Шайтан Иван 3 (СИ) - Тен Эдуард

— Ровняй. с, смирна! Господин есаул, сотня для встречи построена. Докладывает хорунжий Сухинин.

— Здравы будьте пластуны!

— Здравия желаем ваше благородие!

— Вольно!

Иду вдоль строя и вижу знакомые лица моих бойцов, вижу их радость и гордость за меня. Косятся на мой Георгий. Вот и Ерёма со своими бойцами. Они уже ни чем не отличаются от старослужащих. Такие же подтянутые, загорелые в лихо заломленных пластунках, но без крайностей. Знают, не люблю перегибы в любую сторону. И как они чувствуют золотую середину?

— Смотрю Ерёма, удержался. Думал уйдешь, уж больно ты казак, а не пластун.

— Обижаешь командир. Пластун и на коне, и на своих двоих могёт. Лишь бы кормили хорошо.

— Вольно разойдись, занятия по расписанию.- скомандовал Рома. Поздоровался со всем командным составом и пригласил в штаб.

— Ну, что голуби сизокрылые, рассказывайте, как вы тут без меня жили?

Каждый доложился по своему заведованию в подробностях. Сотня, как хорошо отлаженный механизм работала без сбоев. Бойцы учились и занимались боевой подготовкой. Уровень новичков достиг твердой тройки или четвёрки с минусом. Снабжение на хорошем уровне, не без мелких шероховатостей, но справлялись сами. Я сидел и слушал своих подчинённых и понимал, что если бы меня выгнали из сотни, я бы, наверно, скис. И мучился бы на гражданке, до конца жизни, сожалея и переживая своё позорное изгнание. Слава богу, что на моём пути встретились такие порядочные и понимающие командиры и начальники. Только благодаря им я остался командиром сотни. Понятно, что не за красивые глаза, но приятно осознавать, что тебя ценят и стараются сберечь.

Начал радовать всех предстоящими переменами. Теперь мы отдельная пластунская сотня. Нам присвоен номер 1 и светло-серый полковой цвет и это самое простое из предстоящих нам дел. Сотня увеличивается на восемьдесят человек. Загрузившийся Егор Лукич, выпал из разговоров, просчитывая и прикидывая во сколько это нам обойдется.

— Старшина, ты не переживай так, всё сладится, просчитай сколько нам просить денег из войсковой казны. Сам знаешь, сколько будешь просить, дадут половину.

— Да понятно, сообразим. Как сейчас размещать будем? Казармы только в конце мая ставить можно.

— Знаешь, за что я уважаю тебя, Егор Лукич?

— Да всё я знаю, командир, куда людей пихать?

— А помнишь у тебя шатры были?

— Ты ещё ткани вспомни, что у бандюков взяли. Дожди начнутся, что тогда?

— Ты зам. по тылу, вот и думай.- отрезал я.

— Всегда так, обозвал, а мне ещё и думать потом.

— Вот, что старшина. Найди доски, сделай шиты, собирай бараки под крышу. Стены внутри обтяни материей.

— Тихон, обеспечь печку внутрь, до мая не замерзнут. Потом, когда казармы из самана построим, разберём и в дело пустим.

— Вот, это другой расклад, командир.- повеселел старшина.

С удовольствием погрузился в работу решая ежедневные вопросы связанные с жизнью сотни. Егор Лукич и Анисим отчитались по нашим коммерческим делам, и я был приятно удивлён нашими растущими доходами. Навестили наше совместное детище, Базар. Он увеличился в пять раз и продолжал расти. Администрация с трудом сдерживала бурный рост торгового центра, жестко пресекая бесконтрольное строительство и заселение сторонними людьми. Антип, представитель администрации с нашей стороны, обрадованный завезённым нами товаром, бегал воодушевлённый со своей идеей фикс, открытие магазина, именно магазина, а не лавки. У каждого своя мечта. Его со управитель, Нарт, был не менее активен. Площадка для продажи скота была облагорожена, обустроена и являлась предметом его гордости. При кажущейся небольшой оплате арендованных площадей, в итоге торговая площадка приносила не плохую прибыль. Даже навоз, вывозимый со скотного рынка, аккуратно складировался и продавался за копейки. Но как гласит любимое высказывание нашего старшины: «Без копейки нет рубля».

Посещение хаджи Али было чрезмерно радостным. Он организовал праздничный ужин, где я подробно описал нынешнее положение их дочери. Пришлось несколько раз описывать дом, в котором она живёт и кучу житейских мелочей, так важных для женщин. Уже поздно вечером, когда мы остались вдвоем с Али, я стал ориентировать его на принятие российского подданства.

— Уважаемый Али, не стоит затягивать с решением о принятии подданства. Князь Долгорукий готов всеми силами содействовать в признании за тобой княжеского достоинства. Более того, он уже отыскал в Петербурге одного из ваших родственников.

Я подробно рассказал ему о князьях Черкасских, которые после долгих изысканий признали Мару, а следовательно, и самого Али, своими дальними родственниками. Они готовы подтвердить это документально. Приведя примерную схему их генеалогического древа, я заметил, как Али, внимательно слушая, начал мысленно сопоставлять её со своими собственными корнями. После долгого размышления он, наконец, с осторожностью согласился, что их родовые линии действительно могут пересекаться. Однако, понимая всю важность этого вопроса, решил ещё раз перепроверить всё у знающих людей. На Кавказе, как и в России, к таким вещам относятся с величайшей серьёзностью.

Затем Али сообщил, что Дауду удалось убедить старейшин ещё восьми аулов и селений прекратить активные действия против нас. Конечно, время от времени случались досадные инциденты, кражи скота, нападения на торговцев или местных жителей. Сами горцы теперь строго пресекали подобное. Они активно противодействовали попыткам заезжих агитаторов разжечь недовольство среди тех, кого раньше называли непримиримыми. Впрочем, теперь это определение не подходило к ним, страсти поутихли.

Что касается перевала, то, как я выяснил, дорогу через него никто не восстанавливал и в ближайшее время не собирался. Разве что с той стороны. Можно было с осторожностью говорить о начале примирения и поиска путей мирного проживания, выгодного для всех сторон.

В один из вечеров, когда Анисим получив приказ о заготовке сух паев на предполагаемую летнюю компанию, признался.

— Мы когда услыхали о том, что тебя из армии выгоняют с позором, сотня забурлила не на шутку.

Я с интересом слушал, как отреагировали бойцы на мой позор.

— Так вот, построили мы сотню в круг и Егор сказал: Коли командир так поступил, так по сему и быть. У него голова не чета нашим. Ежели кто думает иначе, вона бог, а вона порог. Ибо сказано в Писании: не суди — да не судим будешь.

— Хорошо сказал — улыбнулся я.

— А, то, как сказал Егор, так оно и вышло.

— И что он такого наговорил?

— Казаку в армейке чего хорошего, теперича командир наш, настоящим казаком станет, будет реестровым есаулом, еще попомните мои слова, атаманом заделается.

— Анисим, я ведь не родовой казак?

— Эт, ты так думаешь командир. Нутром ты казак, Пётр Ляксеич, потому как только казак может такие песни складывать. Вот так-то, командир.

Анисим ушёл, оставив меня в уверенности, что сотня крепкое, устоявшееся формирование. И даже в случае моей гибели или других форс-мажорных обстоятельствах не пропадёт. По крайней мере сразу.

23 апреля из Пятигорска вернулся Егор Лукич, который получил деньги из войсковой казны на дополнительный контингент пребывающий к нам.

— Господин есаул, все поручения выполнил — я насторожился, официальному тону старшины. — Ещё вот, командир, прислали к тебе.

Из-за крупного Егора Лукича проявился подпоручик Лермонтов.

— Здравия желаю господин есаул! — весело поприветствовал он меня.

— И тебе не хворать, подпоручик. Как понимать ваш пехотный мундир?

Старшина поспешил добавить.

— Тут, это, командир, адъютант атамана просил добавить на словах. Что этот подпоручик, чуть не довёл атамана до белого каления, два дня проходу ему не давал, чуть до горячих не дошло. Пусть есаул сам решает с этим довеском. Имеет право, вот пусть и пользуется.

— Что прямо так и сказал?

— Слово в слово, как адъютант сказывал.

— Спасибо Егор Лукич, свободен.