сын. Князь Шуйский, Василий Васильевич, – не симпатизирует, да вот уехал, на Заволочье…Так что с судом – вилами по воде писано… Хотя попробовать можно. По просьбе Олега послали воинов за длиннолицым, в поруб. Пока ходили, отлучился к Ионе болезному Варсонофий, духовник. Плох был, Иона-то, ох, плох! Хоть и не подсыпал ему яду Гришаня, так, может, другие кто нашлись? Кто знает…
Ушел Варсонофий в покои владычные. Замолкли голоса в палате, тихо стало, выжидательно. Пимен, ключник, улыбнулся Олегу Иванычу, оглянулся на дверь да заговорил, голос понизив. О Феофилакте заговорил, игумене, Никольского монастыря протодиаконе. Не духовными делами занят ныне Феофилакт, но мирскими. Правы стригольники, кругом правы, власти восхотел игумен. Иона-то архиепископ, видно, не жилец уж. А Феофилакт-игумен себя на то место метит. Казалось бы, чего еще и надо-то – монастырь Никольский богат, Господу приятен. Знай молись да оберегай паству от всяких богомерзких кощунов и ересей. Так ведь нет, не надобно то игумену! Взалкал владычного кресла. А на то кресло – и подостойнее люди есть, кои Олега Иваныча ну уж никак не обидят, ежели он, Олег Иваныч, им поможет маленько.
Олег усмехнулся. «Подостойнее люди…». Это уж не на себя ль намекает ключник?
А Пимен между тем продолжал. Покончив с критикой Феофилакта, принялся за Варсонофия. Вот как? Олег-то Иваныч, по неведению своему, отчего-то считал их двумя-сапогами-парой. Ан нет! Тут все намного хитрее, оказывается.
Варсонофий-то вокруг Ионы оводом вьется, выгоды свои выгадывает. Да и сребролюбец изрядный – когда-то финансировал неудачную экспедицию ушкуйника Олексы. Теперь – ни Олексы, ни денег. А недостачу покрывать надобно. Вот и метит на место владыки. Оба они хороши, что Феофилакт, что Варсонофий. Феофилакт к тому ж еще и жаден. Вот сколько он, к примеру, Олегу Иванычу платит? Ага! То-то же! Другое дело, он, Пимен. Не служба у Пимена будет – рай чисто! Все будет, что похочет Олег Иваныч… ну, а уж ежели не похочет, тогда…
Маленькие глазки ключника с угрозой зыркнули из-под кустистых бровей. Видно было – старец привык к беспрекословному исполнению всех своих приказаний. Олег Иваныч вздохнул и задумался.
Пимен не торопил, прохаживался рядом. Думай, думай, Олег Иваныч, думай.
К вечеру ближе отозвал в уголок Варсонофий. Оглянулся, провел коридорами в келью. Скромна келья, темновата – а иконостас богатый: тут и Господь, и Троица, и Николай Угодник, и святые Варфоломей, да Георгий, да Дмитрий. Пред иконами лампадки горят благостно. Поклонясь, сотворил Варсонофий знаменье крестное, дверцу аккуратно прикрыл. Перекрестился и гость, опустился на лавку, ждал.
– Феофилакт, протодиакон Никольский, Вежищский игумен, властолюбив вельми, – без предисловий начал инок. – Того вместо, чтоб делами духовными услаждаться…
Олег Иваныч вздохнул – и этот туда же…
Понеслось по новой. И Феофилакту досталось, и Пимену – пожалуй, больше. Оказывается, вот кто ушкуйника Олексу в поход снаряжал – Пимен, не Варсонофий вовсе. И к униатским-то попам хочет переметнуться Пимен, и чуть ли не католик в душе… В общем, много чего наговорил Варсонофий и про Пимена, и про Феофилакта, и про Филиппа, митрополита Московского… Интересно было послушать. Под конец, как водится, предложил свою искреннюю дружбу. В обмен на возможно понадобящуюся помощь. Какого рода – не сказал, впрочем, и так понятно было.
Олег Иваныч слушать долго не стал – кивнул, ладно, мол, поможем, чем можем. Никаких денег брать не стал, сказал, что игумен прознать может. Покивал довольно Варсонофий, на жизнь свою посетовав. Вот, мол, молишься дни напролет Господу, а в это время эти… Эти – это Феофилакт с Пименом, естественно.
Выйдя из коридора, столкнулся в дверях с Пименом.
Немедленно утащив Олега Иваныча в сторону, ключник вопросительно качнул головой. Как, мол, подумал?
Подумал, подумал… Денег пока не надо – про то Феофилакт прознать может. Благодарить тоже не стоит, после видно будет.
Простившись, Олег Иваныч вскочил на коня и рысью поехал прочь. Даже к Гришане не зашел, настолько плохо себя чувствовал. Башка – прямо раскалывалась. И не от давешнего удара вовсе…
Ну их всех на фиг! Этих Пименов, Варсонофиев, Ставров… Интересно, дома еще осталось рейнское? Должно бы…
Через тусклую слюду окон глядели вослед Олегу двое. Варсонофий и Пимен. Оба были довольны – сколь просто оказалось залучить к себе Олега Иваныча – хитрого житьего человека. Пав на колени, горячо молился Варсонофий. Ходючи вкруг стола, потирал руки Пимен. Наверху, у себя в келье, высохший, словно мумия, желтый, умирал новгородский архиепископ Иона, никому уже больше не нужный…
Глава 9
Великое княжество Литовское.
Октябрь—ноябрь 1470 г.
Никакого сговора и заключенного соглашения между Литвой и Новгородом не было, как не было и связей с униатскими церковными иерархами.
«Властьф и реформы», издание Российской Академии НаукДоговор Новгорода с королем представлял собой лишь новгородский проект, не получивший утверждения со стороны короля.
Я. С. Лурье, «Русь 15 века…»Он лежал на боку. Огромный волчище, с каким не зазорно сразиться любому охотнику, серый матерый зверь с грязной косматой шерстью и желтоватыми подпалинами на брюхе. Из полураскрытой пасти вывалился розовый, быстро синеющий на воздухе язык, в мертвых широко открытых глазах хищника отражались стройные ряды ближайших осин с застрявшими кое-где в ветвях красными глянцевитыми листьями. Из шеи убитого волка торчала длинная коричневая стрела.
– Что скажешь, Олег? – осанистый сановитый мужчина с черной окладистой бородой, подъехав ближе к волку, спешился, пнув мертвечину в бок носком недешевого сапога красного, с прозолотьем, сафьяна. На поясе спешившегося висел меч в широких, богато отделанных серебром, ножнах, под распахнутым на груди атласным кафтаном боевито серебрилась кольчуга.
Спрыгнув с коня, Олег Иваныч нагнулся, с видимым усилием вытаскивая стрелу. Посмотрел, хмыкнул…
– Стрела-то не охотничья, Панфиле, вон сколько зазубрин-то!
Купецкий староста Панфил Селивантов – знакомец Олегов, да по улице Ильинской сосед – кивнул: мол, и сам вижу. Задумался крепко, искоса посматривая на небольшой – десятка полтора всадников – отряд, совсем неплохо снаряженный, богато даже. У каждого – по два коня, один на смену да для поклажи – попоны да чепраки узорчатые, не каждому купцу по средствам, сбруя – ну, не сказать, чтоб каменьями драгоценными усыпана – но к тому близко. На всех всадниках – кольчуги, на некоторых и брони, а кой на ком и панцири немецкие, коих в мире лучше и не сыскать. Поверх кольчуг с панцирями кафтаны да плащи справные, щегольские, оружия много: и мощные копья-рогатины, и короткие сулицы, что при нужде и метнуть можно, палицы, шестоперы, мечи, сабли на манер татарский. К лошадям шеломы приторочены, да пара ручниц огненного бою. Это уж не считая самострелов да луков клееных, что за двести шагов бронь пробивают… ну, если повезет, конечно. На славу снаряжен отрядец – суньтеся, людишки лихие, попробуйте! Пару раз, бывало, совались… Раз – за монастырем Мирожским – еще как только отъехали, другой – не так давно, в лесах под Полоцком. Получили хорошую встречу – с пальбой, со стрел тучами, с лихой контратакой. Плюнули – себе дороже – да скрылись в урочищах, поджидать добычу не столь зубастую. Купцов каких-нибудь да богомольцев…
А отрядец – пара человек только и были несильно ранены – поехал себе дальше. Посольство Новгорода, Господина Великого, к Казимиру Ягеллоновичу – королю Польши и Великому Литовскому князю. Что посольство такое снарядить надо – о том давно на вече шумели да не худые мужики: бояре да люди житьи, чья к Новгороду любовь не словесы пустые суть. Посадничья вдова Марфа Борецкая, хлебосольная жена новгородская, да и богата, с нею и прочие: Арбузьевы, Афанасьевы, Немиры, Астафьевы, Лошинские – лучшие люди новгородские, бояре «золотые пояса», да ивановские купцы – о богатстве их и говорить не надо, да Софийские: Иона, Пимен, Варсонофий… Феофилакт в отъезде был, однако, по обыкновению своему поколебавшись, рукой махнул – поддержал идею – лучшего человека своего отрядил охранять посольство – Олега Иваныча Завойского, роду житьего. С ним и Гришаня напросился, хоть поначалу и не особо хотел пускать его Иона. Но пустил, подумав. Феофилакт-то, вон, своего человечка сунул – радуется. Чего ж и ему, Ионе, посольство без пригляду оставлять? Никак негоже! Гришаня-отрок тут в самый раз и пригодился. Сметлив, учен, языками владеет, немецким, да богомерзким латынским, да свейским чуток. Ну, свейский вряд ли у Казимира понадобится, а латынь с немецким всяко сгодятся. Правда – уж слишком молод Гришаня, несолиден, неопытен, да языком метет – что помелом баба. Впрочем, строго-настрого наказано было Гришане мене языком чесать, а боле слушать. Что запомнит – про то докладывать по приезду незамедлительно. Как Казимир да бояре литовские, а пуще того: как там себя поведут господа послы – Селивантов Панфил да Кирилл Макарьев – старосты купецкие. И житий человек Олег тоже присмотра требует – уж слишком приблизил его Феофилакт-игумен и в посольство, настояв, сунул. Отъехал в монастырь свой Никольский, довольный. Не менее и другие старцы софийские довольны были. И Варсонофий, и Пимен. Оба беседы тайные перед отъездом имели с Олегом Иванычем, человеком житьим. Каждый мешочек с серебром дал. На этот раз уж не отказался Олег Иваныч – дорога дальняя, путь опасный – вот вернется, там дальше видно будет…
