Валерий Белоусов - Спасти СССР! «Попаданец в пенсне»
Когда Пленум всё-таки начался, то Ивашко подумал, что лучше бы он оставался в «Кремлёвке» под общим наркозом или находился сейчас в коме после операции.
Вопросы били прямо в глаза:
— Верили ли вы лично с самого начала в версию о проблемах со здоровьем Горбачёва?
— Дайте свою личную оценку происшедшим девятнадцатого августа событиям, что это — путч, переворот, заговор?
— Законно ли ГКЧП?
— А КОУ?
— Руководители ГКЧП — члены партии, причём не из последних, дайте им свою оценку. И их предшествующей профессиональной деятельности.
— Вы их сами-то поддерживаете?
— А если нет, отчего партия не ушла в подполье?
— А вам лично нравится стихотворение Евтушенко — «На танк поднимается Ельцин»?[62]
Форменное хулиганство.
Ивашко мекал, бекал, что-то невнятно блеял:
— Что касается здоровья Горбачёва, я даже сейчас думаю, что мои коллеги тоже не могут вам сказать, особенно с такой уверенностью, с медицинской точки зрения, что всё отлично, но вместе с тем то, чем мы располагаем, даёт нам право сказать, что, видимо, здоровье, может быть, и не является главной причиной… (Свист и хохот в зале! Примечание автора. Сказка у нас строго документальная, ага…)
…Мало-помалу разгорячившийся зал вдруг стал замечать, что вместо красного как варёный в пиве рак Ивашко, просто сбежавшего со сцены, на трибуне уже стоит невысокий лысоватый человек, внимательно рассматривающий коллективное руководство, ареопаг, партийный генералитет… И смотрит он на них как на не в меру расшалившихся детей.
Зал начал стихать, пока не замер в ожидании.
— А ви знаете… товарищи, хм-хм… что Комитет Конституционного надзора СССР на своём сегодняшнем заседании не усмотрел в действиях ГКЧП никакой антиконституционности? Председатель комитета Алексеев прямо заявил, что действия ГКЧП являются в рамках действующего законодательства вполне правомерными, что же касается их юридической оценки, то её может дать только Верховный суд, самый гуманный суд в мире…[63] Ви чего так волнуетесь, а? Направляющая и организующая воля, ум честь и совесть нашей эпохи? А. Понимаю. Пострадавшие… От Советского народа, да? Так ведь Советский народ, извините, не фраер, ему арапа не вотрёшь! Советский народ…
— А ты кто такой?!
Зал внезапно окатила ледяная волна. Пригнула горячие головы, будто незримая рука вдруг крепко взяла каждого за шиворот, как обосравшегося котёнка, потрясла и нежно опустила…
— Я — рядовой большевик. И от имени рядовых большевиков скажу просто — уходите. Слишком долго вы стояли у штурвала, пока чуть не посадили на скалы корабль Советской Страны…
— Куда же мы пойдем… — донеслось из зала, растерянное.
— Туда, откуда пришли… В народ! Мы пойдём в цеха, на колхозные поля, в забои шахты, на палубу корабля… И не белоручками, которые вдохновляют людей на ратные и трудовые подвиги!
Нет, Партия сменит финский костюмчик на спецовку, робу, бушлат.
Коммунист теперь будет там, где труднее всего, там, где тяжело, где опасно, и единственной привилегией коммуниста будет первым подниматься в атаку!
Что, приуныли?
Да ведь это единственный шанс сохранить — даже не Партию, завещанную нам великими Лениным и Сталиным (шум в зале), а всю нашу страну! Хватит. Довольно барства и комчванства.
Те, кто не желает… уходите. Держать не будем. Нам не нужны слабодушные подлецы, равнодушные трусы, хитрые лентяи…
Трудом, личным примером мы вернём доверие и уважение Советских людей.
И даже если нам придётся погибнуть — умрем же, как люди, с гордо поднятой головой… За Родину! За Партию! За Коммунизм!
Какие простые и немудрящие слова… Ведь ничего особенного не сказал этот человек..
Но те, кто потом вспоминал тот исторический Пленум, чуть было не ставший последним Пленумом ЦК КПСС — не могли забыть, как чужая, но светлая и могучая добрая сила вдруг подхватила их души, измученные мелочной беготнёй, карьерой, погоней за сервизами, дачами и машинами, — и понесла ввысь, к тому яркому — что было когда-то… Пионерский галстук, комсомольский значок, вдохновенный труд, Великая Война и Великая Победа!
Всё-таки у каждого есть, есть что-то заветное в душе, и эта последняя, крошечная частичка вдруг вспыхнула на короткий миг — слившись в единое бушующее пламя.
— Кто за то, чтобы поддержать Комитет по Оперативному Управлению СССР? Единогласно. Ну что же… спасибо, ТОВАРИЩИ!
21 августа 1991 года. Одиннадцать часов утра. Москва, здание Управления делами ЦК КПСС
— Да… ерунда всё это! минутный порыв. Кофе это морковный, а не коммунисты… из них хоть бы десяток стоящих людей нашлось! И то хлеб. Да ведь это всё серость, серость… ни украсть, ни покараулить….
Товарищ Павлов перекинул через полированный стол товарищу Бакланову толстую папку-скоросшиватель:
— Вот полюбуйтесь, мне это Кручина предоставил.
В пансионате «Жуковка» министр угольной промышленности товарищ Щадов взял для личного использования имущества на 7772 рубля, заместитель Председателя Совета Министров СССР товарищ Бирюкова на сумму 1520 рублей…
А в оздоровительном комплексе «Сосны» товарищ Шкабардня, управляющий делами Совета Министров СССР, отоварился на 4012 рублей…
Всего 24 лица совершили хищений на 89 тысяч рублей…
Голубые воришки. Альхены…
Но ведь масштаб поражает… ведь мелочь! Мелочь же! Какие-то торшеры, кресла.
Бакланов криво усмехнулся:
— И ещё квартиры, и ещё дачи… Впрочем, говорят, на кремлёвских приёмах они серебряные ложечки тырили… Слушайте, а деньги вы нашли?
— Что, очень надо?
— А то! У меня дефицит с наличностью… Вон, на Магнитогорском металлургическом комбинате для выдачи зарплаты требуется пять миллионов рублей, а в банке имеется только половина, два с половиной миллиона…
— Может, пока долговыми расписками выдать? Которые будут приниматься в качестве оплаты при покупке в ОРСовских магазинах и в столовых комбината?
— Слушайте, а это идея… и еще выдать каждому рабочему чековую книжку, на сумму его зарплаты — пусть расплачивается чеками, по безналу! И обязать всех эти чеки принимать… Но деньги-то вы нашли?
— Слушайте! А у вас в роду абреков случайно не было? Вот ведь пристали… нате.
«Настоящая расписка дана Первым заместителем заведующего Отделом международной политики ЦК Компартии Чехословакии тов. М. Штефанюком, что им получен 21 августа сего года от ЦК КПСС взнос в Фонд помощи левым рабочим организациям в сумме 750 ООО долларов США. Взнос выдала помощник секретаря ЦК КПСС тов. Пономарёва, фамилия, инициалы…»[64]
— Выдала?
— Не успела. Кручина её прямо за руку поймал…
— Но ей-то какая забота о чехословацких товарищах, тем более сегодня?
— Так ведь Господь делиться велел — и чешские товарищи эту заповедь свято блюдут… Ничего, сейчас я, верно, ещё чего-нибудь нарою…
21 августа 1991 года. Одиннадцать часов двадцать пять минут. Москва, город Зеленоград (именно так!), Панфиловский проспект, дом 4, северная промзона, проходная завода «Элион»
— Слышь, земляк, купи компутер…
— Чего-о-о?
— Компутер купи! Трубы горят… — Гражданин в выгоревшем синем длиннополом халате, с красными, как у кролика глазами, доверчиво протягивал случайному собеседнику молочно-белый пластмассовый чемоданчик…
— Какой же это компьютер? Компьютер, это… это, брат, о-го-го! Монитор, системный блок, клавиатуры… и ещё эта… джойстик, да?
— Да тута всё есть… — и продавец, щелкнув замочком, распахнул настежь чемоданчик, открыв — действительно! клавиатуру с чёрно-белыми клавишами и плоский экранчик, вмонтированный в крышку… слева, снизу действительно виднелся джойстик…
— Во, дела… это что, электрическая пишмашинка?
— Сам ты — машинка! Сказано, компутер… во: «Электроника»! Процессор: русский аналог Intel 8086 на частоте 4.47 Мгц.
Оперативка: 1 Мб.
Видеокарта: CGA, это такой стандарт, который выводит чёрно-белое изображение.[65]
Экран: Монохромный 640X200.
Жесткий диск: 10 Мб.
Гибкие диски: трёхдюймовые, два накопителя.
Операционная система MS-ДОС.
Вес: не более 4,5 кг…
— Хрена себе… да эта штука будет помощнее «Искры-1030»!
— А то! Дерьма не держим-с…
— Слушай, скажи честно, что — неужели на «Элионе» «шило» кончилось?
— Не поверишь, дорогой, но… кончилось! Вчера привезли денатурированный гидролизный, уж мы с ним мучились-мучились… и молоком его осаживали, и через противогазный фильтр пропускали… Ничего не выходит! Двоих добровольцев еле откачали… Купи, друг!!
— А за сколько?
— Сколь не жалко… так-то он шесть тысяч[66] стоит… Но кто же его купит-то за эти бешеные деньги?! Дай на пару бутылок…