Алексей Живой - Земля предков
— Это первая комната. Там никого нет.
— А почему в ней горит свет? — слегка прищурил глаза Федор, положив ладонь на рукоять фалькаты.
— Он… всегда горит, — пробормотал жрец, почти заикаясь от страха, — чтобы я мог узнать, сколько осталось идти, если передвигаюсь без факела.
— Ты ходишь здесь один в темноте? — удивился Чайка. — Однако.
— Иногда. Я должен прибыть незаметно и переодеться в свои одежды, — продолжал отвечать Итао, — а потом выйти в главный зал.
— Где твои гребцы?
— Они там, ждут меня, — поспешил с ответом сапотек, — между моей комнатой и залом надежная дверь, которую могу открыть только я. Изнутри без ключа.
— Они вооружены? — продолжал допрос командир финикийцев.
Итао махнул головой.
— У них нет оружия.
Чайка, смотревший на него из полутьмы, подумал, что третий жрец ягуара был уже почти белым от страха. «Эк его прижало, — подумал он без сожаления, — ничего, будет знать сволочь, как готовить другим реинкарнацию раньше времени».
Федор еще не решил, оставит ли он Итао жизнь после такой подлости, отложив это решение до окончания успешного побега. Слабый шанс у Итао был только в том случае, если все пройдет гладко и с его помощью. А если что-то пойдет не так, то раздумывать долго Чайка не будет. Итао заслужил свою смерть.
— Хорошо, — произнес Федор и уточнил еще раз: — Твоих гребцов шестеро?
Итао кивнул.
— Нас тоже шестеро, — подвел итог Федор, — теперь. Они носят специальные одежды по случаю обряда?
Итао снова кивнул.
— Ясно, — Федор узнал все, что хотел, и повернулся к своим людям, — тогда аккуратнее с гребцами. Надо кончить их тихо, без шума и, главное, не повредить одежду. Нам самим надо будет в нее облачиться. Будем изображать его гребцов.
Бойцы кивнули с пониманием, и только один Леха с сомнением. Он отвел Федора на пару шагов и заговорил по-русски.
— Это все хорошо, — проговорил он, — все ясно. Только, брат Федор, ты забыл, что у нас с тобой бороды отросли уже, как у… Деда Мороза. Если нас в таком виде узреют сотни крестьян, — спалимся мгновенно. Тебе же наш… учитель много раз говорил, что у местных нет бороды.
— Это ты верно подметил, — погрустнел Федор и перевел суть вопроса Итао, опустив про Деда Мороза.
— Мои гребцы на время обряда надевают длинные балахоны, — неожиданно объявил жрец, — с накидками, скрывающими лицо и шею. Так требует обряд. Дух Питао-Кособи не должен видеть их лица, только мое.
— Это нам подходит, — с облегчением вздохнул Федор, — пошли. Порадуем твоего Питао-Кособи.
Через пять минут они были на освещенном месте. Со стороны подземного хода дверей здесь действительно не оказалось. Только небольшая и аккуратная щель в стене, сквозь которую мог протиснуться один человек. Первым туда вошел Ганнор, погасив перед этим факел. Затем Ларин и остальные финикийцы. Итао появился в своей «гримерной» предпоследним. Его почти втолкнул Федор.
Это оказался небольшой квадратный зал, примерно пять на пять метров, где располагалось некое подобие массивного шкафа с бело-золотыми одеждами и скамья, обитая дорогой тканью. Имелось здесь даже медное зеркало, начищенное до глянцевого состояния. На стенах висели два аккуратных светильника, наполненных каким-то ароматным маслом, отчего по залу разносилось приятное благоухание.
Чайка бегло осмотрелся, бросил взгляд на массивную дверь, которая казалась надежно запертой, и с удовлетворением произнес:
— Похоже, мы на месте.
И, обернувшись к застывшему в нерешительности Итао, добавил:
— Чего встал, жрец? Давай переодевайся. Не заставляй богов ждать.
Итао, с большим трудом преодолев оцепенение, подошел к шкафу и достал из него желтый балахон. Бросив странный взгляд на финикийцев, расположившихся по углам небольшого зала и с подозрением взиравших на его приготовления, сапотек стал осторожно стягивать с себя одежду. Он делал это так медленно и неохотно, что Федор не выдержал.
— Давай быстрее, учитель! — проговорил он хриплым голосом по-финикийски. — Не стесняйся. Мы голыми мужиками не интересуемся. Или тебе помочь переодеться?
Жрец вздрогнул, уловив смысл сказанного, замотал головой и стал быстрее шевелить руками. Тело Итао, как успел все же заметить Чайка, было покрыто татуировками в виде нескольких свернувшихся змей на спине и одной, словно плывущей, на груди. Это не считая изображения ягуара на плечах и каких-то непонятных иероглифов на боках.
— Да на тебе целое послание зашифровано, — усмехнулся Федор и снова поторопил, недвусмысленно взявшись за фалькату: — Заканчивай.
Спустя пару минут перед ними предстал человек в желтом балахоне, обвешанный золотыми амулетами, из которых самым большим было «колье» из десятка подвесок, сверкавшее на груди. Итао поправил свою прическу дрожащими руками, снял обувь, взял длинный резной посох из специальной подставки и обернулся к своим конвоирам.
— Я готов.
— Ну, вот и отлично, — похвалил его Чайка, осторожно извлекая фалькату из ножен, — теперь наша очередь познакомиться с гребцами. Открывай свою потайную дверь.
И, перед тем как жрец нащупал пружину в стене, добавил:
— Если ты что-то забыл нам сказать, ты умрешь первым. Ты понял меня?
Итао замер на мгновение, потом осторожно кивнул.
— Тогда действуй.
Первыми у двери стояли Леха с копьем и двое проверенных лучников Цорбал и Пирг, с приказом не повредить одежду, в которой еще предстояло «выступать» перед публикой. Однако Федор, находившийся позади жреца, немного переживал за своих подчиненных: могли в пылу атаки и забыть про это.
Когда дверь почти бесшумно отъехала в сторону — Чайка успел лишний раз удивился местами почти совершенной механике сапотеков, не знавших о колесе и стали, — за ней открылся протяженный тоннель, походивший на освещенный факелами грот. И действительно, в конце него стояла длинная пирога, сделанная из какого-то светлого дерева. Корма и нос ее были загнуты, а посередине виднелся навес из тростника.
— Вот она, — пошутил Федор, разыскивая глазами гребцов, — лодка фараона.
Шестеро гребцов в зеленых балахонах, скрывавших голову, но оставлявших открытыми плечи и руки, распластались на камнях перед лодкой, изображая из себя живые ступеньки.
— А тебя здесь хорошо встречают, — пробормотал Федор вполголоса, как ему показалось. — Почетно.
Но его слова неожиданно эхом разнеслись по сводчатому гроту, прорубленному в скале. Видимо, они находились где-то у самой стены, и до охраны ворот было совсем недалеко. Гребцы вздрогнули от неожиданного шума, и один даже осмелился поднять голову. Увидев жреца в окружении чужаков с оружием, он что-то гортанно выкрикнул и бросился бежать по направлению к каналу, видневшемуся буквально в десятке метров. Балахон обнажил его голову с длинными заплетенными косами черных волос.
— Опять по-тихому не получилось, — расстроился Федор, резким жестом отталкивая жреца в сторону и заставляя его прижаться к стене.
— Сиди смирно, — прошипел он в лицо дернувшемуся было Итао, пока остальные финикийцы разделывались с гребцами, — с тобой мы еще не закончили.
Первого беглеца настигла стрела, пробившая ногу. Он рухнул в двух шагах от борта лодки и закрутился на месте как волчок, издавая крики. Подоспевший к месту его падения в три прыжка Ларин добил сапотека ударом кулака в горло, заставив умолкнуть навсегда. Еще двоим, потерявшим должное уважение к сану жреца ягуара, стрела пронзила горло. Остальных прикончили без применения стрел и колющего оружия, переломав кости и позвонки. Итао взирал на это бесшумное избиение с тихим ужасом, сам не в силах вымолвить ни звука.
В результате почти все балахоны достались беглецам целехонькими, только на двух имелись едва заметные следы крови в районе горла, но их можно было скрыть, загнув края внутрь и натянув накидки поглубже.
— Ладно, сойдет, — не стал привередничать Федор, — главное, что одеяния нашего жреца в порядке и все будут смотреть на него. Переодеваемся и в лодку. Трупы спрятать. Вечереет, до заката мы должны покинуть этот гостеприимный город.
Жрец показал, как открывать дверь с этой стороны, и финикийцы сделали его «соучастником преступления», быстро перетащив в келью Итао шесть трупов. Когда возле длинной «лодки фараона» стояли шестеро новоявленных гребцов, Федор подтолкнул совершенно потерявшего дар речи жреца в спину.
— Вперед, навстречу славе и Питао-Кособи.
На деревянных ногах Итао шагнул в лодку, на носу которой горел короткий факел, и сел на специальную скамью, заблаговременно укрытую циновкой, поместив посох на коленях. Финикийцы расположились по всей длине лодки, обнаружив в ней короткие лепестковые весла, которыми предстояло грести, и поневоле вживаясь в роли гребцов священного жреца. Впрочем, если верить Итао, эта роль была не сложной — только грести и молчать, наклонив голову. Вся слава должна доставаться жрецу. Говорить с гребцами тоже никто не должен был, а жрецу ягуара, плывущему в сторону заката, народу полагалось оказывать почести на расстоянии, посыпая воду перед лодкой лепестками цветов и сухими зернами маиса. Как и жрецам богов Косихо-Питао и Питао-Кособи. Федора такое поведение толпы вполне устраивало. Главной трудностью было пройти городские водные ворота и не проколоться на какой-нибудь мелочи. А затем благополучно разминуться с лодками других жрецов, чтобы не возникло вопросов. Ну и конечно, чтобы сам Итао вдруг не вздумал взбрыкнуть и позвать на помощь многочисленных стражников или других жрецов.
