Анатолий Дроздов - Господин военлёт
– Павел! Ты скоро?
Не хворать бы вам, дорогая кузина! Такой настрой испортить! Выбираюсь, растираюсь полотенцем, халат на плечи… Ольга, как и я, любит теплую воду. Мария ставит чугунок в печь, но он большой, кузине не вытащить. Опорожняю чугунок в бадью, ставлю его в печь, иду к себе. Засыпая, слышу, как Ольга плещется. Без меня ей с чугунком не справиться, об этом я не подумал…
Иду исполнять обещание, Егоров встречает неприветливо.
– Какой из нее летчик?! – Он машет рукой.
– Будет летнабом, они тоже нужны.
– На летнаба, между прочим, учатся. Предположим, сами обучим. Что далее? Летнабу не только смотреть, стрелять надо. И, что хуже, в него стреляют. Забыли Лауница? Вдруг ее ранят или убьют? Она же женщина! Возьмете грех на душу?
Грех брать мне не хочется.
– Она водит автомобиль!
– Хм… – Егоров задумывается. Шоферов в отряде не хватает. – Надо попробовать.
Пробуем. Елена забирается в кабину «Руссо-балта», Егоров занимает место рядом. Грузовик бодро стартует и скрывается в облаке пыли. Елена не обманула – водить авто она умеет. Проходит полчаса, час… Облако пыли сигналит о возвращении. Грузовик тормозит у штаба, Егоров выбирается первым, галантно подает руку даме. Та-ак… Денщик бежит с водой и полотенцем – их благородие изрядно запылились. Егоров показывает на Семенову – вначале она, затем умывается сам, жизнерадостно фыркая.
– Посмотрю, как вы устроили Елену Павловну! – говорит он мне.
Парочка, оживленно беседуя, идет к местечку. Штабс-капитан что-то рассказывает, Елена смеется. Результата ждать не приходится: Нетребка получает заказ. Он краснодеревщик, ладит красивую мебель. Ефрейтор доволен: за мебель офицеры платят. Егоров велел не стесняться – все, что пожелает Елена Павловна. Ольга рада за денщика, но я подозреваю: Нетребка ни при чем. Довольны все, кроме поручика. Мы таскали каштаны, съедят их другие. Поручику не привыкать – планида у него такая…
* * *Из штаба фронта приходит радио: в Минске концерт для раненых офицеров. Красовскому и Розенфельд прибыть для выступления. Ну, дела! Ольга в панике: одно дело петь в узком кругу, другое – в городском театре. Концерт состоится именно там. Готовиться некогда – выступление сегодня. Переодеваемся, цепляем награды, залезаем в кузов грузовика. В кабине занимает место Егоров. Нам с Ольгой надо обсудить программу. На всякий случай у нас баул с одеждой, но абсолютно неясно, что пригодится.
К счастью, нас встречают. Грузовик тормозит на улице Подгорной, Егоров входит в театр и возвращается со знакомым инспектором. Полковник жмет мне руку, галантно целует ручку Ольги.
– Споете песни военлетов, – объясняет он. – Те, что я слышал. Концерт самодеятельный, все армии представили артистов. Я вспомнил о вас. Не подведите! Пусть знают летчиков!
Нас ведут в театральную гримерку. Есть время умыться, привести себя в порядок. Нахожу служительницу, объясняю, что нужно. Она соглашается. Других женщин среди артистов нет, отчего не помочь? Идем с Ольгой на сцену. Занавес закрыт, на сцене – офицеры, есть вольноопределяющиеся. Это артисты, они волнуются. На Ольгу глядят с любопытством: женщина в форме – диковинка. Смотрим в щель занавеса. Зал полон. Золотых погон мало, главным образом защитные. Фронтовики… Много бинтов; костыли, трости… Сотен пять зрителей – театр небольшой. Ольге дурно: выступать перед таким собранием! Веду ее в гримерку. Мы в конце списка, есть время собраться.
– Павлик, я не смогу! – Лицо Ольги в пятнах. – Столько людей!
Приседаю перед стулом, беру ее за ручки.
– Оленька, это офицеры. Такие же, как Леонтий Иванович, Сергей, Турлак. Они хорошие люди. Они пострадали за Отчизну, их нужно развлечь.
– Я обязательно собьюсь или слова забуду!
– Они не будут строги. Они ведь знают, что мы не артисты.
– Может, ты один?
– Им приятно видеть женщину. Не волнуйся, у нас получится!
Успокоив кузину, иду за кулисы. Концерт начался. Самодеятельные артисты поют, декламируют под музыку. Это очень популярно в это время – мелодекламация. Выступают неплохо. Любой командир желает отличиться – показать, какие у него орлы, в корпусах отобрали лучших. Нас дернули второпях. В ложе – сам командующий фронтом, мне шепнул это Егоров. Ольге я не сказал – упадет в обморок. Генерал ощущает вину за проваленное наступление, для уцелевших в бойне устроили концертик. «Успокойся! – говорю себе. – Чего взъелся?» У меня просто мандраж; я, как и Ольга, паникую.
Разглядываю публику. Артистов принимают хорошо: аплодируют, кричат «браво». Однако не все. Замечаю штабс-капитана в третьем ряду. Он сидит с краю, вытянув в проход загипсованную ногу. В руке – костыль. Лицо у штабс-капитана хмурое, он не улыбается и не аплодирует. Где его ранили? Под Столовичами? Там лег цвет гренадерского корпуса. Под Барановичами? Дивизия генерала Саввича, потеряв 2600 офицеров и солдат только убитыми, захватила Болотный Холм, который немцы вернули к вечеру. При этом попали в плен 8 русских офицеров и 284 солдата… Русские дрались храбро, не их вина, что начальники бездарные.
На сцене корнет поет арию. Замечательно поет, наверняка брал уроки. Штабс-капитан кривит губы. Что ему до страданий опереточного графа? Внезапно понимаю: о погибших военлетах петь нельзя. Летчики – привилегированная часть армии, им служить легче, и наград у них больше. Военлеты гибнут, но не полками. Нас не поймут, штабс-капитан с костылем не поймет.
Возвращаюсь в гримерку. Ольга в платье, судорожно мнет в руках платочек.
– Оленька! – говорю как можно ласково. – В песне про военлетов будут иные слова.
– Я не успею выучить! – Она снова в панике.
– Подхватишь на лету, они не сложные. Ты у меня умница! – чмокаю ее в лоб. – Ты у меня самая лучшая!
Она вздыхает и утыкается лицом мне в грудь. Вот и славно. В гримерку заглядывают – наш черед…
– Военный летчик, поручик Красовский! – объявляет ведущий в мундире Земгора. – И его очаровательная спутница госпожа Розенфельд!
Чтоб ты сдох, земгусар! Какая Ольга спутница? Она зауряд-прапорщик! Поздно…
Выхожу на сцену. В зале легкий шорох – разглядели. Предыдущие артисты не блистали наградами. В зале фронтовики, они знают цену Георгиевскому оружию. Гитара…
Мы, друзья, перелетные птицы,
Только быт наш одним нехорош:
На земле не успели жениться,
А на небе жены не найдешь…
Из-за кулис появляется Ольга. На ней синее платье, в руках – кружевной зонтик. Кузина привезла его из Москвы – на фронте без зонтика просто никак. Пригодились кружавчики. Ольга гуляет, изображая недоумение. Зачем искать жену на небе, когда она на земле! Ходит одинокая, в то время пока поручик поет. На лицах зрителей улыбки – у Ольги получается.
Потому как мы воздушные солдаты!
Небо наш, небо наш родимый дом.
Первым делом, первым делом аппараты.
– Ну, а барышни? – капризный вопрос.
– А барышни – потом!
В зале смеются и хлопают. Смотрю в ложу: командующий фронтом улыбается. Генерал запретил офицерам увлекаться женщинами. Злые языки утверждают: сам Эверт это правило нарушает. Это как всегда…
Чтоб с тоскою в пути не встречаться,
Вспоминая про ласковый взгляд…
Финальный аккорд, Ольга кланяется и бежит за кулисы. Зал аплодирует, штабс-капитан с костылем – нет. Остаюсь один; Ольга выйдет к последнему номеру. У нас четыре песни, ей еще переодеться.
«Дождливым вечером» и песню английских летчиков встречают тепло. Штабс-капитан не аплодирует. Кланяюсь, смотрю за кулисы – Ольга успела.
– Господа, мою партнершу неправильно объявили. Позволю себе исправить ошибку. Военный фельдшер, зауряд-прапорщик, Георгиевский кавалер Ольга Матвеевна Розенфельд! Прошу!
На Ольге новенький, построенный к смотру, мундир и летная пилотка. На груди – Георгиевская медаль. Ее встречают аплодисментами, офицеры вытягивают головы, чтоб лучше рассмотреть. Диковина! Штабс-капитан в третьем ряду кривит губы. Ах ты!..
– Зауряд-прапорщик получила награду из рук государя-императора за храбрость, проявленную при спасении офицера.
Уточнение лишнее: Георгия вручают только за храбрость. Но мне не нравится штабс-капитан. Ага, перестал ухмыляться! Тебя, наверное, тоже спасали: останавливали кровь, накладывали повязку. Смотрю на Ольгу. Кузина раскраснелась, улыбается. То, что нужно.
– Песня посвящается офицерам-фронтовикам!
Ну, с Богом!..
Господа офицеры, по натянутым нервам
Я аккордами веры эту песню пою
Тем, кто дом свой оставил, живота не жалея.
Свою грудь подставляет за Россию свою.
Тем, кто выжил в окопах, в атакующих ротах,
Кто карьеры не делал на паркетах дворцов.
Я пою офицерам, живота не жалевшим,
Щедро кровь проливавшим по заветам отцов.
Ольга стоит рядом, ей рано вступать. Сможет? Припев пою один, она молчит. Дальше…