Василий Звягинцев - Ловите конский топот. Том 1. Исхода нет, есть только выходы...
Берестин, не намного старше нас годами, но проведший молодость совсем иначе. Военное училище и лейтенантские погоны в двадцать два года – не совсем то, что отвязанная студенческая вольница «оттепельных лет». Он смотрел на нас с легким налетом печали и зависти. Как писал Паустовский, «легче пережить несбыточное, чем несбывшееся». Вот что-то «несбывшееся» он сейчас и старался адаптировать к действительности.
Честно признаться, и в те времена наша азартная увлеченность даже ровесникам казалась обычным инфантилизмом, если не глупостью. Какие яхты, какие путешествия при тогдашней скудной жизни и общей политической обстановке? А кое-кто отнесся к забаве посерьезнее. Что, если под нарочито дурацким антуражем кроется какое-нибудь очередное тайное общество антисоветской (естественно) направленности? Да еще псевдонимы мы себе выдумали – Дик, Билл, Майк и т. д. Неудивительно, что кое-кого из нас даже приглашали в кабинет директора школы для «профилактической беседы» с представителем «конторы». Хорошо хоть прямо в «Большой дом» не доставили «приводом». Тут отдельное спасибо нужно сказать директору школы, до срока уволенному в отставку полковнику Николаю Васильевичу. Он нас со всей убедительностью и авторитетом «отмазал», хотя потом, наедине, в доступных матерных выражениях изложил, что о нас думает. Отечески подчеркивая, что в нашей школе чуть не у половины учеников отцы в той самой конторе служат (по причине того, что в непосредственной близости располагалось несколько ведомственных многоэтажек) и все наши забавы, шалости и болтовня в тот же день становятся известны «кому следует». Сам же он, что нам, несмышленым, сразу стало очевидно, «чекистов» не выносил, по каким-то своим причинам.
– А кто о четверых говорил? Я – нет. На «Призраке» шесть двухместных кают. Если поднять откидные койки, вдвое больше людей поместится, но будет уже не прогулочная яхта, а подводная лодка. Так что идеально шесть мужиков, или четыре семейные пары и еще двое, – ответил я.
– Все равно тесновато будет, – усмехнулся Берестин. – Как в спальном вагоне. И скрипа коек за переборкой я не люблю… Особенно с двух сторон сразу.
Мысль, не лишенная смысла. Попробуй такое вытерпи на протяжении трансокеанского перехода.
– Значит, в идеале шесть. А кого еще? – включился Сашка. – Предложения принимаются. Воронцов нужен на «Валгалле», без судна обеспечения не обойдешься. Припасы, огневая поддержка, девушек, опять же, транспортировать. Чтоб было куда в увольнение сходить.
Мы с Олегом согласно кивнули, переглянувшись при этом.
Но выбор-то невелик.
– Ростокин сгодится, если захочет…
Тут спорить не с чем. Салага, родившийся на семьдесят с лишним лет позже нас, однако поклонник всеми в его мире забытого Стенли. Здоровенный парень, повидавший в жизни не меньше (а пожалуй, и больше, если считать космические полеты) нашего, в разных делах проверенный, для избранного дела сгодится, без вопроса.
– Я бы еще и Кирсанова взял, – мечтательно сказал Левашов.
И здесь не поспоришь. Специалист, единственный, кроме Басманова, настоящий уроженец этих времен, четко попадающий в «легенду». Кроме того – человек исключительных для начала двадцатого века качеств. Профессиональный жандарм, что у либералов всех мастей всегда вызывает страх пополам с презрением, или наоборот. Мы же ставим этот факт Павлу Васильевичу в заслугу. Побольше бы таких ребят было в свое время, глядишь, без нашей помощи история в нужном направлении повернулась. В две тысячи пятом попалась мне на глаза пародия на хрестоматийный стих: «Бежит ОМОН, бежит спецназ, стреляет на ходу. Ах, как нам не хватало вас в семнадцатом году!» Как раз к таким, как Кирсанов, относится. Вдобавок языки знает по-настоящему, собственными мозгами постиг, не инопланетными подсадками. Соображать умеет не хуже сыщика Порфирия Петровича.
Мы сидели в совсем небольшой комнате, на предпоследнем этаже далеко выдвинутой в сторону прерий башни. Форпост, можно сказать. Крепкий, неприступный, из тесаных блоков серого гранита. А все равно ощущение то самое – форпост, передовой рубеж. Если вообразить, что начнется классический штурм, первый удар придется именно сюда. Орды гориллоидов, допустим, бросятся на приступ с канатами, крючьями, длинными гибкими лестницами. Поддержанные гаубицами калибра сто пятьдесят два или инфразвуковыми излучателями. Но нам – плевать! Мы сейчас, как каре тузов в покере, настоящем, «длинном», а в кармане джокер. Любой банк снимем, и сомневаться не в чем.
Камин здесь был нестандартный. Не у стены. Посередине комнаты возвышался кольцевой каменный барбет, а над ним – полусферический колпак из металлокерамики, с уходящей в потолок широкой вытяжной трубой. Под колпаком жарко горели хорошие бревна: высушенный бук, метр длиной, десять дюймов диаметром. На расстоянии комфортной температуры – низкий столик, накрытый по обстановке.
– Кирсанова можно, – благодушно кивнул я головой. – Тогда и господина Гумилева чего не взять? Большой специалист по Африке. И будет воспевать наши подвиги в стихах…
– Лучше – канцонах [47], – блеснул эрудицией Сашка, хотя наверняка в точности не понимал, о чем говорит. Слышал где-то, что старинные трубадуры такими формами увлекались.
– Вы трепаться будете или о деле говорить? – спросил Олег, успевший за прошедшие минуты подогреть в медном луженом ковшике, поставленном на специальную решетку, терпкое вино, бросив в него несколько кусочков корицы. – Не хватало еще посторонних в наши тайны посвящать. И своих-то не всех берем.
– Я не понял, – осторожно спросил Берестин. – Африка тут при чем? Мы разве в Африку собираемся? В какую?
Проговорился я под влиянием настроения. Придется назад отыгрывать.
– Африка – чистая условность. Про Африку мы в детстве больше читали. Про Кохинхину и Бирму – меньше. Сам сообрази, куда тебе интереснее – в район копей царя Соломона или черт знает какую дельту Меконга? Ну?
Этот раунд я выиграл, свою мысль замаскировал, не от Алексея, от посторонних, кого бы к ним ни причислять.
– А если о деле, то перед тем, как экспедицию комплектовать и слугу посылать за покупками в дорогу, нужна квалифицированная оценка ситуации.
Не зря мы забрались в эту отдаленную, расположенную вне нашей обычной зоны обитания башню. Мне казалось, что здесь я сумею выставить мысленный блок против аудио– и видеоконтроля с гораздо большей легкостью, чем в других помещениях.
Замок как таковой, тем более – увлекшийся ролью Арчибальда, совсем не всемогущ. Проверено. И на час-другой мы сможем выйти из зоны его внимания так, что он этого даже не заметит. Четырех лет хватило, чтобы и нам кое-каким мелким хитростям научиться.
Только мы успели распить ковшик глинтвейна, как Шульгин, ставя на стол стакан, отодвинул вверх и в сторону мизинец. Абсолютно невинный жест, купчихи, «гоняющие чаи», так для политеса делали, но по нашей криптографии это означало знак опасности, требующий особого внимания.
Здесь одному из нас следовало взять на себя инициативу, предложить нечто не лезущее ни в какие ворота предполагаемого противника. Кем бы он ни был. При этом я пока не понимал, что на самом встревожило Сашку. Однако раздумывать потом станем.
– Нет, братцы, чего мы тут сидим? – спросил я со всей возможной степенью расслабленной горячим вином наивности. – Мы же где? В Замке! Бабы спят, а нам в самый раз что? Запросто изображу сейчас для вас Лас-Вегас с ансамблем танцующих канкан фей. Думайте и предлагайте пропорции – сколько блондинок, брюнеток, негритянок и азиаток. Хоть сто, хоть двести. Поднялись. Мы только идем, а они уже в ряды и колонны выстраиваются, подтягивая чулочки…
Надеюсь, прозвучало это вполне убедительно, поскольку все остальные мысли я надежно заблокировал. А те, что транслировались, тоже были безусловно мои, на канканирующих девушек я всегда смотрел с искренним удовольствием.
По дороге в якобы подготовленное мной место, в длинных коридорах Замка, похожих на переходы с кольцевых на радиальные станции метро вроде «Павелецкой», мы вели себя полностью соответственно студенческим манерам и привычкам наших лет. Пытались петь бардовские песни, друг друга перебивая. Выясняли, где ближе всего взять пива или чего покрепче, вспоминали давно забытые политические анекдоты…
В общем, создали достаточный напор и объем «белого шума», чтобы у логически мыслящего устройства, не являющегося генетически русским человеком, выбило пробки. Тем более что по пути, вообразив тот самый тоннель к «Павелецкой» со всеми торговыми заведениями, Сашка выхватил с прилавка возникшего за поворотом магазинчика бутылку наверняка «паленой» водки, рассчитавшись столь же виртуальной сторублевкой без сдачи. И мы тут же начали ее распивать, благо милиции в перспективе не просматривалось.
