Крис Кеннеди - Дерзкая
Он положил руки поверх ее ладоней и поцеловал каждый пальчик.
– Я понимаю.
– Возможно, это оскорбительно для тебя и неприемлемо, однако прошу смириться.
– Ради тебя согласен. А теперь мои условия.
Она просияла, так как до этого не понимала, что они обсуждают условия, и, зажав руки между колен, ободряюще кивнула.
– Я полностью готова.
– Первое, – обхватив ладонью ее лицо, так, как перед этим делала она, и с тем же выражением лица начал Джейми. – Ты будешь делиться со мной своими мыслями, и ни дня без этого.
Она изобразила тяжелый вздох, а он улыбнулся.
– Это для меня будет непросто, но я согласна.
– Твое тело – мое тело.
– Какое приятное условие!
– Отныне твоя любовь и все твои желания принадлежат мне.
– Так было всегда, с того мгновения, как ты обнаружил меня в переулке.
– В первый же момент я понял: ты моя. – Он провел губами по ее губам. – Всю жизнь я ждал тебя.
Она улыбнулась.
– Я знаю.
Что-то в нем будто оттаяло, и, наклонившись к самому уху, он прошептал:
– А теперь самое главное: я собирался убить короля.
Наступила оглушительная тишина, улыбка исчезла с ее лица, и Джейми понял, что до нее дошел смысл его слов.
– Ты слышала, как Чанс сказала это тогда, на переправе.
Ева устроилась поудобнее, чтобы смотреть прямо на него.
– Да, слышала.
Он коротко кивнул. Зачем он вообще что-то сказал? Почему он откровенен сейчас?
Потому что Джейми хотел этого двадцать лет.
Всю жизнь он считал себя бесплодной пустыней и только сейчас понял, что он цветущий оазис. И еще он страдал: страдал от стыда за то, что убежал, когда убивали отца, страдал из-за желания вернуться домой. Даже если возможность предоставлялась, он всегда умудрялся убедить Иоанна послать в Эверут кого-нибудь другого. Когда судебные сессии призывали людей короля на север, когда народные беспорядки требовали применения силы, когда королевские подданные отправились захватить его пустующее поместье, Джейми всегда оставался в стороне, всегда упорно и не заботясь о последствиях старался держаться подальше.
Они были его позором, те два проступка; один занял не больше секунды, а другой растянулся на всю жизнь: сбежать, когда убивали отца, и никогда больше не возвращаться домой.
Но теперь все изменилось, теперь у него есть Ева, которая должна знать правду. Он обязан позволить ей увидеть черную как уголь пустоту, что у него внутри, а потом пусть решает.
– По его приказу был убит мой отец, я намерен убить его.
Ева ответила не сразу:
– Я понимаю: с жаждой мести трудно совладать.
– Многие годы это было главной моей целью. Мне было наплевать на данные обещания, я хотел отмщения. А больше всего я мечтал увидеть глаза Иоанна в тот момент, когда он поймет, кто я на самом деле. Я хотел быть тем, кто вонзит в него кинжал.
– Да, конечно, и это понятно, – кивнула Ева, словно он сказал что-то обыденное, вроде того, что начал копать колодец, и Джейми было уже не остановить.
– Но когда пришли убивать моего отца, я сбежал: увидел, как отец упал на колени, и сбежал.
Да, это была его жгучая рана, открытая и незаживающая. Ему пришлось стиснуть губы, чтобы сдержать вздох.
– Да. – Ева медленно, задумчиво кивнула. – Я могу это понять. Это самое разумное, что можно было сделать.
Джейми почувствовал, как по затылку прокатилась гудящая волна и все тело наполнилось гулом, а перед глазами засверкали маленькие белые вспышки. Неужели кровать под ними качается? Его локоть дрожал, и кровать, казалось, несло по волнам.
– Именно так поступил бы любой, оказавшись в заведомо проигрышной ситуации: ты был ребенком, а они – взрослые, вооруженные люди. Рискну предположить, что твой отец хотел бы, чтобы ты поступил именно так.
У него и сейчас все еще звучал в голове голос отца, уже упавшего: «Беги!»
– Значит, Джейми, ты поэтому так безрассуден? Рай боится, что ты специально лезешь на рожон и подвергаешь себя опасности. Но ведь ты больше не будешь так делать, верно? – Она обхватила ладонями его лицо и притянула совсем близко к своему. – Мне бы очень хотелось, чтобы ты оставался со мной. Мы поедем на мою реку и будем выращивать овощи.
Рука, на которую он опирался, все еще слегка дрожала, кровать будто плыла, но он сумел выдавить слабую улыбку.
– Мне хотелось бы кое-что показать тебе. – Поцеловав его, она села.
– Хорошо, – устало усмехнулся он и опустился на кровать.
– Ты, наверное, говорил с Ангусом, и он, наверное, рассказал тебе, что я сделала на его столе? – спросила Ева, откидывая покрывало.
– Да и да, – рассмеялся Джейми. – Думаю, ты снова обратила его в христианство. И это была очень трудная задача, потому что Ангус вот уже много лет несет наказание.
– Он страдает, вот и все. – Натянув через голову светлую сорочку, она выпрямилась и встала с кровати. – Но он очень сердит на тебя, и в этом я, конечно, его поддержала.
Джейми почувствовал, как от ее слов просветлело в голове, а губы уже готовы растянуться в улыбке, веселой и озорной.
– Конечно.
– Мы не в восторге от рыцарей – ни он, ни я.
– Кто бы сомневался.
– Но я очень люблю рисовать. – Она улыбнулась ему и пошла к жаровне. – А еще я очень любила твою мать.
– Правда? – Внезапно он ощутил в груди тяжесть и боль, как будто туда ударили раскаленным железным кулаком.
«Сердце, – подумал он мрачно. – Вот что значит иметь сердце».
Она вела его к гибели, уничтожала без остатка.
– Я никогда не видела мать Ангуса, но он тем не менее сказал, что рисунок вызвал у него приятные воспоминания. А с твоей доброй матерью, Джейми, я прожила много лет, и мне хотелось бы нарисовать ее для тебя.
– Буду рад. – Он не узнал свой охрипший голос.
Чувствуя себя пьяным, он сел и прислонился к спинке кровати, и свет луны упал на его голые ноги, дрожащие мышцы. У него было такое ощущение, словно сквозь него прошла молния: боли не было, но голова кружилась.
– Думаю, Ангус не рассердится, если узнает, что я взяла с собой немного этих красок, – пробормотала Ева, выбирая на стене место получше. – Ведь по большей части это просто угли из жаровни.
Перемещаясь вдоль стены, Ева рассказывала о его матери и всяких мелочах, которыми они занимались в те годы, когда она жила в Эверуте, и о том, как графиня тосковала по Джейми и каждый вечер поднималась на крепостную стену, мечтая, чтобы ее сын вернулся домой, и веря, когда все остальные не верили, что он жив. Вспоминая эти разрывающие душу подробности, Ева пальцами и ладонями, быстро ставшими черно-красно-синими, рисовала на стене портрет его матери – для него.
Закончив, она отступила, с улыбкой повернулась лицом к нему и, вытянув руку, указала на стену, как будто в течение последнего получаса он не следил за каждым движением ее восхитительного, грациозного тела. Он был потрясен, ему казалось, будто дует невероятно свежий ветерок.
– Это она, Джейми?
Он чувствовал себя так, словно взбежал вверх по склону горы или, напротив, скатился вниз; он чувствовал себя горой, вырастающей из мрака его прошлой жизни.
– Это она, – едва сумел он хрипло выдавить и встал с постели.
Его дрожащее тело снова наполнялось силой. Комната становилась меньше, а он – больше, выше. В три шага преодолев разделявшее их расстояние, он привлек Еву, и она положила разноцветные руки ему на плечи.
– Двадцать лет я посвятил одной цели, Ева. – Он положил руку ей на затылок. – Но теперь ты моя жизнь. Ты ветер, вода и воздух, и ты…
Он резко замолчал, потому что у этой фразы не было конца: на перечисление всего, чем стала для него Ева, понадобились бы годы, – поэтому он не стал больше ничего говорить, а просто поцеловал ее.
Они стояли в лунном свете, положив руки друг другу на бедра, и долго, невероятно нежно и неторопливо целовались.
– Значит, ты не привяжешь меня к дереву и не оставишь там умирать? – пробормотала Ева, когда он переключил внимание на ее шею, и положила руки на плечи.
Он замер и поднял к ней лицо.
– Но я же не привязал.
– Да, это правда. Однако все равно с твоей стороны это было не по-рыцарски.
Снова нагнувшись к ее шее, он двигался вниз, выписывая круги языком и чуть покусывая чувствительную кожу, пока не ощутил, как ее трепещущее тело сильнее прижимается к нему.
– Я не оставлю тебя – до конца дней своих, – глухо прозвучали его слова.
– Но… – Она задохнулась, когда он прикусил ей мочку уха сильнее, чем ожидалось. – А как насчет привязать?
– Ты хочешь, чтобы я это сделал? – Он оторвался от нее и поднял голову.
И если Джейми всегда был сама опасность, то сейчас, когда его потемневшие синие глаза в упор смотрели на нее, а мозолистые ладони накрывали грудь, угроза в этом замечании почти не поддавалась описанию.
Он наклонился ближе к ее уху.
– Сделать, Ева? – Несмотря на то что его вкрадчивый голос убеждал ее расслабиться, руки посылали в кровь восхитительные импульсы нестерпимого жара. Он нежно обхватил ладонями ее за ребра и легко, как пушинку, поднял над головой. – Так что, Ева? – От его соблазняющего и вместе с тем обещающего тона кружилась голова. – Я сделаю все, что ты пожелаешь.
