Столичный доктор. Том IV (СИ) - Вязовский Алексей

Восполнившись после медитации вселенской гармонией, я отправился писать речь. Точнее, попробовал. Ведь на крыльце меня ждал пьяный в дымину Винокуров. Врач вышел покурить и все пытался зажечь спички. Они ломались одна за другой. Вселенская гармония вздрогнула и попыталась сбежать — врач был в белом халате, на ухе висела маска. Значит, на смене… Огромным усилием я удержал гармонию в себе.

— Александр Николаевич, что с вами⁈

— Ой, прошу пардону!

Винокуров икнул. Доктор сфокусировал на мне свой взгляд:

— Женя! То есть Ваш сиясс… Мои поздравления! Целый князь! Нет, ну надо же…

Тут гармония окончательно покинула меня и я начал орать.

— Пьяным на смену⁉ Сейчас же сдать всех пациентов и вон отсюда! Простым штрафом у меня не отделаетесь!

На крики из окон начали выглядывать врачи, на крыльце появился бледный Моровский. Увидев состояние Винокурова, он ахнул, начал пытаться затащить доктора в корпус, но тот ловко вырывал руки. Одним из обратных движений внезапно прилетело и мне в голову. Точнее прилетело бы, если бы я не поставил блок. Только вот за этим отмахиванием, Винокуров оступился, упал прямо на меня, стоящего на ступеньку ниже. Я перебросил пьяное тело через себя, доктор упал в пыль. Санитарки, внезапно появившиеся в окнах, охнули. Были бы сейчас смартфоны — завтра видео, как лауреат премии Уоррена валяет пьяницу в пыли, уже было бы на Ютьюбе.

Винокуров очень быстро вскочил, грязно выругался.

— Вацлав Адамович! Господина Винокурова перевести на месяц в санитары! На два. А вам штраф.

— Он… был трезв на утреннем обходе. Потом получил какую-то срочную телеграмму, попросил отлучиться…

— Вот и наотлучался. В нем литр белой сидит. А то и больше. Устройте ему промывание.

Краем глаза я заметил, что в мою голову летит кулак, присел под нем. Винокурова развернуло, потом еще раз. Наконец, он остановился, посмотрел на меня, как бык на красную тряпку:

— Сатра-апы… Отольются вам наши страдания.

Фантасмагория нарастала. Нет, ну что за семейка? Сначала Винокуров-младший мне делает нервы. Теперь еще и старший пошел в разнос. А ведь был таким спокойным, рассудительным.

— Какие страдания?

— Да что говорить с ним, пьяным. Я сейчас уведу его в процедурную, — Моровский протиснулся мимо меня, спустился по ступенькам.

— Что смотрите? На варьете пришли⁇ — накинулся я на любопытных санитарок, по-прежнему торчащих в окнах — Сбегайте кто-нибудь, позовите Жигана!

Зрителей заметно поубавилось.

Не дожидаясь появления безопасника, я закончил свое участие в этом шоу, зашел в здание. Нет, до чего же погано! Все настроение насмарку. И как теперь писать поздравительную речь⁇

Глава 24

ПЕТЕРБУРГЪ. По всеподданѣйшему докладу министра внутреннихъ дѣлъ, Государь Императоръ Высочайше повелеть соизволилъ: объявить строгiй выговоръ помощнику московскаго оберъ-полицмейстера, числящемуся по полевой конной артиллерiи, полковнику Рудневу и состоящимъ по армейской кавалерiи: полицмейстеру московской городской полицiи полковнику барону Будбергу и чиновнику особыхъ порученiй при московскомъ оберъ-полицмейстерѣ подполковнику Померанцеву за упущѣнiя по службѣ, обнаруженныя слѣдствiемъ по дѣлу о несчастномъ событiи 18-го мая сего года въ Москвѣ, на Ходынскомъ полѣ.

ЛОНДОНЪ. Вотъ уже третiй разъ, что англiйское правительство откладываетъ билль объ охраненiи жизни углекоповъ. Съ 1851 года убито 49,261, а изувѣчено всего 4,500,000.

ПАРИЖЪ. Завѣдывающему институтомъ Пастера доктору Мечникову пожалованъ офицерскiй крест ордена «Почетнаго легiона».

Наверное, чтобы увести в сторону от тяжелых дум, сотрудники «Русского медика» решили меня отвлечь. Как утверждал академик Павлов, если ты работал головой, то для отдыха достаточно покопать землю. И наоборот — носильщикам помогает решение сканвордов. Других причин вовлечения меня в бесконечный дурдом скоропомощного стационара я не вижу.

И кого послали вперед на амбразуры? Правильно, Викторию Августовну. Остальные испугались. Она вошла в мою квартиру по привычке без звукового сигнала. Замок я не менял, а ключ девица Талль решила не сдавать. Ладно, не будет же она воровать смену нательного белья и комплект чайных кружек. Пусть пользуется, если так надо. Но постельное на всякий случай велю сменить от греха подальше.

— Женя, здравствуй. Говорят, тебя можно поздравить?

— Можно. Поздравляй, — ответил я, не поднимая головы. Демонстративно зевнул, разглядывая Вику. Румяная, веселая, на туго натянутой блузке расстегнута одна лишняя пуговичка. Девушка пошла в атаку?

— Тебя просят, если сможешь, в операционную. Там ножевое ранение живота.

— А Моровский где?

— Так уехал на вторую подстанцию вместо Винокурова.

Вот совсем не веселый разговор. Внутри все опустилось, я тяжело вздохнул.

— Хорошо, сейчас подойду.

А правда, когда я оперировал в последний раз? Надо эти вояжи пресекать, почаще к столу становиться. Вот Склифосовский — сколько лет профессору, но хирургию не забрасывает. А то я скоро забуду как скальпель держать. Помню, один российский министр здравоохранения раз в неделю ездил в Питер, оперировать в военно-медицинской академии. Результат, говорят, неважнецкий был, но чиновник все равно старался.

В операционной уже все ждали. Доктор Лебедев, очевидно, предназначенный на роль ассистента, бил копытом у стола, помытый и одетый. Пациентку уже ввели в наркоз, операционное поле выделили и стерилизовали.

— Здравствуйте, Никита Егорович, что там, рассказывайте, чтобы время не терять.

— Ваше сиятельство, разрешите…

— Предупреждаю, — громко, чтобы вся бригада слышала, сказал я. — Еще раз услышу про сиятельство в операционной — не поленюсь размыться, пинками гнать буду до ворот. Продолжайте, коллега.

— Проникающее ножевое ранение живота, рана свежая, не больше часа. Женщина, вернее, девушка совсем, шестнадцать лет, шла мимо пивной, случайно попала в драку.

— Показатели?

— Давление девяносто пять на шестьдесят, пульс сто двадцать, температура тридцать семь и ноль, частота дыханий двадцать четыре.

— То есть организм держится из последних сил перед гиповолемическим шоком. Группа крови?

— Вторая. Кровь нужной группы имеется, на всякий случай греем литр.

— Грейте два. С запасом. Место ранения?

— Левая подвздошная область.

— Приступим, помолясь, — скомандовал я и пробормотал неизменное «Не дай, господи, накосячить», повернувшись к иконе святого Пантелеймона.

Ну вот, чего и стоило ожидать: полный живот крови. В будущем на плазму можно было бы собрать… Но нет пока, используется только цельная. На выброс, значит, как и ранее.

Вычерпали восемьсот миллилитров, добрались до места кровотечения. Блин, верхняя мезентериальная артерия…

— Перевязываем, Евгений Александрович? — спросил Лебедев.

Вообще-то тактика такая сейчас считается методом выбора, но меня вдруг понесло:

— А тонкий кишечник вы после этого куда? Служитель в госпитальный отвал вывезет? А как ей жить потом? И что это за жизнь будет? Уж не лучше ли дать ей истечь кровью и не мучиться? Снимайте зажим, Никита Егорович, мы отвернемся.

— Да как же, нельзя так…

— Может, сосудистый шов? Не слышали про такое? Говорят, в фантастических романах пишут, что есть.

— Извините. Я сейчас.

Блин, с третьей попытки у Лебедева получился состоятельный шов. Резать концы артерии уже некуда было, чуть не внатяжку. Но я не вмешивался. Взрослые ребята, книжек начитались, а руками стараются побыстрее и попроще. Пускай покорячится, в следующий раз подумает, хороши ли простые решения.

— Вытрите лицо Никите Егоровичу, — велел я, когда Никита поднял голову. — Колпак и маску сменить, а то прямо вурдалак натуральный. И продолжаем. Ревизию кишечника за нас, похоже, делать никто не собирается.

Речь я написал. Лучше, конечно, без бумажки, но хотя бы тезисы надо. Вспомнить корифеев, всех учителей поименно назвать, про нынешних не забыть. Позвал потом Вику, заставил слушать с секундомером. Не очень девица Талль этому порадовалась, но меня это как-то мало волновало. Хорошо хоть, про свою тяжелую долю не начала рассказывать. Поняла, что меня такими сказками разжалобить трудно. Я ведь могу и к зеркалу послать, чтобы увидела истинную виновницу своих бед.