Побег из волчьей пасти (СИ) - "Greko"
— Спроси его, где в Кутаиси армянские купцы обитают? — попросил меня Эдмонд.
— Везде! — развел хозяин руками.
— Зачем нам армяне-купцы? Будем искать проводника-коробейника, как советовал Гассан-бей? — спросил я Эдмонда, когда духанщик удалился.
— Есть вариант получше! У нас есть, где остановиться. Купец Никол, его мне рекомендовали черкесогаи из «тхамада» на Кубани. Пойдем спать на воздух. Лучше в конюшне на соломе, чем в этом духане!
Я хмыкнул. Название «духан» обрело для меня несколько иной смысл после посещения этого совсем незлачного места. Кутить тут никак бы не вышло. А вот духом недобрым пропитаться — запросто.
… К полудню добрались до Кутаиси.
Я поймал себя на мысли, что, начиная с перевала, мне все чаще и чаще приходят в голову мои грузинские воспоминания. Вот и сейчас я невольно стал сравнивать свои первые впечатления с картинкой Кутаиси моего старого-нового настоящего. И вынужден был признать: что в начале XXI века, что сейчас город на Риони был дыра дырой. Сейчас — в азиатском антураже.
Узкие грязные улицы. Дома в восточном стиле, призванном не восхитить прохожего, а спрятать от его глаз частную жизнь. Крытые галереи, на которых восседали с трубками пребывающие в праздности горожане. Ни одного дома европейского образца. Быть может, где-то в центре, где сидело русское начальство, что-то и было. Но мы по понятной причине туда не жаждали попасть.
Сонное захолустье — такое определение приходило на ум. Лишь торговая улица, заполненная покупателями и торговцами, несколько скрашивала картину. Узкая и кривая, она была плотно заставлена открытыми лавками и развалами с фруктами, овощами и орехами. Все было выставлено на показ — стрижка голов и бород, приготовление плова, выпекание лавашей и пури, пошив одежды, чеканка серебра, ремонт чувяков и сапог, торговля кашемиром.
Я загляделся на выставленные на продажу папахи и черкески. Но Спенсер обратил мое внимание на другое. Он указал мне на кузнеца, подковывавшего лошадей. Я хмыкнул: в Черкесии лошадей не подковывают.
— Мы с тобой отвыкли от этого зрелища!
— Боже, Коста! Они используют вместо гирь камни и деревяшки! И веревки! — обескуражено воскликнул Спенсер, показывая рукой на способы взвешивания товара в местной торговле.
Первый лавочник, к которому мы обратились, тут же указал нам на дом купца Никола. Лавок он не держал. У него, как оказалось, был куда более солидный бизнес. Он занимался торговлей золотом и серебром и имел широкие связи от Черкесии до Персии и Турции. С горцами он знался через свою жену. Все это нам поведал словоохотливый лавочник.
«Через жену, так через жену, — думал я, направляясь с Эдмондом к указанному дому. — Большая деревня. Все всё знают друг про друга. Уверен, что через пять минут весь Кутаиси будет извещён о том, что к Николу приехали очередные черкесы».
Меня сейчас это мало волновало. Нужен был отдых. Нужно было хоть как-то приводить Спенсера в порядок.
Хозяин не удивился нашему визиту. Принял нас за черкесов, которые были частыми гостями в его доме. Имея жену-абазинку, он оказывал горцам услуги представителя их интересов в Константинополе. Все это он успел нам сообщить до того, как я, не переступая порога, объяснил, кто мы на самом деле. Никол даже не стал скрывать своего облегчения, когда узнал, что перед ним грек и англичанин, к горцам имеющие только опосредованное отношение. Было очевидно, что он откровенно их побаивался.
Настороженность пропала — к Николу вернулся важный и напыщенный вид. В принципе, сейчас он мог выставить нас на улицу. В другой раз я, наверное, плюнул бы. Пошёл бы искать приют где-нибудь ещё. Но сейчас позволить себе чрезмерную гордость не мог.Затараторил на армянском. Врал не краснея о том, что старейшины-черкесогаи много нам рассказывали про значение и вес Никола. Про его великодушие. Упомянул, что Спенсер — практикующий врач.
Вряд ли Никол до конца поверил льстивым похвалам. Будучи деловым человеком, уши держал востро и на лесть не покупался. Но именно потому, что был купцом до мозга костей, сразу определил для себя выгоду в нашем появлении. Такой выгодой для него оказался Спенсер. Как врач. Армянин скинул напыщенность, опять превратился в гостеприимного хозяина. Наконец, нам было позволено переступить порог его дома.
— Уважаемый Никол! — я решил держаться льстивой линии в своем поведении. — Нам очень стыдно…
— Почему? — удивился Никол.
— Вы же понимаете. Переход у нас был долгим. Мы одичали. Заросли грязью. И нам бы совсем не хотелось в таком виде сейчас нарушать чистоту и порядок вашего замечательного дома. Я думаю, нам следует сначала сходить в баню, а уж потом…
— В баню? — рассмеялся Никол.
— Да. Честно говоря, мы оба мечтаем о теплой воде.
— Дорогой, Коста! Тут не Тифлис. В Кутаиси нет бань! — огорошил меня купец.
— Как такое возможно?
Никол только развел руками.
— И что же нам делать?
— Ну… — Никол пожал плечами, — можно отправиться на берег Риони и там привести себя в порядок с помощью ледяной проточной воды и жидкого мыла в горшочке.
— Да я бы с радостью. Только мой попутчик, к сожалению, сейчас не в силах выдержать такую помывку. Может, возможно нам дать хотя бы пару ведер теплой воды? Мы помоемся прямо здесь, во дворе.
— Да, это возможно.
Никол отдал необходимые распоряжения. Забегали люди.
— У вас много слуг! — я думал, что опять польстил Николу.
— Это не слуги. Это мои рабы!
Мое ошеломление было столь велико, что я не смог ничего сказать. Никол это заметил.
— Почему это тебя так удивляет?
— Но как же⁈ Неужели присутствие русских…
— А, русские! — Никол небрежно махнул рукой. — Они тут особо не вмешиваются в наши дела. А вот и ваша вода.
Я не стал более расспрашивать о русских и о местных порядках. За обедом поговорим.
Устраивать полный стриптиз со Спенсером не стали. Разделись по пояс. Прежде размотали все бинты. Раб, возившийся с вёдрами, увидев наши раны, изменился в лице. Я не стал ничего объяснять. Почему-то подмигнул ему. Думал, что тем самым успокою его. Мол, не обращай внимания. Ничего страшного. Так получилось. Но раб мое подмигивание воспринял по-другому. Как лихость опасного человека, не придающего никакого значения ранам и крови. Испугался еще больше. Поставил ведро, убежал в дом. Через минуту его лицо и лица еще нескольких рабов появились в окне. Теперь все смотрели на нас с любопытством и страхом.
«Наверняка, и Николу уже успели доложить», — усмехнулся я, занимаясь руками Спенсера.
Потом помог ему помыться. Опять перебинтовал руки. Быстро умылся сам. Когда одевались, на порог дома вышел Никол.
— Ну что? Готовы?
Я кивнул.
— Прошу, проходите! — Никол пригласил нас в свой дом.
Дом Николы представлял собой странную смесь обычаев и этикета со всего света. Обед нам подали в столовую, где мы разместились на стульях и могли пользоваться вилками, а не пальцами, как уже привыкли. Все сервировалось с восточной — вероятно, персидской — пышностью. Позолоченные тяжелые подносы, дорогая посуда и серебряные чаши с вином. Каждая деталь внутренней обстановки должна была свидетельствовать о богатстве хозяина. Диваны в главной комнате были покрыты роскошными шелками, пол устлан персидскими коврами, а стены увешаны пурпурным бархатом.
В том же доме, по соседству со всем этим великолепием, размещалась кухня с очагом, устроенным прямо на утрамбованной земле, как в духане, из которого мы позорно бежали. Женщины-рабыни сидели на полу, подогнув ноги и готовили еду точно также, как это делали их бабушки и прабабушки в глинобитных саклях лет 100 назад. Им не мешал дым и чад от горящих поленьев под казаном, исходящим паром поблизости.
«И в таком богатом доме нет ни ванны, ни бани!» — удивлялся и сокрушался я.
Супругу хозяина звали Кинша. Что означало «счастье». Я вздрогнул, когда услышал ее имя. Не об этом ли счастье толковала мне Малика перед расставанием? Но тут же успокоился. Жена Николы была очаровательной черкешенкой, но ее красота не задела ни одной струны в моем сердце. Она сделала счастливым своего мужа. Здесь, в чужой стране, она завела такие порядки, что даже домашние рабы чувствовали себя членами многочисленной и здоровой семьи. И все платили ей в ответ любовью и заботой. А муж буквально купал ее в золоте. Ее руки, пальцы и уши были увешаны золотыми украшениями.
