Михаил Королюк - Квинт Лициний 2
– С ним учудишь… – махнул тот рукой, – он сам кого хочешь учудит. Вон, как генерала этого из ПГУ по весне…
– Вот и не трогай. Он мне нужен. Ладно… Давайте, Арвид Янович, к основному.
Пельше понятливо кивнул:
– Признаков нелояльности товарища Андропова не наблюдается. Информация по предателям отработана в полном объеме и качественно. Комитет активно продвигает использование полученной научно-технической информации под видом добытой по линии разведки. Аккумулированные в результате операций на западных биржах финансовые ресурсы самостоятельно и в полном объеме оприходованы в соответствии с принятыми процедурами. Кроме того, отмечены три инициативы Юрия Владимировича, выходящие за рамки компетентности Председателя Комитета. Отмечу, что все эти попытки несли для него определенный аппаратный риск, в одном случае – весьма значительный.
– Вот как? – блеснул глазами Брежнев, – интересно, на него не похоже. Ну-ка, где это он рисковал?
Пельше обменялся с Янисом быстрыми взглядами.
– Он сумел заставить Чазова поменять вам снотворное.
Брежнев чуть заметно дернулся.
– Когда? – тяжело выдавилось из него.
– В конце октября. Не волнуйтесь, Леонид Ильич, мы все контролировали, на всех этапах.
– Вот как… – Брежнев пригляделся к своим ладоням, словно обнаружил там что-то новое. Потом повторил, – вот как… А ведь мне действительно два месяца как стало заметно лучше. Просыпаюсь теперь человеком, и нет такого, чтоб весь день туман в голове. Поверите, раньше по полдня как в тяжелом полусне ходил, а там опять эта ночь проклятущая накатывает…
Леонид Ильич подвигал плечами, словно разминаясь, потом уточнил:
– А как заставил-то? Чазова?
– Припер к стенке подборкой исследований о вреде барбитуратов в пожилом возрасте. А потом написал расписку, что берет ответственность за смену препарата на себя.
– Вот даже как! – брови Брежнева удивленно поползли вверх. – Да… Не ожидал такого от Юры, никак не ожидал. Ради меня рисковал, значит. Молодец. Это… Это сразу снимает многие вопросы к нему, – он помолчал, покачивая с недоумением головой, а потом спросил, – а еще где вылезал с инициативой?
Пельше молча достал из папки копии протоколов заседаний Политбюро и передал их Генеральному.
Брежнев нацепил на нос очки и быстро прочитал подчеркнутое:
– Да, было дело. Я, помнится, тогда еще удивился, где Андропов и где инфляция… Да, и про Польшу помню, хотя это и по его линии тоже.
Он отложил листы и крепко задумался. Два старика в креслах напротив неторопливо смаковали чай из тонких фарфоровых чашек и ждали решения.
Брежнев с трудом выбрался из кресла и неторопливо прошел к двери кабинета. Высунулся наружу:
– Алексей? Ты сегодня? Дай-ка сигарету.
Закурил, стоя у дальнего окна и глядя вбок, куда-то в темное уже небо, поверх Исторического музея. Короткая сигарета ушла в несколько затяжек – табак был хорошо подсушен.
– Ладно, – решительно кивнул он сам себе, энергично выпуская через нос последнюю затяжку, – ладно.
Надежно утрамбовав окурок в пепельницу, Первый неторопливым шагом вернулся к кофейному столику и сел.
– Значит так, старики-разбойники, – в голосе Брежнева послышался веселый азарт, – раз товарищ Андропов так себя правильно ведет, то пусть и дальше сам реализует поступающую от «четырнадцатого» информацию. Все равно кто-то должен это делать – ему и карты в руки с его возможностями и режимом секретности. Поэтому для вас все по-старому: наблюдаете, готовитесь перехватить объект, если возникнет такая возможность и необходимость. Не пережмите – есть в секретариате у Юры ваш человек, и ладно. А я тогда верну эти вопросы на повторное рассмотрение на Политбюро в свете… В свете… Ну, Михал Андреич выпишется и придумаем.
Он помолчал, раздумывая.
– И вот что, – добавил, – ты, Ян, поаккуратнее там… Непростой объект. Нездешний.
Суббота, 31 декабря 1977
Ленинград, ул. Москвиной
Неожиданный сильный толчок между лопаток выбил из меня воздух, и я птичкой полетел в высокий сугроб у обочины. Сумел извернуться и шлепнулся на спину, поэтому мельком увидел падающую на меня фигуру. Затем меня вдавило в рыхлый снег. Я инстинктивно зажмурился, втянул воздух через нос… За густым запахом шампанского прятались обертона мандарин и шпрот. Осторожно приоткрыл веки.
– Ну что, больной, – поблескивая в полумраке глазами, она уселась на мне громадной расшалившейся кошкой. Белокурые локоны, выбившиеся из-под съехавшей далеко набок вязанной шапочки, пощекотали мне щеку. – Проведем осмотр?
«Пьяна до изумления» – догадался я, а вслух ответил:
– Тут столько народу, а я такой стеснительный… Ну, ты помнишь.
Она звонко засмеялась, а потом на удивление мелодично напела:
– Не забывается такое никогда, – после чего локти ее подломились, и голова ткнулась мне в грудь. Чуть подумав, она прилегла на меня сверху и заболтала в воздухе сапожками.
Я покосился вниз. Левый каблучок был еще так себе, а вот правый стерт до самой съехавшей набок пятки.
Вздохнул и расслабился. Ничего так, в принципе – удобно. Весит она не много, пахнет приятно, кости ниоткуда не выпирают. Над головой сквозь заснеженные ветви тополей виднелся подсвеченный желтоватыми уличными фонарями собор, за ним распахнулось звездное небо.
Тут мне кое-что припомнилось, и я хихикнул.
– Что, – она зашевелилась, устраиваясь на мне поудобнее, – стебешься над взрослой теткой?
Я негромко засмеялся:
– Где это здесь «взрослая тетка»? Ты, что ли? – нащупал ее ухо и начал легонько почесывать за ним. Она довольно уркнула и прижалась покрепче. – Не. Вспомнилось, что весной именно на этом самом месте мне мечталось упасть в сугроб с девчонкой.
– Так новый год же! – она пару раз с энтузиазмом пристукнула по моему плечу кулаком. – Исполнение желаний!
– Знаешь, – саркастически улыбнулся я, – вот никак не предполагал тогда, что это будешь ты, и это будет так.
– Как так?
– Ну… – я поболтал в воздухе свободной рукой и опустил ей на талию, – как-то предполагал, что это я буду заталкивать девчонку в сугроб, а не она меня.
Она приподнялась на локтях и с непонятным интересом молча посмотрела на меня. Ее глаза были совсем рядом, и в них было мало веселья.
– Что? – спросил я, встревожившись.
– Да так, странно очень, – она опять пристроила голову мне на грудь и шумно вздохнула. – Диссоши… Диссоси… Тьфу ты! Дис-соци-ация. Во! Ну, вот скажи, зачем такие сложные для девушек слова навыдумывали, а? Диссоциация зрительной и слуховой информации у меня с тобой. Вижу одно, а слышу другое. Вижу мальчишку, а вот слушаю – и правда, будто для тебя «девчонка». У?
– У, – согласился я и хмыкнул, – да забей! Женщинам положено верить своим ушам, нет?
Вдали послышался разноголосый смех. Из-за угла вывернула и начала удаляться какая-то подвыпившая компания. Софья подняла голову, прислушиваясь.
– Мои, – признала с едва заметным недовольством. Подумала и добавила, – мне лучше уйти.
И она попыталась встать, но я сцепил руки на ее пояснице.
– Эй! – воскликнула она с радостным азартом, – пристаешь?! Во детишки пошли!
Я притянул ее и поцеловал в податливые губы. Отпустил:
– С новым годом, Софи, с новым счастьем!
Она поднялась, чуть пошатываясь. На какой-то миг показалось, что на лице ее мелькнула нерешительность, но она мотнула головой, словно приходя в себя, и бросила мне вниз улыбку:
– И тебе хороших отметок, школьничек! – и устремилась за своими.
Я приподнялся на локте, глядя вслед.
«Вроде, только девушки», – подумал с удивившим меня облегчением.
Встал, отряхнулся, посмотрел на свежие следы на снегу. Осененный идеей, выдернул из шарфа нить и замерил, завязав по узелку на концах, длину отпечатка. Тридцать шестой или тридцать седьмой?
«Потом определю», – решил, засовывая мерную нить во внутренний карман, и с легкой опаской покосился на виднеющийся вдали балкончик. Окно за ним было темным, и я выдохнул с облегчением.
С крыши напротив со свистом ушла в небо зеленая сигнальная ракета, и несколько голосов радостно заорали «с новым годом!».
Я посмотрел на часы: без четверти двенадцать.
Странный мне выдался год. Удивительный. Сказочный. Исполнивший заветное желание. Давший шанс.
Запрокинул голову к звездному ковшу и прошептал обещание:
– Ты мне нравишься, мир! Я спасу тебя!
Глава 10
Суббота, 07 января 1978, день
Голицыно, Московская область
Невысокое солнце красило стволы сосен в медовый цвет. По ноздреватому насту ползли на восток голубые тени деревьев. Над миром властвовала тишина, глубокая и всеобъемлющая, и выморозившаяся из студеного воздуха пороша хрустела под ногами, казалось, на всю округу. Генерал дошел до изгиба утоптанной тропы и постоял, вглядываясь в начинающийся закат, а потом с неохотой повернул назад.
