Дмитрий Дашко - Прощай, гвардия!
Затем стал сам рассказывать, кто есть кто в государстве Российском. Ему удалось раздобыть несколько портретных миниатюр (попросту украв), и Груня, благодаря ликам с парсун и словесным описаниям, могла опознать большинство первых людей империи. Накладки были неизбежны, но Круглов планировал обставить появление двойника Анны Иоанновны таким образом, чтобы свести их к минимуму. Наиболее подходящим казался вариант с благополучным выздоровлением государыни после тяжелой болезни. О том, что Анна Иоанновна в последние годы своей жизни будет много и тяжело болеть, Круглов помнил еще со школьных уроков истории и из прочитанных книг Пикуля. Всегда можно будет сослаться на провалы в памяти, связанные с последствиями недуга.
Казалось, удача сопутствовала ему. Мятеж, спровоцированный хитрым ходом Ушакова, на короткое время привел Елизавету к власти, и не его, Круглова, вина в том, что все закончилось пшиком. Заговорщики поторопились, а спешка, как водится, хороша для других занятий. В итоге полный разгром и… никаких претензий от «хозяев».
Чисто формально он задание выполнил. Создал все условия и вообще проделал львиную часть работы.
Даже планы на Груню удалось легализовать в глазах тех, кто закинул его в это время. В их ведомстве они прошли как резервный вариант. Дескать, когда на троне воцарится лже-Анна, то она сделает все, чтобы «простить» Елизавету.
В действительности намерения у него были абсолютно другими. Себя он видел при «Груне Первой» (его невольная усмешка вызвала у внимательно наблюдавшего за ним фон Гофена удивление) кем-то вроде Бирона — ночного императора. Не то чтобы ему была нужна власть, но попробовать-то можно. К тому же Круглов не желал своей родине зла. Он с удовольствием развил бы многие идеи фон Гофена, пусть судьба и сделала их врагами.
Круглов тоже хотел видеть Россию сильной.
Но тем, кто перенес его сюда, вовсе не обязательно было об этом знать. Кстати, одно время они находились в страшном испуге. Это случилось, когда события вышли из-под контроля и мятеж произошел как-то сам собой. Забавно, но ему потом удалось полностью «отмазаться» в глазах «хозяев».
Когда мятеж сторонников Елизаветы был подавлен, Круглова даже похвалили за предусмотрительность (хотя первоначально Андрей Семенович чуть с ума не сошел, увидев двойника императрицы).
Эх, какие были планы! Как замечательно все могло бы сложиться!
Если бы не ушлый фон Гофен, который каким-то образом напал на его след. Теперь все полетело в тартарары.
Круглов закрыл глаза. Ему было жаль Груню. Она точно пострадает. А вот на себя ему было глубоко наплевать.
Почему-то стихи у него не складывались с самого момента переноса. Рифмы терялись, фразы лишались смысла.
Но что это за странное чувство? Откуда взялись эти огни, мириады огней. Совсем как в прошлый раз, когда его выдернуло сюда. В старый добрый восемнадцатый век.
Он улыбнулся и пошел навстречу всепроникающему свету, откуда-то зная, что впереди его ждет только хорошее.
— Оставьте его, Игорь.
Голос, прозвучавший со спины, едва не заставил меня подпрыгнуть. Дотоле мне казалось, что, кроме нас с Кругловым, тут больше никого нет.
Я обернулся:
— Кирилл Романович… Откуда?
Корректор реальности скромно опустил глаза:
— Простите, Игорь. Не хотел вас испугать.
— Да я, собственно… А, ладно!
Появление нового действующего лица застало меня врасплох, но признаваться в этом я не собирался. Лишь махнул рукой и спросил:
— Что вы тут делаете?
Появившийся из ничего собеседник туманно пояснил:
— Я опоздал. Этого человека допрашивать уже бессмысленно.
— Почему?
— Потому что его душа покинула телесную оболочку. Осталась лишь кукла, которой все равно. Бездушный болванчик.
— Круглов умер? — удивился я.
— Он вернулся назад, в измененное вами будущее. Там его жизнь сложилась куда удачней.
— Как-то неожиданно. Это действительно возможно?
— Да мне вроде не с руки вас обманывать, Игорь.
— Значит, я тоже могу вернуться?
Кирилл Романович промолчал, но я прочитал ответ в его глазах.
— Получается, я могу совершенно не опасаться смерти! И узнаю об этом только сейчас.
— А вам что, действительно хочется умереть? — совершенно серьезно спросил собеседник.
Я усмехнулся:
— Дурацкий вопрос. Мне есть что терять, и я буду цепляться за жизнь до последнего вздоха.
— И правильно сделаете. Мы сознательно не рассказывали вам об этом. Боялись, что вы лишитесь инстинкта самосохранения и натворите дел. Кроме того, мы хотели, чтобы вы довели миссию до конца. Ведь второго шанса ни у вас, ни у нас не будет. Таковы правила, и не мы их придумали.
— А кто их придумал?
— Не знаю, Игорь. Честное слово, не знаю.
— Что мне теперь делать?
— Живите на всю катушку. Любите, деритесь, страдайте, защищайте. Делайте то, что подсказывают сердце и разум. Ваша звезда еще даже не разгорелась. У вас многое впереди. Знаете, а я ведь даже завидую вам.
— Мне? — недоверчиво протянул я. — С какой это стати?
— Если бы я оказался на вашем месте, то вряд ли сумел добиться хотя бы десятой части того, что сделали вы. А ведь это еще только начало. Удачи вам, Игорь! И до встречи в другой жизни!
Он исчез так же внезапно, как появился. Я вышел к Ушакову и виновато пожал плечами.
Генерал-аншеф сразу догадался, что произошло.
— Никак помер?
— Так точно. Преставился. Сердце, видать, не выдержало.
— Многое успел рассказать?
— Не очень, но самое важное выяснить удалось. Давайте я на бумаге все обстоятельно опишу, — предложил я, и Ушаков одобрительно кивнул.
Глава 25
Не знаю, чему так завидовал Кирилл Романович. Наверное, погорячился, не представляя объемов предстоящей работы. Трудов навалилось столько, что я с удовольствием поменялся бы с ним местами.
Но обо всем по порядку.
В докладе для Ушакова я сумел срезать острые углы и обойти подводные камни. Ну нельзя же прямым текстом писать, что тут замешаны иные цивилизации и гости из будущего! Мало того, что не поверят, так еще и сумасшедшим объявят. После этого только одна дорога — в шуты, а составлять компанию Педриллам да Лакостам[15] я не собирался. Так что пришлось местами присочинить.
Хорошо, рука набита. В результате получилось то, что надо. Комар носу не подточит.
Ушаков пришел к выводу, что все «изложено складно, теперь надо показать матушке-императрице».
На сей раз задержки с аудиенцией не было, несмотря на поздний час. Нас ждали все, включая Бирона. Он, кстати, поглядывал на меня с благодарностью. В нынешних обстоятельствах я был не конкурентом, а благодетелем. Но это ничего не значило. Я уже на своей шкуре испытал его «расположение». Придворные подковерные штуки — та еще дрянь.
Императрица от шока отошла на удивление быстро. Впрочем, чему тут удивляться? Женщиной она была стойкой, привыкла к любым переменам: от плохого к хорошему и наоборот.
Судьба не раз подкидывала ей сюрпризы, чаще всего неприятные: мужа, который быстро сделал ее вдовой, долгое прозябание в нищете в зачуханном Курляндском герцогстве, навязанные верховниками кондиции.
Анна смогла все это преодолеть.
Я ожидал от нее многого, но отнюдь не того, что она помилует Груню и даже приблизит к себе. Две одинаковые внешне женщины обнаружили друг в друге и родственные души. На какое-то время даже Бирон ушел на второй план. Потом, правда, все вернулось на круги своя.
Груня получила должность фрейлины, вышла замуж. Анна Иоанновна обожала устраивать людские судьбы.
Моя опала закончилась, да и сложно гнобить человека, который так много сделал для престола. Меня допустили к целованию руки, наградили. Довольно щедро, кстати. Анна Иоанновна спешила загладить свою вину.
Самое ценное — фактически я получил карт-бланш на будущее, чем незамедлительно и воспользовался.
Многие из моих идей еще было рано воплощать в жизнь, но заделы на будущее появились.
Петр Первый, вводя свою «Табель о рангах», хотел не просто сбить спесь с родовитой аристократии, но и сделать так, чтобы наверху социальной лестницы стояли люди, приносящие максимальную пользу стране. Наши желания совпадали.
Один хороший писатель в моей истории утверждал, что «нужны князья, а не тати», не понимая, что из князьев-то самые главные тати и выходят.[16] Вот уж кого точно не надо, так это новообразованной элиты. Инженеры как воздух нужны, учителя, медики, а князья… Да пусть идут лесом! Обойдемся без «элиты элит».
Медленно, но верно предстояло выбить почву из-под ног у главного врага самодержавия — дворянства. Будь хоть трижды князь или граф, но коли ты никчемная, бесталанная фигура — изволь походить под началом у простого унтера или чиновника средней руки, если служишь по гражданскому ведомству.