Александр Белый - Славия. Паруса над океаном (СИ)
— К слову, о железе, — продолжил Иван, — Сейчас нас интересует в первую очередь крестьянский реманент и оружие. По реманенту нет вопросов, на него железо пойдет любое, выплавим сколько надо, вот только с оружием как быть? Отличной толедской стали привезли с собой всего девять тонн. Пусть половина уйдет на окалину и стружку, а половина на стволы и ответственные детали. Получается, что изготовить сможем где-то полторы тысячи винтовок и тысячу револьверов. Даже сейчас это на полгода работы, а там мы дополнительно обучим людей, увеличим количество станков вчетверо, да с учетом толпы агадирских мастеровых, должны выйти на годовой выпуск четырех тысяч винтовок и двух тысяч револьверов. А вдруг железо окажется дрянным?
— Иван, отбрось все сомнения, из этой руды получится отличная, натурально легированная хромом и марганцем сталь. Что это такое, у Риты и наших литейщиков в учебнике написано, при специальной термообработке на резцы и сверла ничего лучшего не найдешь. По твердости и прочности она толедской совсем не уступает. Даже не ржавеет, — увидев его удивленные глаза, поправился, — Нет, ржавеет, конечно, но очень-очень слабо, сам увидишь. Особенно, если варить будете в мартенах, схемы которых я вам нарисовал. Так что наперед заказываю лично для себя гладкоствольную двустволку, рычажную винтовку и два револьвера. Резьбу и гравировку золотом, пусть малый Пас сделает.
После моих слов они все втроем опять понимающе переглянулись. Пытались сделать это быстро и незаметно, да и ладно, хорошо, что вопросы давным-давно перестали задавать. Ну, не рассказывать же им, что в той жизни здесь точно так же стоял металлургический комплекс и оружейный завод, на котором по бельгийским лицензиям изготавливали очень качественные охотничьи ружья и карабины, боевые пистолеты, винтовки и пулеметы. Даже пушки.
— А почему печь называется мартеновская? — спросил Иван.
— Да это просто так назвал, чтоб никто не догадался, но когда ты ее построишь и сваришь в ней сталь, мы ее переименуем в ивановскую. Кстати, на четырех группах станков не останавливайся, сделаешь еще четыре и отправишь в Лигачев. Через год-полтора вернемся из кругосветки, и заберем их в Америку.
— Миша, — тихо сказала Рита, — Многие слышали, что здесь будет университет, так вопросы задают, даже те два молодых француза…
— Да не французы они, — поправил ее, — Это уже наши люди.
— Да, и правда, наши люди. Только спрашивают, когда он будет строиться, сколько платить за учебу и когда начнутся занятия? Они из потомственных механикусов и таких механизмов, как у нас, еще нигде не видели. Я и сказала, как мы ранее планировали, что первые десять лет все будут учиться за счет казны, но только на вечерних занятиях после работы, а здание университета начнем строить, когда закончим казарму и церкви. Правильно?
— С главным зданием университета, спроектированного мастером Лучано, можно не спешить, ближайшие лет пять научных направлений будет немного, поэтому, строительство начинайте с левого или правого крыла. А прямо сейчас отделите в казарме пять комнат для кафедры алхимии, металлургии, обработки металлов давлением, обработки металлов резанием и технологии машиностроения. Это ничего, что на сегодняшних кафедрах будет всего лишь два или три очень молодых преподавателя, зато они имеют более глубокие специальные знания, чем самая именитая профессура европейских научных кругов.
— Миша, мы до сих пор не знаем, кто возглавит университет?
— Сначала, Рита, хотел назначить тебя. Но сейчас, учитывая тот массив обязанностей, какой на тебя свалился, да тем более, нынешнее положение, — кивнул на ее живот, — решил назначить почетным ректором себя, а Момчила Петковича — проректором. Он не только самый знающий технолог-машиностроитель в Европе, после меня, конечно, но и воин в восьмом поколении. В восьмом, я правильно говорю?
— Правильно, правильно! — согласился Данко.
— Вот! Человек стремящийся, по жизни ничего не боится, людьми управлять умеет, значит, работу потянет. А ты, Рита, сильно одеяло на себя не тяни, можно надорваться. Порох и тол — это для нас пройденный этап, ребята в Ковалеве справятся, а ты это направление на своем потоке вообще не читай. Займись разными кислотами, красителями, смолами, фосфором, марганцем, йодом. Продолжай исследования с азотом и аммиаком, для изготовления промышленного холодильника нам нужен хладоген, а компрессор тебе Момчило сделает. Да, и по всем направлениям готовь себе помощников либо замену, лет пятьдесят мы с тобой еще обязаны будем работать. Иван, дома ее сидеть не заставляй, но береги, хорошо?
— Не переживай, я же понимаю, что она не домашняя баба.
— Я не баба, — Рита толкнула его локтем.
— Так я же об этом и говорю, моя красивая госпожа!
Мы посмеялись, отвлеклись, поговорили о путешествии по стране, вспоминали веселые или курьезные случаи, произошедшие в пути. Уже когда собрался уходить, затронул еще один вопрос.
— И последнее, что хотел сказать. О хлебе сегодня говорил не просто так. Обязательно, Иван, проконтролируй строительство амбаров и городских зернохранилищ, а излишками считайте только зерно, которое сверх двухгодичного запаса. Опять же, не спрашивайте, откуда это знаю, но мне точно известно, что к концу века всю Европу, в том числе и царство Московское, ожидают неурожайные годы. Особенно это касается Испании, где феодалы давно вывезли своих крестьян в Америку на серебряные и золотые рудники, чем довели сельское хозяйство до крайне паршивого состояния. Последние годы правления Габсбургов будут ознаменованы настоящим голодом. Золота в нычках феодалов будет полно, однако, хлеба купить будет негде. Это, друзья мои, станет последней каплей, которая окончательно обрушит могущество всей испанской империи. Зерно будут возить из Америки, и продавать очень дорого. Мы, кстати, в это дело вмешаемся, и тоже будем возить. Так-то, Данко, иногда золото бессильно, а вот наличием хлеба можно влиять и на самые могущественные монаршие дома.
В той жизни я, Женька, к сельскому хозяйству в общем, а к его организации, в частности, относился совершенно никак, оно мне было неинтересно. Впрочем, на участке загородного дома, фруктовый сад содержал в порядке, а газоны всегда подстригал самостоятельно вовремя и аккуратно. А в этой жизни меня, Михаила, к пониманию этих вопросов и процессов приучали с детства, воспитывали как рачительного хозяина не только по отношению к земле и ее плодам, но и по отношению к собственным холопам. И не мудрено, ведь на сегодняшнем Евроазиатском континенте наиболее значимый доход приносит именно сельское хозяйство, не зависимо от того, кошель это мелкого помещика или казна монаршего дома.
В вопросах его организации не сомневался ни одной секунды. Когда-то слышал рассуждения о высокой эффективности укрупненных хозяйств. В принципе, и я бы мог силовым методом, как когда-то на крови народа, поправ его волю, это сделали большевики, внедрить любую форму, даже типа колхозов или совхозов. Но понимал прекрасно что, сломав вековые устои, создам того же раба обыкновенного с определенной видимостью свобод внутри железной клетки, зато усреднено уравненного в правах и ответственности, независимо, от внутреннего состояния души, его работоспособности и устремлений.
Почему-то ни в германиях-британиях, ни в канадах-америках по такому пути не пошли. В результате эволюции (не путать с революциями) общественных отношений и развития средств производства, сложились такие условия, когда каждый фермер-крестьянин, в конце концов, хозяйствовал на таком участке земли, который мог обработать самостоятельно, оперативно и качественно, с учетом соответствующих времени средств механизации.
С развитием Интернета на постсоветском пространстве, вдруг все узнали, что всего два процента североамериканского населения, кормят хлебом весь континент. Тогда как в сельском хозяйстве Союза работало двадцать процентов рабсилы, которые свой народ продуктами питания не обеспечивали совершенно. Правда, и те и другие, от своих государств получали солидные денежные дотации, только первые в виде компенсаций, сдерживающих излишнее перепроизводство, а вторые — чтобы не загнулись от нищеты.
Можно, конечно, и о климате поговорить, и о зоне рискованного земледелия, но в Канаде, например, есть зоны, ни чем не отличающиеся от наших. Не составляет никакого труда разыскать в Интернете и сравнить внешний вид и образ жизни канадского фермера семидесятых годов ХХ века и нашего, неоднократно изнасилованного государством крестьянина, и сразу все станет ясно.
Нет, мой крестьянин больше никогда не будет рабом личным и не станет рабом государственным, в смысле колхозником. Это будет свободный хозяин на условно свободной земле, над которым будет довлеть всего только два обязательства: первое — перед землей-кормилицей в вопросах ее правильной и эффективной эксплуатации и, второе — налоговое перед государством, при этом будет существовать единый умеренный и разумный налог на землю, и все. И все!
