Евгений Сапронов - Черный сокол
- Что там происходит? - спросил Горчаков у воина, который только что пустил стрелу и, прислонившись к бревенчатой стене, доставал следующую.
- Наших бьют! - коротко ответил ратник.
Олег обошел воина и выглянул в бойницу.
"Тумен-то, видно, смешанный, - подумал он, отстраняясь от амбразуры, - нашлись в нем и те, кто умеет на копьях и мечах биться".
На этом направлении действовали четыре полка. Ударная группа, вышедшая из Чешьковых ворот и пятьсот воинов, покинувших Кремль, через Боровицкие ворота. Они подожгли батареи напротив короткого участка стены, а потом спустились к Москве-реке. Вернуться к Боровицкой башне воины уже не смогли, потому что монголы отрезали полку путь к отступлению, так же, как и ударной группе. Теперь остатки четырех полков дрались почти прижатые к стене, между Чешьковыми воротами и углом, у которого стоял Горчаков.
"Интересно, - подумал Олег, - где сейчас Владимир со своим воеводой, и почему никто не руководит боем? Ладно, потом разберемся. Сейчас своих надо выручать".
Горчаков решил атаковать неприятеля силами своего полка, поведя его по руслу Неглинной, чтобы без помех выскочить на простор Москвы-реки. Затея удалась. Пять сотен всадников вылетели из-за угла стены и развернулись в лаву. Олег увидел сквозь щель забрала, как заметались враги, а спустя секунду уже вертелся между чужими конниками, размахивая мечем. От неожиданного удара во фланг, враги пришли в замешательство, а окруженные наоборот взбодрились и стали теснить неприятеля.
Горчаков отбил в сторону лезвие длинной сабли и, выверну кисть, рубанул супостата поперек физиономии. Железная пластина, защищавшая нос, выдержала удар, но оглушенный враг на время потерял ориентацию. Олег добавил ему от души по уху наотмашь. По бокам шлема свисали круглые железные пластины, крупные, как блюдца и, похоже, одна из них спасла жизнь вражескому воину. Но удар был такой силы, что наушник погнулся, а противник кувыркнулся набок с седла. Только сапог в воздухе мелькнул. Тут Горчаков заметил среди окруженных ратников Владимира Юрьевича. "Так вот почему никто боем не командует!" - раздраженно подумал Олег. И в этот момент что-то произошло - враги дрогнули и начали отступать. "Подействовало!" - едва не завопил от радости Горчаков. Это был ход из разряда: "пан или пропал", но он сработал. "Ну хоть в чем-то повезло! - торжествовал Олег. - Не только с девственницами чудеса случаются!". Он когда-то читал, что в одном из сражений Столетней Войны англичане увидев, как им в тыл заходит какой-то отряд, решили, что воины Жанны Д,Арк их окружают. А позже выяснилось, что это к англичанам шло подкрепление, и драпанули они от своих! Горчаков точно просчитал действия противника. Монголы обязательно должны были выслать часть сил за фуражом. И они отправили один свой тумен в сторону Твери. Олег и о направлении догадался. Ну не стали бы враги разорять местность, по которой вскоре им придется наступать. И леса вдоль владимирской дороги монголы не стали бы сейчас обшаривать. Горчаков хотел сначала всю армию в Москве оставить, а потом передумал. После того, как выделили три ударные группы по полторы тысячи воинов, Олег предложил всех остальных, кроме московского полка посадить на коней, которых сейчас было по три на каждого и укрыть в лесу у дороги на Владимир. Отряд получился не таким уж и большим. Он состоял из трехсот девяносто четырех дружинников, пяти тысяч четыреста шестидесяти трех гридней из суздальских городовых полков и семисот семидесяти одного новгородца. Чисто как боевая единица такой отряд исхода битвы не решит. Но панику при удаче создать сможет. Тем более что придет он со стороны Владимира. А кто может оттуда прийти? Великий князь владимирский, надо полагать. Этот отряд, кстати, под его стягом и шел, потому как возглавляли его Всеволод Юрьевич и Еремей Глебович.
- В общем, повезло нам сегодня, - подытожил Олег, - а что будет завтра - посмотрим!
Субэдэй расположился позади одного из своих туменов. Большую юрту полководца обтянутую отбеленным войлоком окружали кольцом два десятка грязновато серых юрт поменьше. В них размещались две сотни его телохранителей - тургаудов. Прославленный полководец, никогда не боявшийся смерти в бою, на склоне лет начал ценить свою жизнь. Он хотел наслаждаться каждым отпущенным ему днем и не желал, чтобы вражеский меч или стрела отправили его к предкам раньше срока. Позади белой походной юрты, в которой Субэдэй принимал своих тысячников, а иногда и гостей, выстроился полукругом его личный обоз. Среди телег с походным имуществом стояла повозка, некогда принадлежавшая знатному китайскому князю. Со всех сторон она была обшита толстыми листами стали и имела узкие, закрывавшиеся изнутри бойницы для стрельбы из лука. Осторожный и недоверчивый Субэдэй большинство ночей проводил в этой повозке. Рядом с китайским броневиком стояла неразборная юрта на колесной платформе. В ней содержались походные наложницы полководца. Когда-то в Китае Субэдэй услышал, что юные любовницы отодвигают старость и хотел использовать эту возможность. Тем более что Тэмуджину, как Субэдэй называл Священного Воителя про себя, юные девы, коих у него перебывало без счета, вроде бы помогли пережить многих своих соратников.
Юрта полководца стояла напротив, выходивших на реку, городских ворот. Влево и вправо от нее, дальше вдоль берега стояли юрты тысячников и их личные обозы. С некоторых пор тысячники пользовались в походах такими же привилегиями, какими обладали знатные монгольские нойоны во времена юности Потрясателя Вселенной. Сотники и уж тем более десятники никакими привилегиями не пользовались. Они, как и все их воины спали под открытым небом на толстом пастельном войлоке.
Субэдэй не любил торчать на виду у всех или разъезжать по лагерю, лично вникая во все вопросы.
- Зачем тогда мне сотники и тысячники? - говорил он. - За что мне кормить бездельников если я все буду делать сам? Тем, кто не может содержать в порядке свою сотню или тысячу нечего делать в войске. Неспособные пусть убираются к демонам - мангусам.
Когда армия обложила город, Субэдэй удалился в свою юрту. Сидя на толстых простеганных войлоках он рассматривал чертеж земель урусутов, давно уже нарисованный, служившими моголам купцами. На чертеже было проставлено расстояние между главными городами.
- Через пять дней мы возьмем Мушкаф, - рассуждал монгольский полководец, водя толстым грязным пальцем по карте. - Ух!
Субэдэй отвлекся от стратегического планирования, задрал штанину и почесал место, куда его только что укусила одна из блох, которых было полно в юртовых войлоках.
- Субэдэй-багатур, - приподняв дверной полог, в юрту заглянул часовой, - гонец от темника Ушидай-Байху, - сообщил он.
- Пусть войдет, - кивнул полководец, опуская штанину.
Вошедший пожилой монгол, едва переступив порог, сдернул с головы малахай, бухнулся на колени и уткнулся лбом в покрытый жирными пятнами войлок.
- Сядь и говори, - проворчал Субэдэй.
Гонец уселся на пятки у входа и доложил:
- Темник Ушидай-Байху, извещает тебя Субэдэй-багатур, - начал монгол, - что его тумену попадаются только угли на месте домов. Он спрашивает, как долго ему идти по этой дороге и когда повернуть назад, если и дальше не будет ни жилья, ни людей, ни припасов.
"Проклятые урусуты! - едва не выкрикнул Субэдэй в ярости. - Я столько сил потратил, высчитывая, дни пути, запасы зерна и сена, что заготовили на зиму здешние харачу. А где они теперь? Их нет! Сгорели!".
Чаурхан-Субэдэй сжал кулаки и громко засопел, беря себя в руки.
- Передай Ушидаю, что он должен сделать два полных дневных перехода, - хриплым голосом ответил он гонцу, - и если не найдет припасов, пусть тогда возвращается сюда.
В этот момент снаружи донесся шум. Субэдэй встрепенулся и вскочил на ноги. Опытный полководец не мог ошибиться. "Урусуты устроили вылазку" - подумал он.
- А ты что сидишь? - рявкнул Субэдэй на гонца. - Скачи и передай мой приказ Ушидаю. Пошел прочь!
Монгол вскочил, как ошпаренный. Пятясь и бормоча извинения, он выбрался наружу. По монгольским обычаям, повернуться задом к знатному хозяину юрты означало нанести ему смертное оскорбление. Субэдэй вышел следом. Его тургауды были уже в седлах и смыкали железное кольцо вокруг штабной юрты. Полководец взобрался на своего любимого саврасого жеребца и стал смотреть на бой, разворачивавшийся под стенами города. Субэдэй увидел, как небольшой отряд урусутов в полторы - две тысячи вылетел из ворот крепости и, сметая всех на своем пути, помчался прямо на него. Полководец подобрал поводья, готовясь спасаться бегством, на враги до него не добрались. На середине широкой реки они осадили коней и разделились на три отряда. Один из них, состоявший из воинов, вооруженных длинными копьями галопом рванулся вверх по реке. Воины пронзали копьями всех, кто попадался им на пути. Второй отряд поскакал вниз по течению, рубя мечами и саблями не успевших убраться с дороги монголов. Воины тумена порскнули в разные стороны, как стая воробьев, в середину которой прыгнула кошка. Русские еще какое-то время гнали противника по льду, рубили и кололи отставших, а потом были вынуждены остановиться. Их было слишком мало и пока они мчались посередине реки за одними монголами, другие разворачивали коней и обходили ратников с флангов. Оказавшиеся справа и слева от русских отрядов враги принялись осыпать их стрелами.