Анатолий Минский - Демон против люфтваффе
В октябре меня вызвал Даудинг и прямо спросил: стоит ли вооружать змеюками наши эскадрильи. На что я честно ответил: вооружаться этими самолётами можно, но лучше не надо.
— Только не надо рассказывать, что Р-39 сложен в управлении.
— Нет, сэр. Для среднего обученного лётчика — ни в коей мере. Но отсутствует наддув. На высоте свыше шестнадцати тысяч футов "Кобра" не резвее утки.
Командующий переложил на столе несколько бумажек, явно относящихся к Р-39, устало вздохнул и вынес приговор.
— Ваше мнение — не определяющее, скводрен — лидер. Но я бы назвал его последней каплей. Наша промышленность готовит модернизацию "Спитфайра", новый истребитель на голову превосходит американца. Поэтому от "Аэрокобры" КВВС отказываются.
— Разрешите вернуться в Тангмер! — тут же выпалил я.
— А с какой даты у вас исчисляется срок отдыха после цикла? — увидев что‑то на моём лице, Даудинг прикрикнул: — И не смейте врать! Все, летавшие с Бадером, унаследовали его скверную черту нарушать инструкции. И так, с какого числа?
— С двадцать пятого августа, сэр.
Врать бесполезно. Здесь в канцелярии бумажки не смахивают в мусорку по примеру Дага и за пару — тройку дней непременно откопают моё досье, содержащее слишком много сомнительных пятен, чтобы давать повод для тщательных проверок.
— Тогда у меня есть для вас очень особенное задание. Раз "Кобры" КВВС не нужны, я поддержу инициативу премьер — министра передать их дяде Джо вместе с лишними "Харрикейнами". Вам надлежит проследить за демонтажом самолётов, доставкой в Мурманск конвоем и обучением красных пользованию нашей техникой.
"Ур — р-ра!", — завопил Ванятка, отчего шрам от прошлогоднего ожога невольно дёрнулся.
— У вас возражения? — недовольно вопросил Даудинг.
— Нет, сэр! Командировка в Россию — действительно неожиданное поручение.
— Вы справитесь. А чтобы нашу авиацию у русских союзников представлял не слишком мелкий чин, я подпишу рапорт о присвоении вам звания винд — коммандера.
— Благодарю, сэр!
Оно нам нужно? Рост, слишком стремительный даже по меркам военного времени, начальство воспринимает как аванс, который предстоит оправдать. И от боевой лётной практики удаляюсь на шаг дальше. С такими полосками на рукаве или крылом командовать, или вообще протирать штаны на штабной работе.
Перед отправкой в порт я урвал четыре часа и сгонял в Тангмер. Мардж при известии о путешествии в Россию зажала от ужаса рот рукой. В её представлении вояж пассажиром в страшное государство красных комиссаров стократ опаснее боевого вылета над Францией. Хотя, кто знает…
* * *— Лейтенант Свиридовский. Ваши документы!
— What? Documents?
Я старательно "включил дурака", изображая полное "нихт ферштейн". Ванятке и включать не надо. Он действительно одурел, как только мы сошли с трапа в Мурманске. Отпустить вожжи правления — упадёт на заиндевевшую землю и начнёт её лобзать, матюкаясь от избытка эмоций.
Комиссия по встрече тоже интеллектом не блещет. Местных вроде как оповестили, прибудут английские специалисты, нашли бы хоть учительницу из средней школы на перевод. Нет, доблестные командиры решили, что британец должен шпрехать по — русски.
— Товарищ лейтенант, это буржуйское мудьё нифига по — русски не понимает, — подсказал сержант из‑за спины босса.
Я предельно широко раскрыл пасть в улыбке и протянул офицеру документы.
— Бля, ты его обозвал, а он лыбится, как дурень, — развеселился второй сержант.
Мой напарник Роберт Вудсток из морской авиации Королевского флота, вторично очутившийся в Мурманске благодаря конвоям и чуть — чуть нахватавшийся местных слов, выдавил:
— Мы есть желаем ту авиэйшин штаб.
Ничуть не смутившись, что один из нас мог понять оскорбление, лейтенант ткнул рукой, указывая путь. Я сунул документы в карман, поплотнее запахнул коричневую лётную куртку и потрусил в рекомендованном направлении, моряк пристроился ведомым. Курс, подсказанный летёхой, увёл вглубь пакгаузов, и мы недоумённо остановились. Пришлось вернуться назад.
— Мистер Хант и мистер Вудсток?
Высокий молодой мужчина не старше лет двадцати, в полушубке и мохнатой шапке, бежал к нам вдоль штабелей с ящиками, громко уминая сухой январский снег большими валенками.
— Да, это мы.
— Уфф… Хорошо! Меня информировали, что вы на другом корабле. Я — переводчик из штаба ВВС Северного Флота Кривощёков Владимир Васильевич, можно просто Володя. Поехали, машина ждёт.
По пути я рассказал о странном совете патрульных.
— Может, они плохо вас поняли? — удивился сопровождающий.
— Нет, — ответил Роберт. — Они даже немного французский язык знают. Бога помянули (16).
Разобравшись, Кривощёков скривил лицо, вопреки фамилии ровное от природы.
— Пошутили, видать. Вообще‑то у нас к англичанам отношение тёплое. Все помнят 151 крыло КВВС, что воевало осенью на "Харрикейнах" с аэродрома "Ваенга-1". Наверно, вы напоролись на патруль из новеньких, только прибывших с Большой Земли. Присылают всяких… Не нужно судить о русских по нескольким, мягко говоря, несознательным.
— А лично вы? — понимая, что с этим человеком, возможно, придётся долго сотрудничать, я решил расставить точки над i.
— Детство прошло в Лондоне, родители работают в советском торгпредстве. Здесь я с сорокового года, — голос Владимира неожиданно дрогнул. — Под немецкими бомбами погиб мой друг.
"Только с нами ему и говорить об английских друзьях".
"Точно, — отозвался Ваня. — Не с НКВД же".
У шизофрении развеялся первый восторг от сошествия на советскую землю, нарисовались реалии. Сейчас красный сокол вместе со мной мёрзнет на нешуточном морозе. Особенно не по погоде получилась английская фуражка с длинным козырьком. Ещё четверть часа, и уши отвалятся. Не спасут даже мои демонические способности.
Штаб оказался не в Мурманске, а в Полярном, на другой стороне залива. Собственно Мурманск мы даже не увидели. Из холодной кабины грузовика я рассмотрел ряды двух — трёхэтажных каменных домов, унылые магазины, какой‑то кинотеатр, площадь с неизменными бронзовыми пионерами, снабжёнными трубами и барабанами, заводские корпуса. Если не считать порта, пред нами раскинулся северный вариант Бобруйска, только затронутый войной, о близости которой свидетельствует множество примет: изобилие людей в форме, бумажные кресты на оконных стёклах, патрули, зенитные расчёты на улицах.
16. Mon Dieu — мой Бог (фр.), при большом напряжении фантазии улавливается созвучие со словом "мудьё".
Над городом постоянно барражирует эскадрилья истребителей. Чудовищно! Нет, чтобы держать их в готовности и поднимать по тревоге при приближении врага. Это огромный расход моторесурса, ГСМ, напряжение для лётчиков, устающих, но не приобретающих боевой опыт. Тем более, как считает разведка КВВС, у Люфтваффе и финнов на севере совсем не много самолётов, и основное внимание авиация противника уделяет конвоям, а не наземным объектам. Если бы мы так патрулировали небо Лондона, Гитлер давно бы отобедал в Букингемском дворце.
В Полярном меня пробил холодный пот, когда Кривощёков представил нас командующему авиацией Северного флота Александру Алексеевичу Кузнецову. А как же слухи, что советские асы, ветераны Испанской войны, поголовно расстреляны? (17). И лётчики, встретившие войну с Германией 22 июня 1941 года, погибли практически все? Понятно, я не испытываю ни малейшей радости, что пропали Рычагов и Сушкевич, с ними многое связано. Но! Меньше суток на русской земле, и уже напоролся на старого знакомого.
Мы не виделись пять лет — с весны 1937 года, я получил ожог на треть лица, отрастил усы и выкрасил их в чёрный цвет, волосы побило белой молью. Александр весь седой, круглое курносое лицо отмечено печатью усталости и крайнего нервного напряжения. Хорошо, что он не служил в ПВО Мадрида, и виделись мы мельком. Может, не узнает…
— Мистер Хант, мы с вами не встречались? Вы в Испании не воевали?
— Нет. Даже не был на Пиринеях, сэр.
Больше он этот вопрос не поднимал. Мало ли в мире похожих людей. Фамилию мою он, надеюсь, не вспомнит, а напрягать особый отдел сличением фотографии специалиста пусть из капиталистической, но дружественной страны, с фотками испанских ветеранов точно не станет. Всё равно — тревожно. Чувствую себя агентом, засланным нелегально во вражеский стан с ежеминутной угрозой провала.
Генерал произнёс короткую речь, если отбросить её официозную часть, он сообщил, что в Заполярье будут собираться только "Харрикейны", а "Аэрокобры" для уменьшения издержек по освоению новой техники решено переправить в Центральную Россию. Так как это дело не быстрое, у меня есть минимум неделя, чтобы пообщаться с асами Северного флота для обмена боевым опытом.
— Каким количеством самолётов вы командовали, подполковник, и насколько успешно?
