Андрей Архипов - Поветлужье
Отослал он и Фаддея с напарником обучать поселенцев новой веси технологиям строительства на примере того же недоделанного пятистенка, присоветовав только серьезно увеличить размеры домов. При этом бригадиру плотников вручили план веси, нарисованный Николаем вместе с воеводой и его новоиспеченным полусотником.
Те как раз и привели отяков к новому месту жительства. А еще туда же запланировали поселить часть мастеровых из веси вместе со старостой Никифором, перемолвившись с ним предварительно через тын, да тех, кто согласится работать на добыче руды и выплавке чугуна. При этом договорились поселить их вперемежку, чтобы отяки не замыкались в себе и понемногу начали общаться с переяславцами, изучая их язык. Что касается старосты, то это было скорее временное назначение. Никифор не слишком любил свою должность, даже немного тяготился ею, стараясь никогда не вылезать за грани мирских дел. Его и выбрали без особого на то его желания: просто человек попался под руку, пару раз в пылу спора охладив горячие головы да дав при этом мудрые советы. Но Никифор вполне устраивал самих переяславцев. Да и отякам, вероятно, понравился бы тоже. Кому хочется, чтобы на него с самого начала стали бы давить, устанавливая свои порядки? Сперва надо пряник дать, а потом и спрашивать по всей строгости.
Согласовав план веси и поразмыслив втроем о постройках, новоявленные архитекторы не пришли к твердому убеждению, будут ли пятистенки значительно теплее землянок, тем более если к строительству тех подойти со всей возможной серьезностью. Но зато они были заметно чище — тот же Вячеслав мимоходом обронил, что делать надо только так, а к мнению лекаря явно стоило прислушаться. Кроме того, от земляного пола все-таки ощутимо несло холодом. Стелить же туда тес — это просто зарывать в землю столь ценный ресурс. Решили, что когда зима придет, тогда люди сами все смогут сравнить, а пока строить надо по-новому, чтобы было с чем сравнивать.
* * *
Тимка довольно потирал руки. Вот и он на что-то сгодился. Хорошо, что отпросился сбегать на разведку перед ночевкой, день почти сэкономил. Закатное солнце ласково светило через ветки деревьев, и хотя настырная сорока постоянно держалась у него за спиной, ее стрекот почти не раздражал. Как же хорошо вокруг! Огромные сосны, темно-синее небо, зеленая хвоя... А вот ползают большие черные мураши, протоптавшие свои дорожки между толстыми пластами светло-коричневой коры. Тимка улыбнулся им и бабочке, которая махнула оранжевыми крылышками прямо у него под носом. Трава с серыми ошметками старой, высохшей хвои стелилась у него под ногами, а те сами бежали к месту стоянки. За плечами у него висел самострел и мешок, где лежали образцы известняка, которые он нашел на обрыве глубокой яруги, бывшей когда-то руслом какой-то лесной речушки. Может, конечно, эти камушки и не те совсем, но уж очень они подходят под описание отца. Тот же упомянутый им бело-желтоватый цвет с неблестящей поверхностью. Об этом месте почти на самом берегу Ветлуги вспомнил Пычей, когда беседовал с Тимкиным батей, обсуждая постройку новой веси. Осталось только найти, но это как раз и оказалось самым сложным, поскольку отяцкий староста не мог вспомнить точных примет — сказал лишь, что в двух часах хода вниз по течению за нижним гуртом. Может, нашли бы и другие месторождения в тех районах, где пытались обнаружить руду и глину, но неожиданный буртасский рейд прервал поиски в самом разгаре. А теперь... теперь известняк нужен был очень срочно, а почти весь народ был занят или болел. Вот и решили они сначала втроем проверить уже известное место. Судя по всему, расстояние, которое упомянул Пычей, тот измерял, не плывя на долбленке, а добираясь пешим ходом через непролазные заросли по берегу реки. Так что эта яруга оказалась гораздо ближе к гурту, чем им показалось по объяснениям. Но при этом они потеряли столько времени в поисках по дремучему лесу... Зато теперь, похоже, их мучениям настал конец. Сейчас Тимка выйдет на ту поляну, где остановились Антип и Радка, занявшиеся по приходе на новое место разделкой подстреленных уток и готовкой нехитрого обеда, а уж там... Тимка отвел в сторону ветки последнего куста, прикрывающего вид на лагерь поисковиков, и остолбенел, уставившись на погасшее кострище.
Вместо обычной суеты напарников его встретила оглушающая тишина. Везде валялись впопыхах разбросанные вещи, а у самого костра лицом вниз лежал Антип. Подавив в себе желание сразу броситься к охотнику, Тимка достал из-за спины самострел, взвел его, стараясь поменьше шуметь, наложил болт, накрыв его предохранителем, и только тогда осмотрелся вокруг и прислушался к вязкому молчанию, окутавшему сгущающиеся сумерки таежного леса. Никого... Так, теперь Антип. С трудом повернув охотника на спину, Тимка ощупал его с головы до ног. Вроде в порядке, никаких ран, кроме наливающейся огромной шишки на пол-ладони выше виска и сочащейся крови из ссадины оттуда же.
"Ох, опять тебя, дядя Антип, угораздило по голове словить..."
Наскоро ополоснув его ссадину водой из ближайшего ручейка, впадающего в Ветлугу, и перемотав голову раненому чистой тряпицей, Тимка начал обходить поляну по кругу, пытаясь отыскивать следы, как его учил охотник.
Так, это та прогалина, по которой он сам ушел и вернулся, а тут... нет, паутина висит нетронутой. Ага, а вот в этом месте свисают лохмотья, и паук совсем недавно начал опять перекрывать проход своей белесой тонкой нитью. Да, судя по всему, пришли с противоположного направления от того, куда бегал он. А может, ошивались где-то рядом? Хорошо, что не столкнулся. "Ох, надо еще осмотреться..." Однако других следов последующий поиск не дал. "А долбленка, на которой они приплыли, цела ли? Неужто пропустил? Да, точно..."
Пробежав полсотни метров до Ветлуги и не обнаружив там лодки в кустах, Тимка удрученно вернулся обратно. Немудрено не заметить следов на тропочке, которую они натоптали, когда таскали вещи в глубь леса.
"Куда же ушли чужаки, и где Радка?"
Еще раз осмотрев Антипа и не решаясь потревожить охотника, Тимка уложил его чуть удобнее, подложил под голову что-то мягкое и нарисовал на земле стрелку, показав направление, куда он пойдет. Дождь вроде не собирался, так что была вероятность, что знаки его не смоет.
"Уф-ф... теперь в путь, — сказал он себе и отправился к Ветлуге, где свернул вниз по течению, удаляясь от нижнего гурта. Однако не прошел он и трех-четырех сотен метров по берегу реки, как заметил в кустах неестественно смотрящийся там обработанный кусок дерева. Потянув с силой на себя, он вытащил на песок заляпанную кровью долбленку с длинной трещиной, тянувшейся по дну. И тут же сверкнула мысль: — Неужели сбежавшие буртасы? Это же они увели ночью лодку, да и стреляли по ним, может, и попали... Вот и кровь. Если так, дело плохо..."
Что уж они сделали с утлым суденышком, Тимка знать точно не мог, но догадаться можно было вполне. Пытаясь с раненым пристать в темноте к противоположному от возможной погони берегу, неловко налетели на корягу, и не слишком крепкая лодочка треснула...
"Так, значит, они тут несколько дней обитали. То ли раненый не давал им двигаться, то ли другие причины... Стоп, посмотрим следы на песке... да, есть чуть ниже. Кто-то выходил оттуда... двое! А через некоторое время зашли обратно. И похоже, что с вещами: следы чуть глубже..."
Тимка метнулся в лес и через некоторое время обозревал покинутую стоянку буртасов, теплые угли костра... Как им не быть теплыми: он отсутствовал в лагере всего часа два, не больше. Наверное, воины заметили их суденышко, проплывающее вверх по течению, и, увидев, что они пристали к берегу, решили забрать долбленку, а заодно и то, что под руку попадется... Вот Радка им и досталась — другой причины исчезновения девушки Тимка не находил.
"Гады... как догоню, так сразу порву на куски, — сказал он себе, прекрасно осознавая, что ничего такого он сделать с воинами не сможет. — И все же, все же... Скоро стемнеет, и они через час-полтора должны встать на стоянку, если не захотят еще раз рискнуть лодочкой. Радку нельзя бросать, а если этой ночью ее не вызволить, то больше можно не увидеть".
Проверив наличие болтов и потрогав для успокоения нож, Тимка двинулся дальше по берегу. Молодость не сомневается и не боится — она еще не знает, что такое смерть. Молодость идет вперед напролом, движимая своими мечтами и идеями... Разными мечтами и идеями. Некоторые не стоят ни гроша, некоторые несут разрушение и смерть, но некоторые содержат в себе такую чистоту и такое самопожертвование, что сверкают перед потомками звездами первой величины среди остальной серости бытия и дают им желание жить, подобно тому как капли живительной влаги спасают путника в пустыне. И не столь важно, куда эти капли упадут и что на них вырастет... Главное, чтобы они были время от времени, орошая род человеческий.
