Михаил Маришин - Дизель решает всё
Это обстоятельство не дало Берии с Чаромским покуситься на Запорожский и Рыбинский заводы, где продолжали строить М-22 и М-17.
В автотракторной сфере, куда можно отнести и танкостроение, с производителями шасси, подчиняющимися своему ГУ, у нас сложилась полная гармония и взаимопонимание. ЗИЛ был единственным крупным поставщиком моторов и не только ставил их на свои грузовики, но и отправлял в Ярославль. Так как наши «лишние» «100-2» дизеля стали повсюду ставить стационарно, а также на небольшие суда, высвободилось, производство на заводе «Возрождение» в городе Марксштадт. Ранее завод выпускал для этих нужд гораздо менее мощные дизели конструкции Якова Васильевича Мамина. Причем, несмотря на небольшие объемы выпуска, уверенно держал первенство по качеству среди предприятий «Союздизеля», строя свои моторы прямо-таки с прецезионной точностью, чему способствовало соответствующее оборудование. А также, возможно, менталитет части рабочих. Я, если честно, устроил Берии настоящую истерику, когда узнал, что часть нашего производства передается в какой-то… штадт какому-то Нихельману. Лаврентий Павлович дождался, когда я выговорюсь, и спокойно ответил, что город находится в автономной области немцев Поволжья и повода для беспокойства за секретность нет. Теперь, переименовав в «Коммунист», завод передали в структуру ГУ БД, а Берия, лично объездивший все моторостроительные заводы СССР, решил полностью перепрофилировать его на выпуск топливной аппаратуры.
Здесь же, на «Коммунисте», должны были выпускаться и «пускачи», созданием которых наше КБ занималось со второй половины декабря 1931 года. Делать их «вне очереди» меня заставил поток рекламаций, хлынувший на ЗИЛ с началом холодов. Жалобы были одни и те же — уже при температуре минус пять градусов ЗИЛ-5 было крайне трудно завести. Для запуска требовалось крутить мотор стартером достаточно энергично и долго, чтобы компрессор создал необходимое для продувки цилиндра давление и температуру воздуха. Но на морозе масло густело, аккумулятор быстро садился и грузовик «умирал». Этот недостаток выявился так же внезапно, как и проблема фильтров, только потому, что прошлой зимой наши опытные машины практически всегда «ночевали» в теплом гараже и заводить их на морозе из холодного состояния просто не доводилось.
Пришлось в авральном порядке переделывать систему запуска полностью. Теперь она состояла из однорежимного одноцилиндрового пускового двигателя, представлявшего собой сильно упрощенную половинку от планировавшегося ранее мотора с диаметром цилиндра 70 миллиметров. Собственного компрессора на пускач не ставили, продували из отдельного баллона, который, в свою очередь, заряжали от установленного на основной двигатель дополнительного поршневого компрессора. Теперь, чтобы запустить мотор ЗИЛ-5 зимой, надо было включить подогреватель, установленный под картером мотора, открыть клапан баллона и сильно потянуть за вытяжной шнур пускового движка, рукоятка которого находилась на полу кабины, справа от водителя. При этом сжатый воздух, проходя через радиатор в подогревателе, набирал температуру, после чего в него впрыскивался керосин, и эта смесь шла как в пускач, так и на запуск основного движка. На отработку этой системы у нас ушел всего месяц, а проведенные в середине января испытания полностью подтвердили ее работоспособность.
Возвращаясь к теме моторных заводов, остается упомянуть только ленинградский «Большевик», вернее выделившийся из него завод № 174 имени Ворошилова. Ранее там выпускали моторы М-5, но было принято решение о перепрофилировании моторного производства в танковое, на заводе стали делать Т-26. Так как собственный двигатель к нему доводить не стали, а воспользовались моторами ЗИЛа, то незадействованные мощности в качестве ответного жеста отдали нам под 130-ю наземную серию. Эти движки предполагались, в первую очередь, на танк Т-28 завода «Красный путиловец», проявили интерес и моряки. Беда была в том, что танкостроители никак не могли определиться, какой именно мотор им нужен, так как изначально на Т-28 хотели ставить М-5 в 400 лошадиных сил, а наш оппозит выдавал всего 265. Удваивать мотор мне категорически не хотелось, так как это заметно задержало бы развертывание серийного производства из-за необходимости разработки нового компрессора, а также заметно, по опыту ЗИЛа, на порядок снижало его объемы.
Это обстоятельство и вынудило меня выехать в командировку в Ленинград. Точнее, Берия, рассудив, что договориться нам гораздо проще напрямую, чем через товарища Орджоникидзе, просто мне приказал.
Эпизод 5Едва только 23 января начало светать, дежурная машина нашего завода доставила меня с Женей Акимовым, наработавшим хорошие связи в Северной столице, на центральный аэродром. Дело в том, что Лаврентий Павлович, отправляя меня в Ленинград, посоветовал лететь самолетом, как раз подворачивалась оказия.
— Заодно и дизель-мотор в полете оценишь, — лукаво улыбнувшись, добавил наш «главком».
Народу на летном поле было необычайно много, но весь он кучковался около какой-то авиетки. Причем там были и фотографы, сумерки изредка озарялись магниевыми вспышками. На всем остальном обозримом пространстве ни самолетов, готовых куда-либо лететь, ни людей не наблюдалось. У меня начали появляться подозрения, что я опоздал на свой «рейс», потому, поймав первого попавшегося человека, просто спросил:
— Товарищ, а самолет на Ленинград, что, уже улетел?
— Как улетел? Вон он стоит! — махнул техник рукой в сторону авиетки. — До вылета еще митинг будет. Не раньше чем через полчаса стартует.
Не веря своим ушам, я подошел к толпе и спросил еще раз, верно ли это мой самолет. На что сразу же получил встречный вопрос:
— А вы, собственно, кто?
— Любимов, Семен Петрович — растерявшись, ответил я, — конструктор дизелей.
— Товарищи!!! Все в сборе! Можно начинать!
Пока я пытался сообразить, что происходит, в кабину самолета, через боковую дверь залез летчик и, с помощью подъехавшего аэродромного стартера на Форд-АА, запустил мотор. Одновременно, используя небольшую приступочку для посадки в самолет как трибуну, к собравшимся обратился довольно молодой человек, радость которого прямо-таки лучилась на окружающих.
— Товарищи! Сегодня у нас знаменательный день! Мы отправляем в первый междугородний полет наш новый «исполкомовский самолет», «летающий Форд» — АИР-5. Этот аэроплан целиком создан энтузиастами завода имени Менжинского при поддержке ОСОАВИАХИМА в свободное от работы время. Наши товарищи приложили все усилия, чтобы выполнить задание партии и дать нашему воздушному флоту нужные машины. Я, как конструктор, хочу выразить особую признательность товарищу Чаромскому и присутствующему здесь, товарищу Любимову за мощный и экономичный авиационный дизель-мотор, благодаря которому АИР-5 может восемь часов держаться в воздухе и покрыть расстояние в тысячу шестьсот километров! Таким образом, он может совершить полет в Ленинград и обратно без дозаправки. Мотор АИР-5 использует в качестве топлива керосин, и его всегда можно будет заправить в любом уголке нашей страны. Это будет настоящий самолет-труженик, самолет, который обеспечит чуткое руководство со стороны партии большевиков по всему СССР. Надежность же его такова, что оба конструктора и самолета, и двигателя, я и товарищ Любимов, без сомнения совершат этот показательный перелет. Да здравствует наша партия большевиков, строящая могучую авиацию! Да здравствует наш воздушный флот! Да здравствуют наши советские люди! Ура!
Приплыли. Ну Лаврентий, поросенок этакий, я тебе это еще припомню! Хорошо хоть, наученный горьким опытом, оделся потеплее. Плевать на то, как буду в тулупе и валенках в Питере выглядеть, главное туда долететь. Если бы знал, на каком аппарате меня отправят, так еще бы ружье с собой прихватил, мало ли где грохнуться случится. И ведь отказаться, не потеряв лицо, нельзя! Полет показательный! Отведай, мол, из моего кубка!
Пока выступали энтузиасты, представители ОСОАВИАХИМА, я про себя молился, чтобы у этой авиетки прямо сейчас крылья отвалились. Просить, чтобы мотор вышел из строя, было чревато. К сожалению, пока все не выговорились, чуда не произошло, а меня дернул за рукав Акимов.
— Товарищ Любимов! Надо бы что-то от нас сказать!
— А что тут скажешь, Женя? — и, нечаянно попав в паузу, когда все вдруг замолчали, обреченно подвел итог: — Поехали!
Пока забирались в самолет, познакомился с летчиком Пионтковским. Вроде мужик основательный, будем надеяться, не подведет. А вот с авиаконструктором Яковлевым я умудрился с ходу повздорить, наотрез отказавшись лететь на заднем сидение этого «воздушного Форда», откуда в случае чего не выберешься. Тем более, что никаких парашютов предусмотрено не было. Резоны, что впереди устроено дублирующее управление, что сзади удобнее, не могли сдвинуть меня с моей позиции. Александру Сергеевичу пришлось смириться.
