Дмитрий Старицкий - Фебус. Принц Вианы (СИ)
Когда мы всей толпой вошли в зал, то герцог уже стоял на тронном возвышении, облаченный в горностаевую мантию, крытую белым бархатом.
Ниже него, на первой ступеньке тронной лестницы стояли герцог Орлеанский и бретонский бастард граф Франсуа де Вертю, барон д’Авогур — сын законной любовницы герцога Антуанетты де Меньеле. Они также облачились в горностаевые мантии: бастард — в белую, а Орлеан — в синюю.
По большому высокому залу, в котором днем я знакомился со своими кузинами, бродили трепетные отсветы десятков факелов, нагнетая атмосферу некоторой таинственной торжественности. Два шандала у стола, освещавшие накрытую покрывалом, судя по угловатым очертаниям — шкатулку, добавляли интриги.
Неприметный церемониймейстер, тоже бритый, с завидной сноровкой всех присутствующих расставил по своим местам вдоль стен, только нас с доном Саншо, пригласил выступить центр зала, напротив герцога.
После этого церемониймейстер красивым жестом сдернул покрывало со светлой шкатулки — мне показалось, что она карельской березы, и, открыв ее, отступил к стене, сбоку от трона.
Маршал бретонского двора граф Генгам — этот единственный тут был бородатый, стукнул резным посохом об пол и торжественно произнес зычным басом.
— Капитул Ордена Горностая в составе: великого магистра дюка де Бретань, казначея конта де Вертю, и командора провинции Франс дюка д’Орлеан, открыт.
Дамы присели в реверансе. Мужчины склонили головы.
— Начнем, пожалуй, — сказал великий магистр. — Не будем тянуть и так позднее время.
Маршал снова трижды бухнул в пол своим посохом.
— Дон Саншо Лоссо де ла Вега, инфант Кантабрии в ознаменование проявленной доблести, был признан достойным войти в число кавальеров чести Ордена Горностая.
Возникший, как из ниоткуда, за нашими спинами церемониймейстер прошептал.
— Подойдите к Его Светлости и встаньте на одно колено.
Только сейчас я обратил внимание на фигурные золотые цепи, которые украшали плечи и грудь обоих герцогов и одного графа. На груди цепь замыкалась полированной серебряной фигуркой названного зверька, лежащего на горизонтальном мече. И похоже и не похоже одновременно на бургундский орден Золотого Руна.
Так вот ты какой, никем из историков не виданный, известный только по хроникам, «орден Горностая» — высшая награда и знак доблести лучших рыцарей Бретани, отправленный в небытие после поглощения герцогства Францией.
Дон Саншо прямой как свечка торжественно опустился на одно колено.
Орлеан подал Бретани старинный, как бы ни времен Меровингов, меч с простой крестовиной и большим «яблоком» на однохватной рукояти.
Франциск Второй, приняв меч, по очереди коснулся кончиком клинка плеч инфанта. Сначала левого, потом правого.
Орлеан воскликнул.
— Приветствуем первого кавальера чести ордена Горностая из провинции Пиренеи. Встань, брат наш, и скрепи поцелуем этот обряд.
Бретонский бастард взял из шкатулки серебряную цепь и одел ее на шею инфанту.
Дон Саншо по очереди расцеловался с капитулом и вернулся ко мне, встав слева. Я понял, что следующая очередь моя, и что вообще это мое торжество, а Саншо просто оказался в нужное время в нужном месте. Везунчик.
А церемониймейстер уже шипел мне в ухо ту же фразу, что немногим ранее Саншо.
И снова бухнул по полу своим жезлом маршал.
— Дон Франциск, принц Вианы и Андорры, суверенный виконт Беарна, конт Бигорры и Фуа, инфант Наварры, — услышал я басовитые раскаты, становясь на колено.
— Возлюбленный племянник мой, в ознаменование проявленной тобой доблести, ты вводишься в число кавальеров чести Ордена Горностая, — воскликнул верховный магистр.
И старинный меч в его руках хлопнул меня плашмя по плечу.
Затем бретонский бастард надел на меня золотую орденскую цепь.
После ритуального поцелуя бретонский герцог негромко прошептал.
— Наварра, не торопись.
Четыре пажа внесли в зал красную горностаевую мантию и накинули ее мне на плечи.
— По решению капитула Ордена Горностая, кавальер чести дон Франциск Наваррский назначен пожизненным командором орденской провинции Пиренеи, — провозгласил Орлеан, сворачивая пергаментную грамоту со свисающими с нее свинцовыми печатями в рулон и передавая ее мне.
После этих слов граф де Витрю передал герцогу Бретонскому шкатулку со стола.
— В этой шкатулке ваши орденские грамоты и еще одиннадцать знаков ордена Горностая, для кавальеров, которых ты удостоишь этого сана, брат мой, — объявил герцог Бретонский. — Выбери людей достойных этой чести, верных и отважных для нашего общего дела. И еще там пять знаков сержантов ордена для образца. Сколько будет в твоей провинции сержантов ордена — решать тебе, ты командор. Но знаки для них делать будете уже сами. Кавальеров чести в твоей провинции всегда будет только двенадцать, по числу апостолов бога нашего Иисуса Христа. Новый кавальер будет удостоен этого сана только после кончины кого-либо из избранной дюжины.
Ага… Зашибись, как все тут ловко устроили хитромудрые герцоги. Дали нам с Саншо ордена за образцово-показательный драп, при котором мы потеряли людей и коней, казну и знамена, а выставили дело так, что мы еще и герои. И не подкопаешься: не за храбрость же наградили, а за доблесть. А доблесть понятие растяжимое. Иной раз, чтобы отпихнуться от подобных наград люди действительные подвиги совершали.
Пока все это бла-бла-бла торжественно произносилось, мне припомнился рассказ отца из времен Великой Отечественной войны. Осенью 1943 года Красная армия уперлась в узел обороны немцев около города Пропойск в Белоруссии. И ни в какую. Слишком сильную и грамотную оборону выставили немцы по речке Проне, слишком упорно сражались. А каждый штурм только множил наши потери. Патовая ситуация создалась. Этакий тяни-толкай. А потом немцы совсем обнаглели и серией контрударов отобрали обратно несколько деревень и ликвидировали часть плацдармов. Под угрозой срыва оказалась вся Гомельская наступательная операция.
Вот тогда командующий фронтом генерал армии Рокоссовский лично приехал в расположение 110-й стрелковой дивизии морской пехоты полковника Артемьева — последнего резерва фронта. Построил личный состав и пообещал.
— Сроку вам сутки. Если вы через двадцать четыре часа не возьмете город, я лично добьюсь у верховного главнокомандующего для вашей дивизии почетного наименования «Пропойской».
Кто бы сомневался, что после такого обещания немцы из города были буквально вынесены морячками. С опережением графика на два часа.
Так что награды разными бывают. Мне вот за эту где-то стыдно, хотя и понимаю, что наградили не меня лично, а мой статус наследника престола. Не столько им я сам нужен, сколько орденская организация в моем королевстве.
Но вот зачем она им? Пока неясно.
Глянул мельком по лицам своих людей. Смешков и глумливых взглядов не заметил. Серьезно все воспринимают и вроде даже как гордятся мною.
Если так, други, то вам и начинать мою наваррскую опричнину под знаком Горностая. Герцог думает, что сильно меня ограничил дюжиной рыцарей, но он ошибается. Рыцари чести Горностая будут у меня комтурами*, орденскими баннеретами, а реальными башелье ордена станут орденские сержанты. И для того, чтобы ими стать золотые шпоры нужно будет уже иметь. А еще слуги могут быть в Ордене, минестериалы и фамильяры — для людей незнатных.
Вот так-то вот. Мы-то дураки, а вы-то нет?
Принял я шкатулку с грамотами и знаками из рук у герцога. Кивком головы подозвал оруженосца своего Филиппа и передал ему на хранение этот презент из Нанта.
И только собрался вернуться на свое место, как герцог мне снова шепнул.
— Стой на месте. Обернись.
Между шпалер заинтригованных придворных к нам медленно и торжественно шла моя тетя дюшеса. За ней две очень неплохих на рожицы фрейлины несли на бархатной подушечке с кистями по углам походную корону инфанта. Восемь золотых трилистников на ободе, шириной в два пальца, вперемешку с имитацией жемчужин, крытые шапочкой из красного бархата. Драгоценных камней на этой короне не было — она же походная, сиречь облегченная. Грамм на двести, не больше. Максимум триста.
— Мы с мужем решили по-родственному восстановить похищенную у тебя в Плесси-ле-Туре корону, ибо негоже тебе путешествовать без нее. Позволь мне надеть ее на тебя, — проворковала заботливая тетушка.
Фрейлины поднесли подушечку герцогине, подав ее в реверансе, — как жаль, что декольте еще не в моде. Тетя сняла с подушки корону и двумя руками подняла ее выше головы.
Я слегка наклонил голову.
Дудки вам, — подумал я, — коленопреклоненным свою же корону ни от кого, даже от родной тети принимать не буду. А то еще они и вассальной клятвы от меня захотят.
