Дмитрий Дюков - «Рядом с троном – рядом со смертью»
– Это очень хорошо, что у брата Фёдора дитё народится, но ты-то чего рад?
– Ежели, даст Бог, счастливо царица разродится – на Москве великий праздник учинят. Слыхивал яз, уж несколько раз не могла супруга царя Фёдора Ивановича дитё доносить, скидывала до срока мёртвого. Так что молит великий государь о даровании наследника ежедневно и еженощно уже много лет. Оттого нам двойная корысть может приключиться. И челобитье какое сотворить уместно – не откажет великий государь в таковой праздник, да и угорские свои мы с выгодой распродадим. Бояре по праздникам царю золотые дарят, кто более на блюде принесёт, тот значит честнее служит. По праздникам сильно монета златая дорожает. Так что будем молить, дабы даровал Господь ребенка живого царствующей чете, оттого не менее чем вдвое против обычного цена на угорские вырастет, – подробно объяснил обстановку Ждан.
– Надо ходатайство в Москву слать, чтоб разрешили приезд, – терзали меня сомнения, что на праздник меня пригласят.
– Яз всё обдумал. Цари всея Руси завсегда чад своих кровных в Троице-Сергиевой обители крестят. Вот бы нам до того монастыря заранее съездить, на богомолье. Ежель царица ладно от бремени разрешится, там и дождёмся с поздравлениями, ну а, не дай бог, беда какая – тихонько в Углич вернёмся.
– Что ж, мой мудрый дядька, ты не глупо всё придумал. Давай-ка собираться к концу мая в поход по святым местам, дело-то богоугодное, – на память мне пришли просьбы бежичан и совет игумена из Городецка.
Глава 34
За неделю до нашего отъезда в Троице-Сергиев монастырь в Угличе появился специалист по постройке плотин Карпуня. Показывая ему фронт предстоящих работ, я поинтересовался его фамилией.
– Нет у меня родового прозвания, отца моего Еремей прозвищем Шибай кликали, – пожал плечами ярославский специалист.
– Шибаев, значит, станешь зваться, – сообщил я ему новость.
Вообще отсутствие у большинства простого народа фамилий здорово затрудняло поиск нужного человека, это стоило исправлять хотя бы в своём уделе. Масштабность работ новонаречённый строитель-гидротехник оценил. Перекрыть плотиной средних размеров Селиванов ручей было хлопотно, но несложно, а вот постройка отводного канала от реки Корожечны и устройство водобойных колёс на нём оказалось задачей повышенной сложности. Договорились мы с мастером о том, что он и его люди возьмут на себя технические и руководящие функции, а черновые работы будут выполнять местные жители, за подённую плату от князя.
– Кажный год так черносошным платить, они и хлеб выращивать бросят, – бурчал недовольный Тучков.
Уже выезжая из Углича, заметил очередное сборище местных жителей у губной избы. Любопытство победило, и я подъехал узнать, в чём дело.
– Скотскую погубительницу народ споймал, корешками соседский скот травила, – сообщил мне причины столпотворения Муранов.
– Эт каким же образом изловили-то? – предыстория суда меня заинтересовала.
– Коровы начали у крестьян дохнуть, вот они и стали следить за всеми бабами, чтоб узреть, кто колдовать начнёт. Вот эту поймали, когда в лесу ядовитые корешки собирала, её, вестимо, сразу сюда, на княжий суд, – разъяснил мне все нюансы следствия губной староста.
– Точно эта крестьянка скотину губила? – доказательства мне убедительными не казались.
– Ну а кто ж ещё? Иначе для чего куст, токмо на отраву годный, собирать? – удивился Иван, ему для вынесения приговора данных явно хватало.
– Баба что говорит? – продолжал я его допытывать.
– Да что всегда в таковых делах сказывают, то и она молвит. Мол, никого не травила, ничего не ведаю, корешки для свово дела собираю. Можно попытать сию жёнку, если велишь, токмо дело тут верное, кнутом её бить, да искомое на ней взять, и дело с концом. – Для нашего главного правоохранителя происходящее казалось вполне рутинным делом.
Проехав через расступившуюся перед конём кучку людей, я задал вопрос крепко избитой женщине:
– Для какой нужды тебе те корни понадобились? Отвечай прямо и толково, недосуг с тобой возиться.
– Собираю бружмель яз давно, ещё бабка моя ягодами сего куста паршу лечила. Мамка как-то кору истолкла да из неё камедь сварила, яз же сей смолкой мужу сети натираю, они от того воды берут меньше. Рыбарь мой мужик, в его деле от того подспорье выходит. – Ответ рыбачки, на мой взгляд, выглядел довольно искренне.
Однако точно всё показать мог только эксперимент, и я послал людей к дому обвинённой в отравлениях женщины для сбора корешков и изготовленной из них камеди. Ждан пробовал протестовать, мол, тратим время на ерунду, да и возвращаться плохая примета, но мне уже стало до крайности интересно.
Вернувшиеся через пару часов дворяне привезли в мои палаты образцы растения, его коры и полученной вываркой смолы. Покрутив в руках красно-бурый, достаточно мягкий и упругий сгусток затвердевшего древесного сока, я отправился на кухню для проверки сведений о благотворном влиянии этой субстанции на пеньковые веревки. Действительно, в кипящей воде смола размягчилась до состояния вара и стала легко втираться дощечкой в волокна каната и куска холста. По прошествии изрядного времени, остыв, пропитанные материалы стали липки на ощупь и крайне мало влагопроницаемы. Тут в моей голове сверкнула искра понимания, и ближайший слуга отправился к пушкарям за серой. Брошенные в закрытый котелок куски камеди и куски грязноватой серы достаточно быстро под действием жара превратились в рыхлые комки резины, правда, крайне плохого качества. Полученный продукт вулканизации вышел весьма некрепок и рассыпчат, но всё равно он пробудил во мне значительные надежды. Согласно моему постановлению, обвинённую женщину оправдали. Ей поручили взять руководство группой выкупленных полонянок и отправляться на сбор необходимой коры. Уж чего-чего, а найти применение резине в этом месте и времени выходило проще некуда.
Повторный отъезд к дому Живоначальной Троицы совершали с самого рассвета. Растирая заспанные глаза, я следил, как Ждан руководит приторачиванием пары плотных опечатанных мешков к заводной лошади.
– Что в сумахто? – вроде золота имелось не так много, около трети пуда, и все монеты распихали по тайным ухоронкам под одеждой казначея и наших охранников.
– На полоняников бумаги, для показа боярину в Холопьем приказе, – разъяснил смысл перевозки документов Тучков. – Без того докладу и меток на грамоты наложенных они по судебнику ни во что ставятся.
– Дядька, тебе мало одного городового стрелецкого приказа? Ты хочешь, чтоб на Углич еще полк-другой стрелков перевели, харчеваться да снаряжаться с княжьей казны? Оставь-ка ты грамотки дома.
– Дык ежель побегут полоняники выкупленные, как возвращать станем? – озадачился удельный финансист.
– Лаской обходиться надо, никто не сбежит тогда, – парировал я замечание. – Вон, уж душ сорок истинное святое крещение приняли. А если припрёт – задним числом бумаги те в приказе заверить можно?
– Смотря какой дьяк у стола сидеть будет, да какую мзду посулишь, – прикинул варианты такого развития событий Ждан.
– Тогда именно так и поступим. Сгружай мешки, – отдал я команду конюхам.
У стен Троице-Сергиева монастыря мы оказались через день, уже в темноте. В отличие от прошлогодней встречи встречали нас чернецы. Нам не предложили не то что отужинать, а даже воды не поднесли.
На моё изумление от столь неприветливой встречи ответил молодой монашек.
– Ко всенощной уже отзвонили, устав пить и вкушать не велит.
Ждан попробовал качать права, напоминая, что негоже так обходиться с князем крови Рюрика и святого Владимира, на что тот же инок, покачав головой, ответствовал:
– Гнев княжий страшен, а Божий ещё страшнее!
Настоятель и вся верховная соборная братия встретились с нами после утренней литургии. Беседа явно не задавалась. Старцы интересовались, что привело нас к дому Живоначальной Троицы.
– День Святой Троицы желаем в её обители отбыть, – за меня ответил Ждан.
– Похвально, – согласился архимандрит Киприан. – Слышал яз о княжиче Димитрии, будто помог он многим душам заблудшим обрести истинную веру, сие также весьма достохвально.
Праздник наступал только через пять дней, и всё время до него предполагалось провести в редком для меня смирении. Но уже утром второго дня после приезда в монастырь примчался гонец, сообщивший о рождении у царицы Ирины Фёдоровны дочери, тут же по всей обители зазвенел праздничный перезвон. Тучков потирал руки и давал распоряжения по поводу того, куда отвезти золото.
Следующим после получения радостной вести днём праздновали именины царя Фёдора Ивановича, после завершения торжеств у меня состоялась приватная беседа с настоятелем Киприаном Балахонцем и старцем Варсонофием.
Помимо прочего коснулся я и темы наследства.
– Слыхивал яз, будто отец в удел младшему сыну иные города назначал, окромя Углича.
