Джон Кристофер - Смерть травы. Долгая зима. У края бездны
— И как они там себя чувствуют?
— Надеюсь, прекрасно. — Она заглянула в сумочку и достала письмо. — Вот, взгляни.
Письмо было от Робина. Эндрю пробежал его глазами и вернул Кэрол. Обычное письмо от обычного мальчишки из частного интерната.
— Да, похоже, они счастливы.
— Еще бы! За такие–то деньги!
Он пригубил бренди. Кэрол налила себе ситро. На ее губах играла наполовину любопытная, наполовину оборонительная усмешка.
— Нас провожал Дэвид, — сказал Эндрю.
Она пробормотала что–то невнятное, а потом спросила:
— И как он?
— Ему нелегко. Иначе и быть не может. Но он держится молодцом.
— Бедняжка Дэвид!
— Когда ему потребуется уносить ноги, он нагрянет без предупреждения.
— Знаю. Он говорил мне об этом. Думаю, ему надо было выбраться пораньше. — Ее слова звучали как простая констатация. — Он вполне мог это сделать. С его–то связями!
— Возможно, теперь ты смогла бы его уговорить.
Ответ последовал не сразу.
— Европа — это очень далеко. Эмоционально, а не только географически. Воспоминания меркнут. Города, люди… Возможно, так происходит только со мной.
Он понял, о чем речь, и ему стало не по себе. Кэрол наклонилась над столом, сдавив локтями свою роскошную грудь.
— Я почти забыла, как ты выглядишь, Энди. Теперь я смотрю на тебя свежим взглядом.
Это вполне могло быть сознательной провокацией, хотя не исключалась и случайность. Он почувствовал смятение, внезапно вспомнив, что беседует с женщиной, все еще приходящейся ему по закону женой. Выходит, он несет за нее ответственность. Если ослепление Дэвидом прошло, то ей может взбрести в голову возобновить прежние отношения — ведь они были не так уж несчастливы вместе. Эта мысль вызвала у Эндрю беспокойство, но иного рода, нежели то, которого он ожидал.
— В конечном итоге Дэвид никуда не денется. А мне надо позаботиться о Мадлен, — неуклюже пробормотал он.
Кэрол усмехнулась:
— Нет, кое–что осталось прежним. Что ж, ладно. Кстати, как ты собираешься это сделать? У тебя есть хоть какие–то соображения?
— Постараюсь подыскать себе работу. Журналистика, телевидение…
— Об этом можешь забыть, — прервала она его. — Европейцев просят не беспокоиться. В самом начале кое–кто успел найти себе место, но только не в этих двух областях. По сути дела, нам закрыт доступ в любые престижные профессии. Здесь теперь избыток белых врачей. Швейцар в доме, где у меня квартира, имел практику в Вене.
— Я не подозревал, что дела так плохи.
— Остался всего один путь. Ты служил в танковых войсках. Теперь ты можешь помогать им готовиться к войне.
— К какой еще войне?
— Против Южной Африки. Насколько я понимаю, она начнется через два–три года. Ты мог бы получить звание. Они берут белых офицеров до звания капитана включительно. На краткосрочный контракт.
— Нет, — сказал Эндрю, — это не по мне.
— Сколько у тебя с собой денег?
— Двести пятьдесят фунтов. И еще больше тысячи у Мадлен.
— Сложите все вместе и заведите торговлишку, — посоветовала Кэрол. — Не важно какую. Черные все еще розовеют от удовольствия, когда товар им отпускают белые руки. Если ты правильно выберешь товар и место, то дела могут пойти неплохо. Я уже говорила, что здесь можно сколотить приличные денежки.
— Спасибо за совет.
— И не тяни, берись за дело сразу. Иначе деньги уплывут между пальцев, особенно в Лагосе. Ибадан ничуть не лучше. Возможно, на севере было бы полегче — скажем, в Кадуне. Примитивно, конечно, зато есть перспектива.
— Ты быстро набралась сведений об этой стране, — заметил Эндрю.
— У меня свои источники информации, — с улыбкой ответила Кэрол.
— А как ты сама? — спросил Эндрю. — Все в порядке?
— Стараюсь.
— Нашла себе работенку?
— Вот именно. — Она взглянула на часы. — Хочешь еще выпить?
Часы были новыми; камушки, усеивавшие циферблат, начинали переливаться, стоило ей пошевелить рукой. Он внезапно понял, что тяжелое ожерелье у нее на шее — не просто бижутерия: на цепочке из чистого золота поблескивали полудрагоценные и драгоценные камни.
— Значит, мне не следует за тебя беспокоиться, — заключил Эндрю. — Спасибо, я больше не буду пить. Мне пора. Денек выдался не из легких.
— Я дам свой адрес — на случай, если тебе захочется меня найти.
Они расстались в дверях бара, пожелав друг другу доброй ночи. Эндрю задержался, чтобы переброситься словечком с привратником; он уже чувствовал побуждение, которому предстояло стать потребностью, — поприветствовать собрата по расе, еще одного одинокого и несчастного человека.
— Вы из какой части Франции?
— Из Дижона. У меня было агентство по торговле недвижимостью.
Эндрю кивнул:
— Помнится, я проезжал через ваш город как–то вечером, зимой. Даже останавливался там, чтобы поесть. Не помню, как назывался ресторан, но еда была отличная.
— В Дижоне всегда была отличная еда.
— А потом прогулялся по улицам. Шел дождь, мостовые отражали свет фонарей. Я помню магазины — кондитерские, ювелирные, мясные лавки с головами оленей и диких кабанов над дверьми.
— И я помню, месье. Помню шум голосов в закусочных и еще многое другое…
В дверях появились двое рослых нигерийцев с дамами, и привратник занялся ими. На мужчинах были яркие одежды и тюрбаны на головах. Дамы были белыми. Уходя, Эндрю оглянулся и снова увидел Кэрол. Она шла назад в бар, сопровождаемая нигерийцем в вечернем костюме.
На следующее утро, спускаясь к завтраку, Эндрю запасся газетой «Таймс оф Найджириа» на случай, если ему придется долго ждать Мадлен. Однако она уже сидела за столом и встретила его улыбкой. Он сел с нею рядом и отложил газету, не раскрывая. Маленький столик предполагал интимное соседство.
— Мне стыдно, — сказала она. — Я заказала двойную порцию яичницы с беконом.
— Чувство стыда всегда полезно разделить на двоих. Я возьму то же самое.
— Как Кэрол?
— Она прекрасно устроилась. — Эндрю помолчал. — Кажется, у нее завелся богатый чернокожий друг.
Взглянув на него, Мадлен спокойно произнесла:
— Могла бы по крайней мере скрыть это от тебя.
— Она и не афишировала этого. Я увидел их вместе совершенно случайно. Мне все равно. Но Дэвиду будет не все равно. И тебе.
— Не уверена.
— Не уверена… в чувствах Дэвида или в своих собственных?
— Ни в его, ни в своих. А ты почувствовал облегчение?
— Когда знаешь, что она может сама о себе позаботиться, все становится на свои места.
— Как мальчики?
— Они учатся в безумно дорогом интернате в Ибадане. Кажется, у них все идет отлично. Она показала мне письмо от Робина.
— Ибадан?..
— Сто десять миль к северу. Столица Северной провинции, в два раза больше Лагоса.
— А я думала, это в Персидском заливе.
— Там Абадан. Нам предстоит многое узнать. И чем быстрее, тем лучше. В конце концов, мы ведь беженцы.
— Беженцы? Вообще–то да. Что еще сказала Кэрол?
— Дала мне хороший совет.
— А именно?
— Она считает, что я могу поступить на службу в нигерийскую армию, чтобы готовить солдат к войне с Южной Африкой, которую они собираются рано или поздно начать. Совместно с другими африканскими странами, надо думать. Трудно надеяться, чтобы в одиночку они могли рассчитывать на успех.
Мадлен улыбнулась:
— Полагаю, эта мысль пришлась тебе не очень–то по душе.
— Было и второе предложение — чтобы мы с тобой объединили средства и открыли магазин. Белые торговцы пользуются здесь популярностью. И в них пока еще ощущается нехватка.
— Военный инструктор или торговец. Видимо, дела пойдут непросто, да? Что же это будет — газетный киоск, табачная лавочка, горшки со сковородками? Наверное, чтобы открыть аптеку, понадобилась бы соответствующая квалификация?
— Вроде того. Вчера вечером я проходил мимо провала в стене, над которым болталась надпись: «Доверительный медицинский кабинет».
Она покачала головой:
— Где уж нам конкурировать…
— Покидая Англию, Кэрол прихватила четыре тысячи фунтов, — вспомнил Эндрю. — Наверное, я мог бы претендовать на какую–то часть. Но…
— Нет, не нужно, — скороговоркой выпалила Мадлен. — Пожалуйста! Мне бы не хотелось.
— Тогда я смогу вложить в дело в пять раз меньше, чем ты.
— Это так важно?
— Может стать важным. Когда здесь появится Дэвид.
— Что бы ни случилось, мы не станем ссориться из–за денег.
— Как и из–за чего–либо другого.
— Да, — сказала Мадлен и взяла его руку в свою. — Уверена в этом.
Их пальцы переплелись.
— Кажется, нам сейчас подадут яичницу с беконом, — умиротворенно произнес Эндрю.
Они с жадностью набросились на завтрак, наслаждаясь после долгих лишений обилием еды. Наливая себе третью чашку кофе, Эндрю вспомнил про газету, в которую так и не удосужился заглянуть. Он развернул ее и начал с первой страницы. Заголовки выглядели кричаще, бумага была самой дешевой, но и это впечатляло после лондонских листочков. Главная новость касалась Южной Африки: «ЗВЕРСКОЕ ОБРАЩЕНИЕ С ЖЕНЩИНАМИ И ДЕТЬМИ». Ниже шло шрифтом помельче: «Сенсационное сообщение вождя банту» — леденящая душу история, которую Эндрю счел совершенно неправдоподобной. Он перевел взгляд на другой заголовок, помещавшийся на следующей странице: «ЕВРОПЕЙСКИЕ ВАЛЮТЫ: РЕШЕНИЕ ПРАВИТЕЛЬСТВА».
